Ванда Лоредан, бывшая Демесси, проскрипела, словно проржавевший флюгер:

– И какой же вывод?

– Никакого.

– Как же так! – взвизгнула она. И стукнула каблуком по ковру, отчего платье опять полезло вверх, приоткрыв колени, а она и не думала поправлять его, дабы я мог насладиться этим зрелищем и воспылал желанием, вроде Демесси.– Как же так! Будьте же наконец откровенны. Вы все еще подозреваете меня!

– Не будьте идиоткой.

Она разгневалась.

– Вот именно, я не идиотка и хочу, чтобы у нас была полная ясность. Вас уже передернуло, когда речь зашла о моем двоемужестве. Досадно, не правда ли? Как подумаешь, что месье Демесси, такой симпатичный, которого вполне можно понять и простить, так вот этот самый месье Демесси не пошел на двоеженство, а эта преступила закон… Хорошо. Почему вы не спрашиваете, какие тайные причины толкнули меня десять лет назад обманным путем заполучить французское гражданство?

– Вот именно. Тайные причины явно фиктивного брака.

– Может, я искала зацепку, чтобы меня не выслали. А может, я совершила преступление, да не одно, у себя на родине…

– Не будьте идиоткой,– повторил я.

Надоела мне ее глупая болтовня, а она не только языком молола, но еще и ногами двигала в такт своим дурацким словам, отчего платье ее задиралось все выше и выше…

– Мне хотелось остаться во Франции, оградив себя от неприятных случайностей, которые часто преследуют иностранцев, вот и все. У меня было немного денег… что позволило мне расплатиться со своим партнером… Я полагала, что это выгодное капиталовложение. А если бы понадобилось работать… Кстати, я и работала. И вот два года назад встретила Габриеля Лоредана и вышла за него замуж. Я боялась, как бы фиктивный брак не испортил все дело. Мне кажется, это производит скверное впечатление. Я промолчала и решила попытать счастья. Все сошло благополучно. Ну вот. Вы удовлетворены?

– Послушайте,– с досадой сказал я.– Ведь я ни о чем вас не спрашиваю, а вы разошлись на всю катушку. И уж если вам так хочется начать все сначала, то я тоже начну. Револьвер.

– Револьвер?

– Да, револьвер…

Я стал считать на пальцах:

– Первое: таинственные причины, толкнувшие вас на получение французского гражданства. Второе: двоемужество. Третье: хранение оружия. Это что, в обычаях тех, кто живет на площади Бретёй,– держать у себя револьвер? Разве мало им пушек Дома инвалидов, которые находятся у них под боком?

– Это не мой. Это револьвер мужа.

– Какая разница? Разве профессия месье Лоредана позволяет ему иметь револьверы?

– Не знаю, но у него они есть.

– Чем он занимается?

– О! Какое вам до этого дело? Мой муж не имеет к преступлению ни малейшего отношения. И я тоже. Я изо всех сил пытаюсь втолковать вам это.

– А он, случаем, не судовладелец? Я не имею в виду ничего особенного. Но думается, я его видел недавно на борту баржи.

– Вот это да! Что вы хотите еще от меня узнать? Мне кажется, вы достаточно осведомленный человек.

– Послушайте, Ванда. Чего вы так разошлись? А как, вы думаете, я добрался до вас? Пришлось всюду рыскать, вынюхивать, порой мне помогала чистая случайность.

– Это верно,– сказала она, смягчившись.– Нет, он не судовладелец, он занимается импортом-экспортом. Хотя у него действительно есть небольшая флотилия, не знаю в точности, так ли это называется.

– Я тоже не знаю, но это неважно…

Про себя я очень удивился одному из ответов молодой женщины. И одна из моих собственных реплик, по зрелом размышлении, показалась мне непреднамеренно исполненной скрытого смысла. На старости лет придется, видно, удариться в психоанализ или стать ясновидящей с бородкой, чалмой и роскошным декольте.

– Покажите мне этот револьвер, Ванда,– сказал я.

– Зачем?

– Хочу проверить, подходит он к моему затылку или нет.

– К затылку! А что там у вас в затылке? Задние мысли? По-прежнему задние мысли!

– Возможно! И уж во всяком случае, поможет их развеять отнюдь не отказ показать мне эту пушку.

– Послушайте,– простонала она.– Мало что ли выпало испытаний на мою долю в последние дни? Недели? И эти два месяца? С тех пор, как я встретила Демесси? Сжальтесь хоть немного. Я уже на пределе…

Она встала.

– Я принесу вам револьвер. Но потом умоляю вас! Уходите! Уходите!

Она вышла из комнаты и вернулась с крупнокалиберным револьвером, держа его в своей маленькой ручке. Я схватил эту штуковину, похожую на портативную пушку; такую модель – по всей видимости, иностранного производства – я видел впервые, и ею, судя по всему, никогда еще не пользовались, а весила она будь здоров.

– Этим свободно можно размозжить голову самому несговорчивому избирателю. Стоит только вспомнить черепушку Демесси: ничего удивительного, если по ней пришелся удар такой массы. Разумеется, после рукоятку могли почистить. Если только это действительно тот самый револьвер. – Удививший меня ответ был таков: «Не знаю (обусловлено ли наличие револьвера профессией мужа), но у него они есть…» – Могу я взглянуть на остальные? Сколько их?

– Три,– удивившись, хмуро сказала она.– Но вы можете осмотреть их все. Я брала лишь один, этот или какой другой, но не пользовалась.

– Поэтому я не стану их осматривать. Но раз уж месье Лоредан имеет три револьвера, хотя руки у него только две, а у меня нет оружия, хотя моя профессия позволяет его иметь, я возьму с собой этот. На всякий случай, от греха подальше, а то рыщут тут всякие североафриканцы.

И я спрятал револьвер, который сразу сильно оттянул карман моего пальто.

– Вы не смеете… – возмутилась она.

– Такова цена моего молчания.

Она не настаивала, сразу смирившись. Только просвистела:

– Уходите!

Служанке звонить она не стала, решив проводить меня вместо нее. Внезапно она схватила меня за руку. Глаза ее блестели, словно она только что сделала какое-то открытие.

– Не знаю, зачем я из сил выбивалась, доказывая вам свою невиновность,– сказала она.– Самое лучшее тому доказательство – пресса. Нигде ни слова нет о Демесси. Тела так и не нашли. Потому что убийцы наверняка убрали его. Если бы Демесси убила я, неужели вы думаете, что я стала бы возвращаться на улицу Паен, чтобы убрать тело, или вы полагаете, кто-то мог сделать это для меня?

– Справедливо,– согласился я.

Можно было бы возражать, приводить какие-то доводы, словом, из кожи вон лезть. Я же предпочел сказать: «Справедливо». Не она, конечно, прикончила закомплексованного чернорабочего, если принять во внимание хотя бы нож, который завершил дело дубинки. Да и рассказ ее, безусловно, был правдив. Ее протесты звучали искренне.

Она тихонько рассмеялась.

– До чего же я глупа! Эта мысль только сейчас пришла мне в голову.

Несмотря на двусмысленность этой фразы, я понял, что она хотела сказать. Задним умом мы все крепки, не так ли? Ну, или примерно так. Ба! Не одна она не может сразу разобраться, что к чему. Куда более сведущим людям не всегда удается вовремя сделать это.

– Так что…

Она перестала смеяться и протянула руку.

– Отдайте револьвер. Не нуждаюсь я в вашем молчании.

– Черта с два,– сказал я.– Виновны вы или нет, неважно, но то, что я расскажу Габриелю Лоредану в том случае, если вы заставите меня просить у него аудиенции, вряд ли ему понравится. А Габриель не слишком покладистый, а? И если уж начнет… Это человек властный, лучше не раздражать его, правда?

Она вытаращила глаза.

– О, так вы его знаете! Вы не сказали мне, что знакомы с ним!

Я молча улыбнулся. Говорю вам, ясновидящая. То есть… точнее сказать: факир, дабы избежать возможного недоразумения.

Пока лифт с урчанием устремлялся вниз, к первому этажу, множество мыслей теснились у меня в голове. Я чувствовал, как она давит мне на плечи, не уступая в тяжести той игрушке, что оттягивала карман моего пальто, можно было даже подумать, будто ее только что приласкали этой самой игрушкой.

Глава XIII

Когда я сел в свою «дюга», мои часы, а также часы на бортовом щитке показывали восемнадцать часов. Я направился к себе в контору. Прибыл я туда вместе с Элен, вернувшейся после беготни по ювелирам, владельцам ювелирных лавок, членам Палаты ювелирных профсоюзов и так далее в поисках художника, который, возможно, изготовил роскошный футлярчик для духов, принадлежавший Ванде Лоредан. Закончив свои походы, а вместе с тем и свой рабочий день, моя секретарша зашла в контору сменить туфли на низких каблуках, которые она надевала, чтобы вести расследование, на обычные лодочки, более симпатичные.