В десять утра Н. Е. Чуваков доложил генералу Черняховскому, что его приказ выполнен. 226-я стрелковая Глуховско-Киевская Краснознаменная дивизия не только вернула утраченные позиции, но и значительно расширила захваченный плацдарм. Мост через Горынь действует: взорванный пролет восстановлен саперами.
Пока происходили описываемые события, штаб корпуса развернул работу по подготовке предстоящего наступления. В связи с тем что изменялось направление главного удара (об обстоятельствах, заставивших комкора сделать это, уже рассказывалось выше), предстояло не только все рассчитать, перепланировать заново, но и проделать еще массу дополнительной работы. К району Мокра Воля, в частности, нужно было перегруппировать большое количество войск и особенно артиллерии, инженерных средств, перенацелить транспорт, подвоз боеприпасов, завершить большой объем дорожных работ. Задача это нелегкая, и выполнить ее в ходе боевых действий очень сложно.
В течение почти двух суток штаб корпуса, все отделы и службы не имели ни минуты отдыха. Для разработки проекта боевого приказа, плановой таблицы боя, схемы огней артиллерии по периодам артнаступления и плана контроля за выполнением решения комкора мы выделили специальную группу во главе с Василием Семеновичем Новиковым, работавшим, кстати, у нас последние дни, так как вскоре он ушел на повышение. В группу вошли операторы Андриевский и Федоров, представители танковых армий и 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, а также начальник штаба артиллерии корпуса майор С. П. Михайлов, начальник отдела связи подполковник A. Ф. Шацкий и начальник штаба тыла подполковник B. И. Бочкарев. Им отвели специальную комнату, куда никому, кроме комкора, меня и В. А. Квашневского, входить не разрешалось.
Особое внимание при планировании было обращено на обеспечение войск в связи с распутицей: передвижение артиллерии, подвоз боеприпасов, питания, эвакуацию раненых и организацию связи. По предложению Алексея Федоровича Шацкого связь была организована многоканальная — по линии основных КП и отдельно по линии НП, что обеспечивало ее бесперебойность на весь период прорыва. С вводом в сражение танковых армий планировалось перейти на осевое направление связи с подачей шлейфов от штадивов. Основной упор при этом был сделан на сочетание работы проводных и радиосредств связи.
При планировании пришлось пересматривать и построение боевых порядков дивизий. Дело в том, что по распоряжению генерала Черняховского, поскольку мы находились на острие главного удара армии (командарм учел здесь и просьбу Н. Е. Чувакова), фронт, занимаемый нами, был значительно сужен. 8-я стрелковая дивизия сдала часть участка обороны в 12 километров соседу справа — 28-му корпусу, а 351-я свои 14 километров — правофланговому полку 280-й дивизии 18-го гвардейского стрелкового корпуса. Таким образом, у нас остался участок фронта шириной всего 27 километров. В связи с этим высвободившаяся 351-я дивизия к утру 3 марта была выведена в район Ляховцы для использования ее в центре боевого порядка.
На направлении главного удара было сосредоточено 564 орудия и миномета и, кроме того, два полка гвардейских минометов, то есть больше сорока установок М-13. Для прорыва очаговой обороны противника такого количества было достаточно.
Части 351-й и 226-й стрелковых дивизий должны были прорвать оборону противника на участке Мокра Воля, выйти на рубеж Вязовец, Погорельцы, Белогородка и обеспечить проход через свои боевые порядки сил 3-й и 4-й танковых армий. В полосе действий 8-й стрелковой на правом фланге оставался лишь один истребительно-противотанковый полк и пушечно-артиллерийская бригада на тот случай, если немцы вздумают все-таки контратаковать из района Вязовец, где у них сосредоточивалось еще довольно значительное количество танков. Очень правильно — и бой это подтвердил — была нами использована 1-я гвардейская артиллерийская дивизия. Оставаясь в распоряжении командира корпуса как мощный огневой кулак, она была поставлена в центре боевых порядков для создания массированного огня на любом направлепии в полосе прорыва.
Артподготовка планировалась нами продолжительностью сорок минут. Поскольку у противника не было сплошного рубежа обороны, огонь намечалось вести по всем опорным пунктам, артиллерийским и минометным батареям, районам скопления пехоты и танков.
Времени для подготовки наступления, как всегда, было мало. Операторы, за исключением майора А. П. Федорова и капитана И. Б. Смирнова, выехали в дивизии, чтобы на месте конкретно довести до командиров частей боевые задачи и проверить, как они выполняются войсками. Федоров же и Смирнов под руководством подполковника В. С. Новикова занялись оформлением боевой документации.
Оперативно, с предельной нагрузкой работали все отделы и службы штаба корпуса. Особенно трудно было в тот период саперам, которыми по-прежнему руководил капитан И. Т. Макурин. Сам он почти все время находился в частях, создавая специальные подвижные отряды для обслуживания дорог и их содержания в ходе боя.
На рассвете 4 марта после мощной артиллерийской подготовки соединения 60-й армии перешли в наступление. В то утро на командном пункте корпуса, как это обычно бывает в начале большого наступления, царило напряжение. Каждый с тревогой и надеждой ждал первых вестей с передовой. Как там пойдут дела? Удастся ли прорвать оборону противника? Насколько велики будут потери? Особенно нервничали корпусной инженер И. Т. Макурин и заместитель командира корпуса по тылу подполковник Г. Ф. Величко. Один из них шагал по блиндажу из угла в угол, другой беспрерывно курил. Я понимал их: погода оставалась скверной — шел дождь, и проходимость техники и подвод была сильно ограничена. А тому же Величко с его тыловиками предстояло на гужтранспорте ежедневно подвозить около 60 тонн боеприпасов и 30 тонн фуража, не считая продовольствия и иного имущества — тоже десятки тонн.
Макурин, более нетерпеливый, несколько раз подходил ко мне, спрашивал:
— Ну как там, товарищ полковник? Продвинулись?
Обычно меня опережал с ответом сидевший неподалеку начальник политотдела полковник А. И. Романов:
— Выдержки побольше, товарищ инженер! Дайте срок, продвинутся!
В голосе его звучала непоколебимая уверенность. Я так же, как и Макурин с Величко, опасался, что техника и особенно артиллерия отстанут от танков и пехоты. Темп наступления планировался довольно высокий: до 13–15 километров в сутки. А наступать ведь без огневого сопровождения…
Опасения наши, кстати, оправдались, но значительно позже — в глубине. К четвертому дню наступления истребительно-противотанковая артиллерия отставала на сутки, а гаубичная и пушечная — на двое. Орудия, сопровождавшие пехоту в боевых порядках, не имели уже достаточного количества боеприпасов и не могли надежно подавлять встречающиеся очаги сопротивления. И это замедляло наше продвижение на отдельных направлениях.
Часов в одиннадцать утра поступило наконец первое донесение от Василия Яковлевича Петренко. Он сообщил, что прорвал оборону гитлеровцев на своем участке и, обходя с востока группировку противника в Жмерицах и Мокрой Воле, продвигается вперед, встречая довольно сильное сопротивление.
Вскоре пришла весть и от генерала А. С. Смирнова. Его дивизия, не встречая серьезного сопротивления, подходила к указанному ей рубежу — Вязовец, Долгаевка.
В заданном темпе продвигалась и 351-я стрелковая. Генерал Е. В. Козик донес, что его 1161-й полк окружил небольшую группировку противника в районе Новой Гребли, а 1159-й и 1157-й стрелковые, разгромив врага под Мокрой Волей, развивают наступление в направлении Денисовки.
В полдень мы получили долгожданное сообщение о том, что по выходу корпуса на рубеж Вязовец, Чолгузов, Окопы, Белогородка в прорыв введены части 3-й и 4-й танковых армий. Они продвигались на юг и юго-восток в сторону Проскурова.
— Свершилось то, за что мы больше всего переживали, — обрадованно сказал мне полковник Романов после звонка Чувакова на командный пункт. Комкор, конечно, первым узнал о вводе танковых армий, так как все это время находился на наблюдательном пункте, расположенном на южном берегу Горыни.