Передовой отряд противника, действующий на нашем участке фронта, стремился захватить Шершни и тем самым открыть дорогу на Чеповичи. Однако это гитлеровцам не удалось. Командир 248-й курсантской бригады С. П. Хотеев и его начальник штаба Р. Г. Абдулин (я познакомился с ним уже в ходе боев) умело построили оборону. Эшелонировав ее по глубине, они на танкоопасных направлениях создали огневые мешки. На флангах здесь были поставлены орудия прямой наводки, которые смогли вести огонь по танкам в борт, то есть в наиболее уязвимые места. Была организована также система многослойного косоприцельного огня. Попадая под него, гитлеровская пехота несла большие потери.
В первой же атаке противник потерял два танка, потом еще один. Остальные повернули обратно. За ними откатились и автоматчики.
Во время второй атаки было сожжено три бронемашины из восьми, уничтожено до роты пехоты. Полковник Хотеев, находясь на наблюдательном пункте, расположенном во второй траншее, лично руководил боем. Ближе к переднему краю перенес свой КП и подполковник Абдулин. Потом он, докладывая мне о прошедшем бое, говорил:
— Когда боец знает, что командиры впереди, рядом с ним, у него даже мысли не появляется об отступлении. Такой психологический момент не раз проверен на практике. И мы со Степаном Павловичем частенько им пользуемся.
У соседа слева — 18-го гвардейского стрелкового корпуса — гитлеровцам удалось потеснить полк, оборонявший Фортунатовку, и вклиниться в нашу оборону на глубину до полутора километров. Но потом они вынуждены были остановиться. Танки безнадежно застряли на лесных дорогах, перекрытых многочисленными завалами. Четырнадцать из них было подбито, остальные отошли. Таким образом, и здесь наступление врага практически захлебнулось.
Иная картина сложилась на левом фланге 24-го стрелкового корпуса — нашего правого соседа. Сильным фронтальным ударом гитлеровцы прорвали его оборону и, продвигаясь вперед, захватили важный опорный пункт — хутор Балярка. Для наращивания успеха они ввели в бой еще до шестидесяти танков с пехотой и, не считаясь с потерями, ринулись вперед. К исходу дня им удалось овладеть узлом дорог, расположенным в двух километрах юго-восточнее Стремигорода. Создалась реальная угроза выхода противника во фланг и тыл нашего корпуса.
Получив это тревожное сообщение, мы поняли, что надо срочно принимать дополнительные меры для прикрытия своего правого фланга. В резерве у нас был только 151-й полк 8-й стрелковой дивизии, расположенный на южной окраине Чеповичей. Но он вряд ли бы смог сдержать лавину наступающих немецких танков. Тут требовалось кое-что посильнее.
Понимали это и в штабе армии. Надо отдать должное оперативности генерала Г. А. Тер-Гаспаряна да и самого командарма, обладавшего даром предвидения и всегда чутко реагировавшего на малейшие изменения обстановки. Уже к вечеру 19 декабря распоряжением И. Д. Черняховского в наше подчинение были переданы 140, 149 и 226-я стрелковые дивизии. Правда, две из них до нас так и не дошли. Обстановка на фронте правофлангового соседа продолжала осложняться, поэтому 149-я стрелковая, занявшая оборону в районе Липляны, то есть в полосе 24-го стрелкового корпуса, была передана в его подчинение, так же как и 140-я, находившаяся еще на марше. Лишь 226-я дивизия к исходу 19 декабря прибыла в наше распоряжение.
В ту тревожную ночь, когда гитлеровские танки продолжали рваться на восток, никто не спал. Враг был рядом. Опасность увеличивалась с каждым часом. Штаб корпуса размещался в нескольких рубленых избах на северной окраине Чеповичей. Генерал Чуваков уехал в 8-ю дивизию, чтобы на месте посмотреть, как усилить ее оборону на правом фланге, где проходил стык со 147-й стрелковой. Это было наиболее уязвимое место. Я же остался на КП. Только что поступили новые сведения от разведчиков. Их нужно было нанести на рабочую карту и подготовить комкору данные для принятия решения.
Неожиданно в комнату вошел высокий, туго перепоясанный ремнями, стройный полковник. Коротко представился: командир 226-й Глуховско-Киевской стрелковой дивизии. Поглощенный делом, я поздоровался с ним машинально, но услышав фамилию Петренко, оторвал голову от карты и не поверил глазам: неужели Василий? Вот так встреча!
Теперь я узнал его. За десять лет, что мы не виделись, Петренко мало изменился. То же худощавое выразительное лицо, жесткие непокорные волосы, добродушная улыбка. Только в плечах, пожалуй, чуть раздался.
С Василием Яковлевичем мы учились вместе еще в Ульяновской пехотной школе. Он уже тогда имел некоторый боевой опыт: воевал против мусаватистов в Нагорном Карабахе и против басмачей в Средней Азии, за что пользовался среди курсантов большим уважением. Мы все немного завидовали ему. Однако это не мешало нам быть друзьями. Не расстались мы и после окончания учебы, служили в одном полку вплоть до 1934 года.
Обрадованные встречей, мы обнялись. Посыпались вопросы, восклицания. Петренко снял шинель, и на его груди блеснула Золотая Звезда Героя Советского Союза.
— Ого! — воскликнул я, обрадованный успехами друга. — В героях ходим!
— Не отставать же от тебя, — весело отозвался он.
— За что получил?
— За Днепр.
— Поздравляю!
— Взаимно!
Мы сели к столу. Я попросил ординарца принести нам чаю, да покрепче. Нужно было взбодриться.
— Ну, а теперь о делах. Общую обстановку знаешь?
— Тер-Гаспарян обрисовал.
Оказывается, Петренко еще утром был вызван в штаб армии. Хорошо, что догадался поехать туда верхом, а не на машине, иначе ни за что бы не добрался в срок. Дороги забиты войсками, вдобавок еще шел снег, было скользко.
— От Тер-Гаспаряна я пошел к Черняховскому, где меня уже ждали, — рассказывал Петренко. — А ты знаешь, он скверно выглядит. Лицо бледное, осунувшееся, вид усталый…
— Еще бы! Беспокоится, не спит. Обстановка, сам знаешь, какая.
— Да, немцы жмут. Иван Данилович так и сказал: контрнаступление продолжается и на житомирском, и на коростеньском направлениях. В полосе армии немцы наносят удар через Чеповичи на Малин, чтобы разрезать наши войска на две части. Насколько я понял, Глуховско-Киевской как раз и предстоит принять этот удар на себя.
— Ты всегда был догадлив, — подтвердил я. — Смотри на карту. Вот тут обороняется сто сорок седьмая дивизия; слева — восьмая. Между ними образовался разрыв, который ты и прикроешь. Полоса обороны дивизии шесть километров. Задача: не допустить прорыва противника к станции Чеповичи.
Петренко ушел. Нам бы, конечно, хотелось о многом еще поговорить, вспомнить, как водится при встрече старых друзей, былое, но на это не было времени. События торопили. Части 226-й дивизии уже начали подходить, и полковнику Петренко нужно было размещать их, организовывать оборону, чтобы к утру быть готовым встретить врага. Костяк в соединении был крепкий, закаленный, участвовавший в боях на Курской дуге, при освобождении Киева, но пополнение не имело боевого опыта — его предстояло обучать и воспитывать на ходу.
К утру 20 декабря В. Я. Петренко доложил мне, что части заняли свою полосу обороны, однако оборудовать местность в инженерном отношении не успели. Были вырыты лишь одиночные окопы, да кое-где на особо опасных направлениях внаброс поставлены минные поля.
С рассветом противник после короткой, но сильной артподготовки начал наступление, бросив в атаку до двух танковых дивизий. Удар приняли на себя два полка — 987-й и 989-й, усиленные противотанковой, самоходной артиллерией и танковой бригадой. Третий полк дивизии — 985-й — оставался в резерве командира корпуса и находился у водокачки на станции Чеповичи в готовности к контратаке в направлении поселка Перемога. Так решил генерал Чуваков.
На участке 989-го стрелкового гитлеровцы атаковали наши позиции, пустив вперед тяжелые танки. Артиллеристы не смогли сразу справиться с «тиграми», и те, прорвавшись к окопам, стали утюжить их. Необстрелянные красноармейцы, а их было немало, растерялись. Некоторые стали выскакивать из укрытий и попадали под губительный огонь. Наступил критический момент. Упусти командир оборонявшейся здесь роты руководство боем из своих рук — и гитлеровцы смяли бы нашу оборону на данном участке. К счастью, этого не произошло. Старший лейтенант Р. Ф. Лев оказался толковым, решительным командиром. Он воевал еще на Курской дуге, не раз уже встречался с «тиграми» и «фердинандами», поэтому знал, как с ними можно бороться.