Перед памятником была воздвигнута сцена. Концерт поп-звезд и народных коллективов разбавлялся пафосными заготовленными речами деятелей разных мастей в адрес несравненного Василия Васильевича. Апогеем торжества должно было быть выступление самого президента Будина. Все было рассчитано до минуты. Разогретое патриотическими песнями и танцами, воодушевленное пламенными выступлениями ораторов, но изрядно замерзшее общество раболепно ждало появления любимого лидера.

И вот, этот долгожданный миг настал. Под звуки фанфар на сцену бодрым шагом вышел улыбающийся, вечно молодой президент России. Толпа пришла в движение, загудела, зааплодировала. Каждый норовил протиснуться ближе к сцене.

Он был без шапки, и это в такой-то мороз. «Совсем себя не бережет!» – роптали замерзшие, но счастливые пенсионерки. «Все для народа! Ему для нас ничего не жаль, даже своего здоровья!» – отвечали мужчины, аплодируя выходящему на сцену президенту. «Какое счастье, увидеть вождя вживую! Смотри, Петя, смотри, это Он!» – тормошила окоченевшего мальчика молодая мамаша. «Ура! Ура! Ура-а!!» – скандировала толпа.

Президент поднимается на сцену и приветствует народ. В ответ раздаются громовые возгласы благодарной многотысячной толпы. Он поднимает руку, через мгновение на площади воцаряется тишина. Согласно программе, сейчас Василий Васильевич перережет ленточку, и пред взором россиян из-под ниспадающей золотой ткани предстанет во всей своей величественной скульптурной красе, восславляемый будущими поколениями, увековеченный на века, боготворимый всеми огромный бронзовый Великий Вождь. После президент должен сказать историческую речь.

Ленточка перерезается, и ткань, играющими в лучах прожекторов волнами, грациозно падает вниз с постамента. И вот, к неистовым крикам тысяч глоток на Дворцовой площади присоединяются миллионы следящих за торжеством с экранов телевизоров. Вся страна ликует, и каждый россиянин чувствует себя сопричастным к этому эпохальному событию.

– Дорогие сограждане! Россияне! Этот день нам запомнится надолго! То, зачем мы здесь сегодня собрались, послужит идеи сплоченности...

Но дальше идет не по сценарию. Вдруг слышится непонятный треск. Этот звук не был бы услышан, если бы не торжественная тишина на площади среди тысяч людей, внимающих каждому слову вождя. Этот звук слышат первые ряды и смотрят вверх. Этот звук слышат министры и артисты, кучкующиеся сбоку от сцены. Этот звук слышит человек, который только что пламенно обращался к россиянам, но теперь также смотрит вверх.

Памятник великолепен. Пятнадцать метров в высоту не считая пьедестала. Гордый мускулистый мерин и не менее гордый всадник в латах, огненный взор которого был направлен на Запад. Сияющий златом меч всадник держит в вытянутой руке, словно грозится «проклятому Западу», который пусть только попробует протянуть свои лапы на Россию-матушку...

Опомнившись, человек на сцене продолжает вдохновенно говорить. Слушатели у телевизоров и на площади думают о том, какой умный и сильный их президент, какие мудрые и правильные слова изрекает, как же им повезло, что у них такой правитель!

– ... как говорится, кто с мечом к нам придет...

Снова слышится треск. Оратор прерывает речь и невзначай смотрит вверх. То, что он видит, повергает его в безумный ужас. Золотой меч, весом полтонны, под которым находится сцена, пошел трещинами у основания. Этого никто не видит, кроме человека на сцене, потому, что меч нависает как раз над ним.

Воцарилась пауза. Какой-то мальчик из толпы громко подсказывает забывшему слова президенту.

– …тот от меча и погибнет!

Но вместо забытых слов оратор начинает истошно кричать. Он видит, что меч с громким треском откалывается от памятника и летит вниз. Страшный человеческий крик стократ усиливает мощная акустика. Уже вся парализованная площадь видит падающий меч. Уже многомиллионная телезрительская аудитория слышит и видит происходящее. Как в замедленной съемке, отполированный до блеска, переливающийся в лучах прожекторов, огромный золотой меч летит вниз и входит в сцену, подминая под себя визжащего человека. Крик умолкает, воцаряется гробовая тишина. И не только на площади. По-видимому, в эти мгновения замерло все в России. Остановились домны и мартены, стали нефте- и газодобывающие установки, застыли заводы, фабрики, поезда, самолеты… Шок! Все в России стало, Россия была в обмороке... Один... Два… Три… Ужасно медленные секунды пытаются вырваться из вязкого обморочного небытия... Четыре... Пять… Вздох… Еще один, глубже. Среди мертвой тишины раздается мужской обескураженный голос.

– Все, мля, плакали наши пайки.

Вот теперь все выходит из оцепенения и приходит в движение. Женские крики, мужские маты, обмороки, истерика. Площадь превращается в живое дикое существо, пытающееся вырваться из замкнутого пространства. Снова крики, теперь от боли. Разбитые головы, поломанные руки, ребра, затоптанные насмерть упавшие. Неконтролируемая обезумевшая толпа сносит все на своем пути.

Это все снимает телевидение, и картинка транслируется по всей Российской империи. Режиссер поздно отходит от шока и только сейчас приказывает прервать вещание. Страна возле телевизоров еще долго, не мигая, продолжает пялиться в надпись «Трансляция прервана по техническим причинам»...

Василий Васильевич Будин принимал гостя в своем загородном охотничьем домике.

– Угощайся, Аркадий Иванович, не стесняйся. Попробуй, вот, крольчатинка, рекомендую. А вот, икорки красной попробуй. А вот черная. Не стесняйся.

– Благодарю, Василий Васильевич, не откажусь.

Аркадий Иванович Петров только с виду был спокоен. Зачем Будин его отыскал? Что за этим стоит? Зачем он ему нужен? Мысли хороводом крутились в голове деда Аркаши. Он пытался привести их в порядок. Сейчас ему следовало вести себя естественно и непринужденно, время придет, Будин сам все расскажет. А пока нужно накапливать информацию.

– А помнишь, Аркадий, наши студенческие годы?

– Ну, а как же, помню, Василий Васильевич.

– И я вот пытаюсь… не забыть... Тебя вот, пригласил. Ну, давай, за встречу.

Будин разлил водку по рюмкам.

– Скажи, не каждый день тебе президент наливает?

– Нет, Василий Васильевич, не каждый.

– Ну, за встречу.

Вообще-то, Аркадий Иванович не употреблял алкоголь. Но сейчас отказываться было нельзя. Они чокнулись и опрокинули рюмки.

– Ты знаешь, зачем я тебя сюда пригласил?

Аркадий Иванович поморщился.

– Нет, Василий Васильевич, не знаю.

Будин полез во внутренний карман и вытащил фотографию.

– Узнаешь?

– Узнаю. Эту фотографию я лично печатал.

– Правда? Надо же... Ну, Аркадий, рассказывай, как у тебя жизнь сложилась? Чего достиг? Семья? Работа? Рассказывай.

– Да, в принципе, все как у всех.

– Ты же, насколько я помню, тоже служил в разведке?

– Да, Василий Васильевич, на Дальнем Востоке.

– Поэтому мы с тобой и не пересекались по работе. Семья?

– Жена, двое сыновей.

– Дети самостоятельные?

– Вполне. Живут отдельно, оба в Москве, имеют семьи.

– Понятно. Ну, между первой и второй, как говорится...

Выпили по второй.

– Я слышал, следствие там на тебя какое-то открыли?

– Так точно, Василий Васильевич, открыли.

– Что натворил?

– Шпион, говорят, потому, что радиостанцию имею.

– Ну, а ты просто обычный радиолюбитель. Да?

– Так точно, Василий Васильевич, я старый обычный радиолюбитель.

– Ну, ладно, Аркадий, здесь же не изолятор, что ты мне тут оправдываешься. Я прикажу, посмотрят тщательней на твое дело. Возможно, перестарались орлы, с кем не бывает.

– Спасибо, Василий Васильевич.

– Да, не за что. Ты давай, кушай. По третьей?

Выпили по третьей. Затем по четвертой. Будину было интересно допытывать этого человека. Он не мог его раскусить. Невероятно спокойный и уверенный Аркадий Иванович своим безразличием вводил Будина в замешательство. И то, как он аккуратно уходил от провокационных вопросов, и то, с какой невозмутимостью и равнодушием реагировал на личность самого Будина…