Он подошел к зеркалу, включил свет и посмотрел на свое отражение. Через запотевшие с мороза очки на него смотрел худой, среднего роста молодой мужчина. Взъерошенные от шапки волосы, трехдневная растительность на выступающих скулах и остром подбородке. Павел снял очки, протер стекла пальцем и снова надел. Теперь в отражении можно было разглядеть глаза. Серые, большие и умные. В глазах читалась многолетняя усталость и хроническая грусть. Но все равно был еле уловимый блеск, сумасшедший огонек, который пробивался сквозь пустоту взгляда и толщину диоптрических стекол.

Сегодня был четверг, Павел задержался в гостях у Аркадия Ивановича, к которому зашел после работы. Аркадий Иванович Петров, или дед Аркаша, как он себя называл, был старым отставным военным, полковником разведки. Давно был на пенсии, но живой ясный ум, и неудержимое желание быть при деле не давали старику покоя. Он подрабатывал сторожем в типографии, а свое свободное время уделял публицистике, военной истории и живописи. Причем писать картины он начал, когда вышел на пенсию. Павлу нравилось с ним общаться. Незаурядный и трезвомыслящий дед Аркаша был для него образцом оптимизма и примером человека с сильной жизненной позицией. Долгие вечерние разговоры за чашкой чая, мудрые рассуждения о жизни, обсуждения ситуации в городе, стране, мире и многое другое. Это Аркадий Иванович в свое время открыл Павлу глаза и научил смотреть другим взглядом на все, что сейчас вокруг происходит…

После того, как много лет назад исчез Интернет, единственным источником распространения информации стало федеральное телевидение. Интернациональное спутниковое телевидение не работало на территории империи, и правительство объясняло это тем, что злые американцы перестали транслировать на Россию свои телеканалы. На самом деле было совсем наоборот. Он знал, что это империя намертво заблокировала распространение западной информации на свою территорию. Все СМИ имели статус стратегических объектов и целиком подчинялись государству. Население полностью было лишено возможности получения альтернативных новостей. Общение с дедом Аркашей позволяло Павлу утолять этот информационный голод. Аркадий Иванович был заядлым радиолюбителем, имел мощную радиостанцию и выходил на связь со своими коллегами-радиолюбителями, и не только в России, но и по всему миру. Но радиолюбительство с недавних пор в империи было запрещено, так что Аркадий Иванович рисковал. Но другого способа общаться с внешним миром не было.

Аркадий Иванович был разносторонней личностью. Одним из любимых занятий деда Аркаши была фотография. Он любил фотографировать и делал это профессионально. У него была огромная коллекция, сделанных им собственноручно фотографий, которые он собирал в альбомы и бережно хранил всю свою долгую жизнь. Пересматривая тяжелые альбомы интереснейших фотоснимков, можно было наблюдать за неумолимой сменой эпох, видеть, как трансформируются ценности, меняются стимулы, кумиры и личности. Павел любил перебирать эти невероятные бумажные кусочки истории, а Аркадий Иванович с удовольствием ему это позволял. Сегодня, как раз, он задержался из-за того, что в очередной раз засел за фото. Кстати, просматривая сегодня альбомы, Павел обнаружил снимок, который до этого не замечал, так как он был спрятан за другой фотографией. Павел с особой аккуратностью вытащил снимок и увидел молодого Аркадия Ивановича с каким-то парнем. Оба были юны, оба улыбались. На заднем фоне можно было разглядеть вспаханное поле, деревья и трактор с лафетом. «Наверное, студенты на картошке», – подумал Павел. Лицо второго, почему-то Павлу показалось знакомым. Спросить у Аркадия Ивановича, кто этот молодой человек, Паша не успел, так как торопился. Ну, ничего, в следующий раз спросит. И всю дорогу домой Павел пытался вспомнить, где же он видел это лицо...

Павел зашел на кухню и поставил закопченный чайник на огонь. Пока он умывался, чайник закипел. Молодой человек заварил себе чай и плюхнулся в кресло. Из наплечной сумки, висевшей на спинке кресла, выпала горсть бумажных карточек. Это были продуктовые талоны. Павел наклонился и бережно их поднял. Хлеб, соль, крупа на выбор, пару талонов на дефицитное сливочное масло, что-то из овощей… Это была зарплата за две недели. Зарплату можно было получать как деньгами, так и продуктовыми талонами. Деньги, как таковые, сегодня практически ничего не стоили. После установления Стены было три денежных реформы, которые призваны были скрыть сумасшедшие цифры инфляции. Каждый раз вновь вводимые денежные знаки лишались трех нулей с очередной реформой, но это не помогало, сегодня империя могла гордиться, что ее жители поголовно стали миллионерами. Но, даже получая зарплату в несколько десятков миллионов рублей, за эти деньги можно было купить только часть из самого необходимого. Такое понятие, как дефицит, превращало эти миллионы в бесполезную макулатуру. Свободно деньги можно было тратить только на коммунальные услуги и бумажные СМИ, информация в которых не особо отличалась от новостей федерального телевидения. На продуктовые талоны можно было отовариться едой в магазинах. Но их также можно было обменивать на что-то другое, на вещи, например. Но больше всего, как предмет обмена, ценилась водка. О, водка стала настоящей твердой валютой, даже доллару такое не снилось. За водку можно было купить и обменять многое, если не все…

В дверь постучали. Павел напрягся. Но стук был знакомый и он расслабился. Это был сосед Коля, который жил через стенку, в квартире справа. Видимо услышал, что Павел вернулся домой и решил «зайти на огонек». Парень продолжал сидеть, он не собирался открывать дверь, ему хотелось побыть одному. В дверь постучали настойчивей. Придется открыть, а то будет тарабанить весь вечер. Что хочет Коля, он знал. Снова поругался с женой, она, курва, ушла к любовнику, и теперь Коле нужны были уши... и водка.

– Привет, сосед, что ж ты так долго открываешь?

Тапочки на босу ногу, спортивные трикотажные штаны и майка-тельняшка навыпуск. Николай был в своей парадной одежде.

– Привет, Коля, заходи. Чай будешь?

Можно было не приглашать. Николай протолкнул хозяина своим большим животом назад в коридор и сразу направился в кухню.

– Чай, говоришь? – донеслось из кухни.

Павел вздохнул и побрел на кухню. Коля пришел не с пустыми руками. Работая на продуктовом федеральном складе, он также имел возможность воровать. Но так как там воровали все, а также «кормили» курировавших их военных, ФСБшников и полицию, то все друг друга покрывали. Круговая порука, так сказать.

Коля достал из пакета полкачалки колбасы, буханку хлеба, две банки сардин, литровую банку маринованных огурцов и, Павел не поверил глазам, кусок голландского сыра. Сыр он не ел уже года два. Сегодня его нельзя было достать даже за водку.

– Чай, говоришь... – Коля выложил последнюю банку консервов на стол, – ну, что ж, давай чай будем водкой разводить!

Коля рассмеялся глухим басом. Вообще, он был нормальный мужик, простой и недальновидный. Поесть, попить, залечь на диван и посмотреть телевизор – вот что интересовало его больше всего. Он был тем, кем ему внушали быть с экрана телевизора –среднестатистическим российским обывателем, который любил пожрать, обожал сериалы про ментов, боготворил вождя, был пронят имперскими идеями и ненавидел врагов.

Павел открыл шкаф и достал бутылку.

– Отлично, сегодня как раз есть повод! – воскликнул Николай и потер руки.

– Это какой? – Павел спросил это без особого интереса.

– Давай, Паша, помогай, порежь колбаску и сырок, сейчас отметим, сейчас я тебе расскажу.

– А что, жена не ушла от тебя?

– Не, спит она, – ответил Коля, открывая банку консервов.

– Признаться, я думал, у тебя только один повод, ну еще Новый год и День Победы.

– Да не, Ирка уже дрыхнет, она и не знает, что я к тебе пошел.

Павел взял сыр и начал нарезать тонкими пластинами. Восхитительный запах дефицитного молочного продукта дразнил ноздри. Он не удержался и положил кусочек в рот. Коля заметил и снова раздался его басистый смешок.