Как ни спешили министр и Марина, кто-то, все же опередив их, уже cклонился над профессором.

— Я попрошу помочь мне поднять больного, — сказал, не оборачиваясь, низенький человек.

Втроем они подняли профессора и посадили на диван.

— Пульс очень плох! Этого следовало ожидать. Ведь у вас, наверное, есть машина? Надо его доставить домой.

— Я уже дал распоряжение отвезти профессора.

— Вот чудесно! Он, знаете ли, такой чудак, никак не хочет иметь прикрепленной машины.

— Знаю, — сказал министр.

Пока доктор говорил, руки его были в деятельном движении. Он поймал пенсне, расстегнул профессору ворот и жилетку, достал из своего кармана шприц и что-то впрыснул больному.

Положив шприц обратно в коробочку, доктор потер ладонь о ладонь, потом обеими ладонями лысину, наконец быстрыми и нежными движениями стал делать профессору массаж.

Увидев, что министр наблюдает за его руками, доктор сказал:

— Товарищ министр, есть древняя индийская поговорка, что врач должен иметь глаз сокола, — доктор поправил пенсне, — сердце льва, — доктор прижал обе ладони к груди, — и руки женщины, — с этими словами доктор принялся снова растирать профессора.

Марина стояла молча, наконец сказала тихо:

— Позвольте мне отвезти его.

— Нет, место ваше здесь. Я сам поеду с ним, — сказал министр.

Почти повиснув на руках доктора и министра, профессор, едва передвигая ноги, прошел к автомобилю и послушно сел в него. Все время он робко и виновато улыбался, как будто сделал что-то страшно неприличное.

Стоя на крыльце, Марина смотрела, как увозили беспомощного человека, час тому назад уничтожившего ее…

Наконец она обернулась. Сзади нее стоял Матросов:

— Здравствуй, завоеватель стратосферы! — и она протянула Дмитрию обе руки. — Как я рада, что все так хорошо получилось!

— Хорошо? — переспросил Дмитрий, сжимая её холодные пальцы и вглядываясь в бледное лицо.

— Честное слово, мне больше нравится, когда внизу боятся за меня, чем самой быть внизу, — и Марина засмеялась, высвобождая руки.

— Кажется, сейчас внизу я.

— Боишься, как бы я не свалилась со сверхаккумуляторных высот? Кстати, подосланное вами лицо, товарищ Матросов, не только содействовало перелету, снабжая вас отражательной радиостанцией, но и пыталось подставить мне ножку. А я по наивности считала, что в единоборстве вмешательство со стороны — запрещенный прием.

Матросов в замешательстве стоял на ступеньках подъезда, беспокойно оглядываясь. Он сделал неловкую попытку попасть в предложенный Мариной шутливый тон:

— Боюсь, что помощь сейчас нужна не мне.

Лицо Марины сразу изменилось, вспыхнуло. Брови ее сошлись, глаза сузились.

— Уж не мне ли требуется протянутая рука победителя?

— Если бы моя рука действительно понадобилась… — начал было Матросов.

На лестницу выбежала Надя. Она бросилась к сестре и спрятала лицо у неё на груди.

Марина укоризненно посмотрела Матросову в лицо и покачала головой:

— Ах, вот как! Вам уже все известно! Решение Ученого совета объявлено…

Надя зарыдала сильнее.

— Можете торжествовать, — с вызовом сказала Марина. В ее глазах зажглись те бешеные огоньки, которых остерегались в детстве самые отчаянные парни. — Но знайте: снисходительно протянутой руки победителя мне не нужно! — и, обняв Надю за плечи, Марина, не оглядываясь, стала спускаться по лестнице.

Матросов залился краской, потом справился с собой и хотел пойти за девушками, но тут лестница наполнилась выходящими из института учеными:

— Кто бы вчера мог думать, что так кончится?

— Отказать в присвоении степени доктора!..

— Смотрите! У нас в гостях сам герой!

— Товарищ Матросов! Поздравляем! Весь мир, затая дыхание…

— Дайте вашу руку, старина. Примите профессорский привет.

— Согласитесь, летчик, вы должны уважать нас, физиков. Ведь атомный реактор на быстрых нейтронах…

— Как чувствовал себя в воздухе профессор Стоценко?

— Передайте ему привет и поздравление.

Матросов не успевал поворачиваться. И когда он посмотрел на тротуар, то не увидел в толпе Марины.

…Автомобиль министра вез больного профессора в его квартиру. Старик привалился в углу, маленький доктор держал его за руку и все время вполголоса что-то говорил.

Министр внимательно смотрел на странного старика и пытался вспомнить, где мог видеть его раньше. Он твердо знал, что до сих пор они никогда не встречались. Конечно, он мог видеть портреты знаменитого профессора, но не внешние черты казались ему знакомыми. Знакомы были какие-то неуловимые жесты, манера говорить, двигаться…

Еще думал министр о провале диссертации Марины. Он чувствовал себя ответственным за этот провал, ибо именно он навел ее на мысль пойти по принятому в диссертации пути. Неужели он ошибался? Имеет ли он право портить научную карьеру девушки ради проверки своих давно забытых снов?

Имеет, в конце концов решил министр. Должно быть, он стал стареть. Во время гражданской войны он не ставил перед собой вопроса, имеет ли он право послать в разведку… собственную жену.

Министр вздохнул. Доктор удивленно обернулся к нему.

— Да, это разведка, — неожиданно вслух сказал министр.

— Вот именно! Я всегда говорю, что диагноз — это то же самое, что разведка! А лечение — это уже атака. Наши пилюли — снаряды, наши советы — дурманящие газы, а наши операции — штыковой бой! Я всегда это говорил.

Министр не мог сдержать улыбки. Доктору удалось отвлечь его мысли от той разведки, в которую он когда-то послал свою жену…

Глава VII

СПОРТ ЖЕЛЕЗНЫХ РОБОТОВ

Полковник Молния проснулся в это утро как всегда, за минуту до автоматического включения репродуктора. В ожидании голоса диктора он лежал с закрытыми глазами.

Сработали автоматы, открывавшие шторы, и солнечные блики упали на стену. Бесшумно открылось окно, заколыхалась занавеска.

Молния встал и вытянулся во весь рост, готовясь к утренней гимнастике. Он взглянул на солнечную Москву и всей грудью вдохнул свежий воздух.

Однако в это утро ему помешали. Едва только он взялся за гири, раздался звонок.

Молния растерянно оглянулся. Во-первых, он был не одет; во-вторых, не все упражнения были закончены; в-третьих, он не мог терять ни одной минуты: на столе лежала корректура его книги об артиллерии сверхдальнего боя.

Молния накинул халат и нажал кнопку на письменном столе. В передней раздался ответный звонок, сигнализировавший, что дверь открыта.

Молния стоял перед зеркалом. И вот в этот момент полковник увидел девушку.

Это до такой степени поразило Молнию, что он даже забыл выключить электрический кофейник.

Надо заметить, что женщина впервые появлялась в квартире сурового полковника.

— Здравствуйте, — сказала девушка робко.

— Здравия желаю! — ответил Молния, стараясь овладеть собой. — Садитесь, прошу вас. Чем обязан?

Девушка стояла у стола. Руки ее беспокойно бегали, пока, наконец, не напали на лист корректуры и не начали его судорожно мять.

Ни один мускул не дрогнул на лице Молнии.

— Я Надя Садовская, сестра Марины, с которой вы знакомы по работе.

Молния наклонил голову, стараясь не показать, что он ничего не понимает.

Надя села.

— Это никуда не годится, что я так рано к вам пришла! Но я должна была оставить вам время, чтобы подготовиться.

Молния чуть-чуть удивленно приподнял бровь.

— Я пришла просить вас… Пожалуйста, дорогой Молния!.. Ведь вы знаменитый спортсмен, я это знаю. Вы ведь выиграли первенство Советской Армии. Вы должны это сделать для меня! Ведь вы сделаете это? Правда?

— Простите, но мне не все понятно…

— Конечно, я вам еще ничего не рассказала! Разве справедливо, чтобы один человек был знаменитым летчиком и вдруг стал бы еще знаменитым спортсменом? А потом еще задавался!

— Простите…

— Нет, я не про вас, я про Матросова! У него закружилась голова. Такой противный! Он так обидел Марину! Я ему этого не прощу! Да!