Изменить стиль страницы

— Нет, — сказал Евгенидис.

— Да, — сказала его царица.

— Кто?

— Ген, — вынуждена была признаться Эддис, — хуже, чем потерять тебя, может быть только послать тебя снова туда и стать похожей на нее.

Он подошел и сел на низкую скамеечку у ее кресла.

— Я твой Вор. И как ты однажды напомнила, член царской семьи. Кроме меня идти некому. И, моя царица, я хочу этого. — он посмотрел на нее. — Я не могу объяснить тебе, почему. Наверное, она самая страшная злодейка, раз заставила меня чувствовать это, но даже если я потом буду всю жизнь ненавидеть себя, я этого хочу. — он покачал головой, вероятно, презирая себя, и пожал плечами. — Она снится мне по ночам.

Эддис посмотрела на него сверху вниз и сухо сказала:

— Мы слышали, как ты кричишь.

Его резкий смех напоминал треск расколотого дерева.

— Я не могу этого сделать без твоего согласия. — он откинулся на ее ноги и поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо. — Моя царица, — тихо сказал он, — Ты не можешь говорить мне, что я уже взрослый герой, и держать меня на привязи, как маленького мальчика. Отпусти меня.

— Ах, Ген, когда я сказала, что ожидаю от тебя большего, я имела в виду совсем не это.

Она долго сидела и смотрела на свои руки.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Иди и укради царицу Аттолии.

Глава 12

Царица Аттолии i_002.png

Подготовка к плану Евгенидиса требовала времени. Весенние ливни сменились теплыми дождиками. Эддис под жемчужно-серыми небесами засветился молодой зеленью. Независимые купцы высаживались в маленьких бухтах на побережье Эддиса, и их небольшие караваны проникали в горные долины прибрежных провинций. В столице женщины и мужчины, слишком старые для армии, шили стеганые куртки для солдат. Двоюродный брат Евгенидиса Кродес, служивший личным курьером царицы, по несколько часов в день занимался с учителем, оттачивая свое произношение, а Евгенидис, в свою очередь, брал уроки верховой езды, горько жалуясь на отбитый зад.

* * *

Поздно вечером в своем Мегароне в Эфрате царица Аттолии отложила в сторону перо. Она несколько часов корпела над бумагами за письменным столом, исписывая страницу за страницей, свертывая конверты, скрепляя свои письма воском и запечатывая перстнем, одной из многих своих печатей. Завтра утром царские курьеры сложат их в почтовые кожаные сумки с царской эмблемой. Кто-то из них поскачет по Аттолии, а кто-то взойдет на борт маленького быстроходного судна, ожидающего в гавани Эфраты.

Она устала, так устала, что с трудом держала голову, пока Фрезина ласково расчесывала ее волосы и заплетала их перед сном в косу. Фрезина укоряла царицу за тени под глазами.

— Вы исхудаете до костей, потеряете всю свою красоту и ваши женихи перестанут интересоваться вами.

— Это всего лишь личина, Фрезина. Женихи и так мной не интересуются.

— Ну, вы скоро останетесь без своей личины, если не будете о ней заботиться.

— Тогда я заменю ее другой.

— Какой же?

— Энергичной правительницы. Такую предпочитают носить мужчины, но не возражают видеть и на своих женщинах.

— Может быть, вам следует выйти замуж, пока ваша красота не исчезла?

Фрезина ступила на опасный путь. Служанки слишком хорошо знали Ее Величество, чтобы затевать подобные разговоры. Фрезина никогда не видела, чтобы ее царица теряла самообладание, но ее видимую безмятежность не стоило принимать всерьез. Она была неизменно вежлива и сдержанна со своими женщинами. Может быть, потому что она никогда не допускала излишней близости, любой знак доверия с ее стороны высоко ценился ее слугами. Тем не менее, она правила своим двором и страной твердой рукой. Замерев с гребнем в руке, Фрезина подумала, что царица на самом деле столь безжалостна, какой кажется своим врагам, и положение старшей служанки ценится слишком высоко, чтобы болтать лишнее.

— Фрезина, — сказала царица, не поворачивая головы, — я умею читать твои мысли.

Служанка проворно вернулась к своей работе.

— Тогда вы знаете, что старая Фрезина не желает вам зла, — сказала она.

Фрезина вышла, и тишину в комнате не нарушало ничего, кроме непрерывного шума волн, долетающего через открытое окно. Узкий серп луны плыл по небу, пока его лучи не упали на ковер посреди комнаты, но Аттолия все еще не спала. Она поднялась с постели и взяла халат, висевший на спинке кровати в ногах. Еще год назад в комнате появилась бы женщина, готовая служить беспокойной царице, но Аттолия давно приказала своим служанкам не покидать своих комнат в ночное время. Она сама могла надеть халат и налить воды в стакан, если бы захотела пить. Ей хотелось побыть одной.

Она сунула руки в широкие рукава халата, завернулась в него и передвинула кресло, чтобы сидеть в полосе лунного света у окна.

— Черты бы его побрал, — выругалась она тихо, — чтобы его разорвало, гореть ему в преисподней, черт, черт, черт, — как будто ее проклятия могли стать камнями, под которыми будет погребен Вор Эддиса.

Она вздохнула и попыталась привести в порядок свои мысли. Если она не собирается спать, ей следует обдумать некоторые стратегические задачи. Мидийский посол был настойчив в своем внимании к ней. Близкий родственник Императора и брат наследника Императора, он являлся вполне приемлемым женихом. Несомненно, эти качества повлияли на выбор посла для Аттолии. Но ей бы хотелось, чтобы он не смазывал свою бороду так густо. Запах его масла был слишком навязчив.

Ее мысли полетели к запаху масла для волос, которым она пользовалась в детстве. После того, как она разбила амфору, она больше никогда им не пользовалась. В тот день ее старший брат упал с лошади и умер, и земля перевернулась под ее ногами. Весь знакомый мир изменился, она сама стала другим человеком, очутившись в новой комнате дворца, с новым видом из окон, с новыми слугами, сменившими ласковую няню. Из принцессы царского дома, которая могла через несколько лет выйти замуж за приятного молодого человека, она превратилась в принцессу, муж которой станет следующим царем Аттолии. Золотые украшения ее матери были отобраны у отцовских наложниц и переданы ей. Гребни в волосах стали красивее, серьги в ушах тяжелее, а масло для волос душистее.

Через месяц отец выбрал ей мужа, продав ее сыну самого могущественного барона страны в обмен на мирное окончание царствования. Сидя в лунном свете у окна, Аттолия вспоминала год перед свадьбой, проведенный по обычаю в семье ее будущего мужа. Окруженная незнакомыми людьми, полностью изолированная от друзей, она слушала, как ее свекор и жених строили планы по уничтожению царя и захвату трона, чтобы, пользуясь украденной властью, высасывать все соки из страны для удовлетворения собственного аппетита.

Тихо сидя в своем углу с прялкой или шитьем, она наблюдала, как жених пытается следовать запутанной интриге отца и злорадствует каждой измене или смерти соперника. Это ее жених стал называть ее тенью принцессы. Он сказал, что она тиха и уныла, как тень, и это было правдой. Резко перейдя в подростковый возраст, она стала слишком высокой и неуклюжей. Ее лицо было бледным, и так как она не красила его, то выглядела простой и бесцветной. Ее дамы красовались золотыми серьгами и браслетами, строили глазки ее жениху, и он уходил к ним после своих визитов. Он называл ее тенью принцессы и обещал, что когда-нибудь она станет тенью царицы.

У Аттолии было несколько собственных безделушек, но сидя в своем углу и прилежно работая иглой, она мысленно составляла список царских драгоценностей, которые когда-нибудь перейдут в ее распоряжение. Она прислушивалась к планам свекра и строила собственные планы. И еще она собирала листья колеуса. Его можно было разыскать в саду под живой изгородью во время прогулок вокруг виллы. Она связала листья в пучок одной из своих лент и повесила среди платьев в шкафу. За шесть недель до ее возвращения во дворец, где ей следовало готовиться к свадьбе, пришло известие о смерти отца. Ее жених явился в ее комнату с видом настолько торжествующим и самодовольным, что это уже было оскорблением само по себе, и сообщил, что ее отец был отравлен неизвестным убийцей. Принцесса чувствовала, как ее лицо каменеет и превращается в неподвижную маску. Она убежала к себе в спальню и ждала, когда смерть отца будет отомщена, но этого не случилось. Наконец, она поняла, что сделка выполнена. Разве он не получил то, чего ожидал? Разве он не достиг мирного конца своего правления?