— В этом моя идея!
— Это не идея! У нас уже есть большое общество «Нептун». Это хорошее общество! Твое должно быть лучше, если ты хочешь вступить в конкуренцию! Что нового в твоем обществе?
— О, я понимаю! Я понижу премию, тогда я получу всех клиентов «Нептуна»!
— Ну, это идея. Значит, проспект, который я отдам печатать, начнется увертюрой: «Так как уже давно стало назревшей необходимостью понизить страховые премии, и только благодаря отсутствию конкуренции это не было сделано, нижеподписавшиеся выпускают акции общества…» Ну?
— Тритон!
— Тритон? Кто это?
— Это морской бог!
— Значит, хорошо, Тритон! Это выйдет хороший плакат! Ты можешь заказать его у Райха в Берлине, а я воспроизведу его в моем календаре «Наша страна». Значит, подписавшиеся! Сперва, натурально, мое имя! Но надо большие, хорошие имена! Дай-ка мне официальный календарь!
Смит перелистывал довольно долго.
— Для морского страхового общества нужен большой морской офицер. Посмотрим-ка! Он должен быть адмиралом!
— Ах, у них ведь нет никаких денег!
— Ай-ай! Как ты плохо понимаешь дела, малый! Они подписывают, но не должны платить! Они получают проценты за то, что посещают заседания и участвуют на банкетах директора! Ну вот, здесь два адмирала. У одного командорский знак полярной звезды, а у другого русский орден св. Анны. Что тут делать? Так! Возьмем русского. Россия хорошая страна для морского страхования! Так!
— Но разве их так легко взять?
— Ах, молчи! Теперь нам нужно отставного министра! Так. Его превосходительство? Хорошо. Теперь нам надо графа. Это труднее. У графов так много денег! Надо взять профессора! У тех немного денег! Есть ли профессора парусной езды? Это было бы хорошо для дела. Ну, так, теперь всё ясно! О, я забыл самое важное. Юриста! Члена суда! Ну, вот и он!
— Но у нас еще нет денег!
— Денег! На что деньги, когда основываешь общество? Разве не тот будет платить, кто страхует свои товары? Что? Или мы должны за него платить? Нет! Значит, он своими премиями!
— Но основной капитал?
— Напишем облигации.
— Да, но надо же внести что-нибудь и наличными!
— Вносят наличные облигациями. Разве это не значит заплатить? Что? Если я тебе даю облигацию на какую-нибудь сумму, ты за нее получишь деньги в любом банке. Так разве облигация не деньги? Ну, вот! И где сказано, что наличные — это значит кредитки? Тогда банковые чеки тоже не наличные! А?
— Как велик должен быт основной капитал?
— Очень небольшой! Не надо закладывать больших капиталов. Один миллион! Из них триста тысяч наличными, а остальные облигациями!
— Да, но триста тысяч придется ведь внести кредитными билетами!
— О, Господи! Кредитки? Кредитки не деньги! Есть кредитки — хорошо; нет их — тоже хорошо! Поэтому и приходится заинтересовывать маленьких людей, у которых только кредитки!
— А чем же платят большие?
— Акциями, облигациями, векселями! Да всё это после! Пусть только подпишут, об остальном мы позаботимся!
— Неужели же только триста тысяч? Да ведь столько стоит один большой пароход! А если застрахуешь тысячу пароходов?
— Тысячу? «Нептун» имел за прошлый год 48.000 страховок, и дело шло хорошо!
— Тем хуже! А если дело пойдет плохо?
— Тогда можно ликвидировать!
— Ликвидировать?
— Устраивается конкурс! Так это называется! И что же из того, если над обществом будет учрежден конкурс? Ведь не над тобой будет конкурс, не надо мной, не над ним! А то можно выпустить новые акции, или же можно изготовить облигации, которые потом в тяжелое время будут выкуплены государством.
— Значит, нет никакого риска?
— Нет! Впрочем, чем ты рискуешь? Есть ли у тебя хоть грош? Нет! Ну, так вот! Чем я рискую? Пятьюстами кронами! Я не возьму больше пяти акций, видишь ли! А пятьсот это для меня вот что!
Он взял понюшку табаку, и этим дело кончилось.
Это общество осуществилось, верьте или нет, и оно выдавало в десять лет своей деятельности 6, 10, 10, 11, 20, 11, 5, 10, 36 и 20 процентов. Из-за акций дрались, и, чтобы расширить дело, была открыта новая подписка; но тотчас после этого было общее собрание; о нём Фальк должен был написать для «Красной Шапочки», где он состоял внештатным хроникером.
Когда он в солнечный июньский день вошел в маленький зал биржи, там уже кишело народом. Это было блестящее собрание. Государственные люди, гении, ученые, военные и гражданские чины высших рангов; мундиры, фраки, звезды и ленты; все, собравшиеся здесь, были объединены одним великим общим интересом: намерением человеколюбивого института, именуемого «морское страхование». И великая любовь нужна была, чтобы рисковать своими деньгами ради страдающего ближнего, постигнутого несчастьем; но любовь была здесь! Столько любви вместе Фальк еще никогда не видел сразу! Он почти удивлялся этому, хотя еще и не утратил всех иллюзий.
Но еще больше удивился он, когда увидел маленького проходимца Струвэ, бывшего социал-демократа, который, как паразит, ползал в толпе и которого высокопоставленные лица приветствовали рукопожатиями, хлопками по плечу, кивками и даже разговорами. Особенно бросилось ему в глаза, как Струвэ поклонился какой-то пожилой господин с орденской лентой и как Струвэ всё же покраснел при этом привете и спрятался за чью-то расшитую спину. Но при этом он приблизился к Фальку, который его тотчас же остановил и спросил, кто это. Смущение Струвэ стало еще больше, и, собрав всю свою наглость, он ответил:
— Этого ты должен бы знать! Это был председатель присутствия по окладам. — Сказав это, он заявил, что у него есть дело на другом конце зала; это было сделано так поспешно, что Фальк заподозрил:
— Не стесняет ли его мое общество? бесчестный человек в обществе честного?
Блестящее собрание стало занимать места. Но кресло председателя еще пустовало. Фальк стал искать стол прессы, и когда он увидел Струвэ и репортера «Консерватора», сидящих за столом направо от секретаря, он собрался с духом и прошел сквозь блестящее собрание; но, когда он достиг стола, его задержал секретарь, спросивший: «от какой газеты?» Мгновенная тишина воцарилась в зале, и дрожащим голосом Фальк ответил:
— «Красная Шапочка».
В секретаре он узнал актуара присутствия по уплате окладов. Подавленное бормотание пробежало по собранию; затем секретарь произнес громким голосом.
— Ваше место там, позади. — Он указал на дверь, около которой действительно стоял маленький столик.
В одно мгновение Фальк понял, что значит — консерватор и что значит — литератор, когда он не консервативен; с кипящим сердцем прошел он обратно сквозь насмешливую толпу; но когда он оглянул их горящим взглядом, как бы посылая им вызов, его взгляд встретился с другим, совсем у стены; и эти глаза, очень похожие на другие, теперь уже угасшие, но когда-то глядевшие на него с любовью, позеленели от злости и старались пронзить его; он готов был плакать от горя, что брат может глядеть так на брата.
Он занял свое скромное место у дверей и не ушел, потому что это было бы бегством. Вскоре его спокойствие было нарушено господином, который, входя и снимая пальто, толкнул его в спину, а затем под его стул поставили пару калош. Вошедший был встречен собранием, поднявшимся, как один человек. Это был председатель акционерного общества «Тритон», но он был еще больше того! Он был маршал в отставке, барон, один из восемнадцати членов шведской академии, кавалер многих орденов и т. д. и т. д.
Раздался стук молотка, и президент пробормотал при полной тишине следующую приветственную речь (которую он только что держал перед каменноугольным акционерным обществом в зале художественно-промышленного училища).
— Милостивые государи! Среди всех патриотических и приносящих человечеству благо предприятий немногие могут сравниться с человеколюбивым обществом страхования.
— Браво, браво! — раздалось в собрании, но это не произвело никакого впечатления на маршала.