Ген. Квинитадзе заклеймил этот поступок громовым приказом.

На Тифлисских улицах стало все больше и больше появляться оборванцев в офицерских погонах. Иные из них открыто нищенствовали. Знаменитый Александровский сад и Давидовская гора, воспетые в общеизвестных кавказских песенках, давали ночное убежище этим неудачникам. Многие из них хотели заняться каким-нибудь честным трудом, даже физическим, но предложение всякого труда во много раз превышало спрос, так как производство замерло.

Создавалась довольно удобная почва для вовлечения этого элемента во всевозможные авантюры.

Северный Кавказ все более и более приковывал к себе внимание безработных вояк. В Тифлисе уже слышали имена Деникина и его сподвижников, генералов Дроздовского, Покровского и полковника Шкуро. Читали и «Сводки штаба всевеликого войска Донского», неведомыми путями доходившие до Закавказья.

В июле в Тифлис прибыл полк. Л. А. Артифексов, молодой и энергичный георгиевский кавалер. Он на свой страх и риск пробрался через Северный Кавказ в Добровольческую армию, разведал, что это за организация, и теперь явился сюда в качестве посла от Деникина.

Вот что узнало от него тифлисское офицерство: «Добровольческая армия, основанная ген. Алексеевым и Корниловым, объединяет всех русских воинов и всех честных людей, которые не могут перенести Брестского мира и не могут примириться с режимом насильников-большевиков. Ее цель — только восстановить порядок в России. Ей чужда какая бы то ни было партийность. В марте она потерпела поражение под Екатеринодаром, где пал Корнилов, но теперь в Задонских степях она реорганизуется, пополняется и скоро двинется в Кубанскую область. Дисциплина в ней старая. Погоны сохранены. Все получают небольшое содержание».

Самое последнее сведение больше всего заинтересовало изголодавшихся людей.

Кто дает деньги армии, с какою целью, — публика уже не спрашивала. Так как в Тифлисе хозяйничали, под прикрытием меньшевиков, немцы, то в газетах нельзя было прямо сообщить о том, что эта армия, как противница Брестского мира, поддерживается Антантой.

Вслед за полк. Артифексовым прибыли и другие добровольческие эмиссары. Они встряхнули застывшее тифлисское офицерство, которого насчитывалось в этот момент до 10 тысяч человек.

— Не стыдно ли гранить здесь мостовые, когда там идет борьба не на жизнь, а на смерть, с разбойниками, захватившими власть? Здесь вы — парни, бездомные бродяги, в то время как там вы будете на своем месте, будете совершать святое дело спасения родины, и худо ли, хорошо ли, но вас обеспечат.

И наконец добавляли:

— Главнокомандующий Добровольческой армией генерал Деникин приказал объявить всем, что если кто не примет участия в этой освободительной войне, тот в дальнейшем не получит места в русской армии.

Имя генерала Деникина, хотя не совсем заслуженно, пользовалось популярностью среди офицерства. Ему ставили в заслугу слова, сказанные в 1917 году на офицерском съезде в Могилеве:

— Революция оплевала душу русского офицера, задела его святая-святых.

Многие находили, что генерал, рискнувший столь смело говорить при тогдашних обстоятельствах, должен обладать большим мужеством и несокрушимой энергией. Такие личности издалека всегда производят впечатление на массу. Военщина, привыкшая к повиновению, более всего подчиняется авторитету сильных духом вождей. Деникина сочли за твердого поборника прав офицерства, выразителем мыслей и чаяний всего военного класса.

Как было оставаться равнодушным к призыву такого вождя, особенно когда он обещает жалованье! Раз Деникин ведет офицерство против большевиков, значит, это так и нужно. Значит, это согласуется с интересами офицерства.

Не трудно было сказать, чем закончится тифлисское сиденье обломков старой царской армии.

С одной стороны — никому неведомые, точно из-под земли вынырнувшие большевики, которые не признают офицерского звания, про которых пишут такие ужасы, которые помирились с немцами, этими врагами рода человеческого. С другой — армия генерала Деникина, известного патриота и борца за офицерские интересы; тут свой мир, свои люди, своя стихия; тут подчинение не каким-то проходимцам и оборванцам, а тем же самым генералам, которым привык подчиняться офицер.

До понимания сущности Октябрьской революции и начавшейся против нее борьбы в тот момент малообразованная военная каста не доросла. Было ясно, что, как только откроется удобный путь с Кавказа, офицерство перекочует на сторону генералов, а не большевиков.

К концу лета 1918 года Добровольческая армия, отдохнув и оправившись, вышла из пассивного состояния. Защищенная с севера освободившимся от большевиков Доном, она снова двинулась на Кубань и заняла Екатеринодар, а затем Новороссийск. Установилась связь Северного Кавказа с Закавказьем морем, через Поти.

Тифлисское офицерство не замедлило начать «самоопределяться». Для Добровольческой армии это была громадная помощь. Без большого преувеличения можно сказать, что ее успехи в конце 1918 и начале 1919 годов находятся в прямой зависимости от присоединения к ее составу почти всего офицерства бывшего Кавказского фронта.

Помимо тысяч юных бойцов, Доброволия получила из Закавказья великое множество спецов всякого рода, старых опытных работников, как-то: генштабистов, военных инженеров, ветеринаров и т. д. У Колчака, напр., на этот счет дело обстояло совсем скверно. Осенью 1919 года Деникин, по просьбе «правителя России», даже предполагал переправить в Сибирь большую партию специалистов, но успех большевиков нарушил связь с Колчаком, и предприятие лопнуло.

Деникин нажился за счет старой Кавказской армии. Но нельзя сказать, чтобы он получил вполне доброкачественный материал. Восьмимесячное тифлисское безделье и нищенское существование развратили даже тех, кого еще не развратила мировая война. Иные «ревнители долга перед поруганной большевиками родиной», привыкнув в Тифлисе спекулировать, искали у Деникина только теплых мест, дающих возможность потуже набить карман.

В строй обрекали себя только юнцы, офицеры военного времени, не всегда достаточно грамотные и ни к какому другому делу не способные. Из них-то и вырабатывался тип «профессионалов гражданской войны», лозунг которых звучал ясно и выразительно:

— Война ради войны! А еще немного позже:

— Война до победы, грабеж до конца!

На это пушечное мясо охотилась не одна только Добровольческая армия, верная служанка Антанты.

Немцы отлично видели, что эта организация держит сторону их врагов. В их интересы вовсе не входило увеличивать рост той вооруженной силы, которая существовала на деньги Антанты. Прекрасное средство изобрел немецкий агент, донской атаман Краснов. Он издал ряд приказов о создании войсковых групп, аналогичных Добровольческой армии и имеющих ту же цель, т. е. борьбу с Советской властью, но только в союзе с немецким, а не с антантовским империализмом.

На Дону началось формирование так называемых Воронежской, Саратовской и Астраханской армий при поддержке немецкого командования. Предполагалось хорошей платой привлечь офицеров и разных гулящих людей в эти армии, уменьшив тем самым приток людей к Деникину.

Покупатели пушечного мяса стали конкурировать и в Тифлисе. Грузинское правительство волей-неволей должно было покровительствовать вербовщикам в красновские армии, тогда как в Добровольческую армию желающие могли выбраться только тайком. «Астраханцев» вербовал генерал М., «саратовцев» — некий граф, — оба с немецкими фамилиями.

— Что это за армии, какая их цель? — невольно задавали вопрос вербовщикам офицеры.

— Цель их та же, что и у Деникина.

— Тогда почему же разделение? Вербовщики на этот вопрос отвечали уклончиво.

— А, была — небыла! лишь бы выбраться из «кукурузной» республики. Там увидим, где лучше. Тогда и «самоопределимся», — рассуждала с плеча молодежь, не привыкшая много шевелить мозгами.

От завербованных не требовали никаких обязательств. Правда, и им не давали ничего.