Но именно из-за этого оружейница просто взбесилась. Ведь самое распрекрасное в споре — это когда другой спорщик платит тебе той же монетой. Этот тупица, эта тряпка и рот открыть не может. На озадаченного черта посыпались удары и тычки. Даже на улице были слышны громкие шлепки, отчего у совершенно обалдевшего дьявола больше всего пострадали щеки, ведь оружейница целила именно в них. Первый день прошел, но дьявол не добился успеха, разве что мог похвастаться синяками и шишками.

Так просто с этой бабой не совладать, сказал себе дьявол и решил на следующий день уговорить оружейницу по-хорошему. Ведь дьявол умеет разглагольствовать хитро и убедительно, как ни один человек на белом свете. Итак, на следующий день дьявол повел себя по-другому. И в самом деле, до обеда он вроде бы добился успеха. Урсула слушала его спокойно, и дьявол посчитал себя прямо-таки мудрецом. Она видит, что не права, сказал он себе, теперь мне надо чуть-чуть поднажать — и душа оружейника принадлежит мне!

Итак, прекрасные фразы все сыпались и сыпались, и дьявол не подумал замолчать даже во время обеда. Он объяснял Урсуле, как недостойно человека, как ужасно обращение, которое он ежедневно и ежечасно должен терпеть.

Та поджала губы, и дьявол счел, что она с ним согласна. Он уже раздулся было от гордости, но не ко времени, потому что Урсула неожиданно снова открыла рот и завопила с такой злобой, что затряслись стены, а дьявол вздрогнул.

— Тьфу, пропасть! Разрази тебя гром! Полудурок несчастный! Жаба надутая! Решил меня хорошим манерам учить? Я тебе не ребенок! Получи, дорогой наставник!

И она нахлобучила на черта горшок с супом, который стоял на столе. Пришлось ошпаренному дьяволу улепетывать — иначе ему в голову полетели бы в придачу и жаркое, и картошка. Чуть погодя, собравшись с мыслями, он робко просунул в дверь голову, но оружейница все еще буйствовала и мощным пинком вышвырнула его из дома.

— Клянусь преисподней, да что ж это такое, — со злостью выругался про себя дьявол, с которым так неучтиво обошлись. — Неужели с этой ведьмой, этой одичавшей бабой и сам дьявол не сладит? Ничего себе! Завтра я ей покажу, почем фунт лиха. Посмотрим, найду ли я на эту сварливую гадину управу. Она у меня получит! Поглядим, повинится она или нет, когда прозреет и увидит, что имеет дело с самим чертом.

На третий день он стал перед оружейницей в позу и напустился на нее прежде, чем она успела открыть рот:

— Глупая женщина, — я напрасно старался по-хорошему образумить тебя, — ты сварливая, злая, мерзкая баба. Мое терпение лопнуло. Немедленно перестань дурить. Не то пеняй на себя.

Вот тут-то и начался скандал.

— Что?! — завопила она, сверкая глазами. — Ты, тупая тварь, угрожаешь мне и еще мелешь языком про терпение! Сейчас ты почувствуешь на собственной шкуре, что с меня довольно.

И она накинулась на дьявола и стала лупить его — да так, что у него в голове помутилось, и он, чтобы отбиться не придумал ничего лучшего, как принять свое подлинное дьявольское обличье.

Урсула на мгновенье опешила, но потом снова накинулась на него, схватила за рога и стала возить взад и вперед с такой силой, что один рог обломился и остался у нее в руках. Властелин ада пришел в ярость и отступился. Распространяя адскую серную вонь, он взревел и выскочил сквозь дверь на улицу. Оружейница, торжествуя, швырнула ему вдогонку оставшийся у нее в руке обломок рога и пожелала здравствовать.

Вот так Каспар Пергауэр выиграл пари у дьявола и спас свою душу, но окончательно потерял покой на этом свете. Уж если сам дьявол не сумел укротить строптивую оружейницу, то каким образом смог бы это сделать обыкновенный человек, да еще такой, как бедный, добродушный Каспар! Итак, он еще долгие годы искупал все свои грехи при жизни, а после смерти попал наверняка в рай и обрел там долгожданное успокоение.

А что сталось с оружейницей? Ворота в рай были для нее закрыты, ведь она в сущности устроила мужу ад на земле, а в раю так продолжаться не могло, ведь Каспар Пергауэр в награду за свои муки на земле заслужил вечное блаженство. В ад оружейница также не могла попасть: дьявол, не желая больше иметь с ней дел, перегородил ворота в ад, как только издали заметил ее. Она, верно, и по сей день странствует в том или ином обличьи по белому свету, и бедные мужья раз за разом попадают в ее сети.

На вечную память о стычке дьявола с оружейницей на доме три по Оружейной улице, том самом, где жил и страдал Каспар Пергауэр, впоследствии была нарисована картина единоборства дьявола с Урсулой. Под картиной стихи:

Без малого четыре сотни лет пользовалась заслуженной славой гостиница «У черного орла», что стоит в Вене неподалеку от Красной башни. Ее хозяин Ганс Венглер старался, не покладая рук, потрафить всем желаниям своих постояльцев, отчего еда и выпивка имелись на любой вкус. Мария, его бедная родственница, девица красивая и скромная, и Йозеф, единственный сын, усердно обихаживали гостей. И не было никакого чуда в том, что гостиница никогда не пустовала и здесь останавливались путешественники из самых дальних стран. Хотя у хозяина поначалу в мошне было не густо, теперь он был состоятельным человеком, несмотря на это сберегал каждый пфенниг, а когда собирался золотой гульден, радости его не было конца.

Ганс Венглер мечтал сделать сына Йозефа самым богатым бюргером города Вены и уже составил план, как это устроить: женить на богатенькой. Но, к сожалению, Йозеф и знать ничего не желал о таком браке. Он отдал свое сердце красивой, нежной Марии, и, по правде говоря, она тоже отдала свое сердце ему. Стоило отцу заговорить о женитьбе на богатой невесте, как сын тут же придумывал отговорки: то он еще слишком молод, то избранница отца и впрямь очень богата, но отцу не мешало бы заметить ее уменье пускать деньги на ветер и так далее. Каждый раз он придумывал что-нибудь новенькое. В конце концов терпенье у отца лопнуло, а сын уже ничего больше придумать не мог. Наконец Йозеф признался, что ни на ком другом, кроме Марии, он жениться не желает.

Но его честность дорого, ему обошлась! Отец пришел в ярость и заорал, что об этом не может быть и речи. Мария, конечно, девица хорошая, но бедная, как церковная мышь, а посему ей его снохой не бывать.

— Это мое последнее слово, — так вне себя от злости закончил он свое наставление, — ты женишься на дочери хозяина гостиницы «У зеленой лозы». Она не дурнушка и принесет подобающее приданое. Мария должна уйти из дома, и чем скорее, тем лучше, чтобы наступил покой. И больше ни слова! Я лучше тебя знаю, что к чему, пусть насильно, но сделаю тебя счастливым.

Йозеф, правда, был другого мнения о счастье, нежели отец, и с этого дня постояльцам осталось лишь сожалеть, что молодой человек, который обихаживал их, перестал улыбаться. Йозеф скорбно бродил по гостинице, а Мария с заплаканными глазами делала свою обыденную работу.

Однажды, поздним вечером, когда все гости разошлись, в трактир вошел просто одетый человек, который по первому впечатлению вряд ли располагал тугим кошельком. У него ничего не было, кроме котомки. Незнакомец уселся за стол, спросил еду и ночлег и сказал, что хочет остановиться здесь на несколько дней. Хозяин больше привечал платежеспособных постояльцев, чем не внушающих доверия подмастерьев — позднего гостя он принял за такового — а потому ответил настороженно:

— То, что вы пожелали, у нас имеется, спрашивается только, можете ли вы за это заплатить?

— Заплатить? — возразил незнакомец. — Кто с первых слов заговаривает о плате, когда самый знаменитый врач на земле входит в его дом! Я Теофрат Бомбаст Парацельс из Хоенхайма, моего имени, надеюсь, вам достаточно, чтобы немедленно освободить для меня весь дом. Я пришел из Зальцбурга. Дайте мне пищу и ночлег. Я голоден и желаю отдохнуть.