В дальние и ближние племена поскакали гонцы. Извещал Редедя своих меньших князей и владетельных старшин, что идёт с дружиной на русов.

Суетно в аулах. Со времени Святослава не воевали касоги с Русью, не обнажали мечей. На Редедин зов торопились князья с малыми дружинами, у подножия гор, где дорога круто поднималась в Редедин аул, ставили шатры, поджидали Редедю. А он уже спускался вниз, к морю. Следом скачут бейколы, переговариваются. Князь не слушает их. Впереди река преградила дорогу. Редедя направил коня в воду. Дно неровное, каменистое, и лошадь ступает осторожно. На другом берегу она встряхнулась, долго отфыркивалась. Из-под смоляных, нависших бровей Редедя следит за переправой. Горный поток швыряет брызгами, окатывает всадников. Вот последний из них выбрался на берег. Взмахнул Редедя властной рукой и пустил повод. Почуяв свободу, конь легко понёс седока, а позади дробным цокотом ударили по каменистом земле сотни копыт.

Касог спешит, касог не знает устали. Тонконогий конь то пластается птицей, то переходит на размашистую рысь. Касог не таится, гонит смело. Короткий привал и снова в седле.

Первым касога обнаружил рыжий гридин, засевший в высоком чакане. На высохшем лимане чакан вымахал густой и сочный. Вперемежку с ним вытянулись стрелы камыша. Где-то в их зарослях гогочут дикие гуси, крякают утки, сиротливо кукует кукушка.

- Микула, - толкнул рыжий гридин товарища, - гляди, вершник! - Он приподнялся в стременах.

Гридин, названный Микулой, встрепенулся, приложил ладонь козырьком ко лбу.

- Где приметил?

- Ты в низину гляди, за вётлами. Вон, вон выскочил!

- Вижу! А и верно, кажись, касог. Ну-тка, перехватим?

Проговорив это, гридин пустил лошадь наперерез. Следом, пригнувшись к гриве, мчался товарищ.

- Стой!

Касог услышал, повернул голову и, разглядев русов, натянул повод. Конь заплясал, закружился. Гридни сравнялись. Рыжий перегородил дорогу, схватился за меч. Стройный чернобородый касог метнул тёмными, как уголья, глазами, хрипло крикнул:

- Тамтаракай! Князь русов!

- Слышь, князь, говорит, ему надобен? - переглянулись гридни. - А ну, гони за ним! - решился Микула.

В Тмуторокань въехали к вечеру. Солнце ещё показывало из-за моря половину диска, но на улицах встречались редкие прохожие.

На горца никто не обращал внимания, мало ли их у Мстислава в дружине. У княжьего терема, едва с седел соскочили, наткнулись на тысяцкого Романа.

- Кого привёз, гридин Микула? - спускаясь с порожек, спросил он, прищурившись. - Никак, бейкола изловили?

- Нет, боярин, - поправил рыжий гридин. - Касог к князю Мстиславу весть вёз.

- Вот оно как, - пригладив усы, насмешливо протянул Роман. - В чём же та весть заключаемся? Пойдём-ка, сведу тя к князю. Да саблю сыми, - сердито ткнул пальцем горцу в бок.

Тот что-то заговорил быстро по-своему, закрутил головой. Видно, понял, о чём сказал ему боярин.

- А леший с тобой, - махнул тысяцкий, - пойдём уже.

В полутёмных покоях Мстислав был один. Увидев боярина и касога, удивился.

- От Редеди к тебе, сказывает.

За спиной тысяцкого показался тиун.

- Кликни-ка толмача, боярин, - велел Мстислав Димитрию.

Редедин гонец стоял невозмутимо. Вошёл толмач.

- Спроси его, что он привёз нам.

Горец заговорил. Толмач переводил слово в слово. Насупив поседевшие брови, Мстислав слушал внимательно, потом прервал толмача:

- Скажи ему, пусть он передаст Редеде изустно: коли он на нас идёт с дружиной, то и мы встретим его не по-дружески, с дружиной. Пусть нас битва по справедливости рассудит.

Повернувшись к тысяцкому, приказал:

- Касожского гонца отпустите, да пусть его те гридни, что сюда привели, до границ княжества сопроводят…

В хлопотах тиун огнищный. Мыслимо ли, в одночасье дружину снарядить. Мстислав торопит, не ждёт время. Отроки суетятся, съестное на возы уложили, увязали, чтоб на ухабах не растряслось. Димитрий обошёл каждый воз, собственноручно проверил, нет ли дырявых сум, может, крупа где сыпется, потом подёргал за верёвки, не болтаются ль. Довольно крякнул, сказал притихшим возчикам:

- В добрый путь!

И телеги тронулись.

Проводив последний воз, Димитрий направился в терем, на княжескую половину. Одетый по-дорожному, Мстислав отдавал указания оставшемуся тысяцкому Роману.

Заслышав голос тиуна, князь повернулся, спросил.

- Всего ли в достатке положил?

- О том не думай, князь, - успокоил Димитрии. - Одной солонины не дал, скот вослед погонят. Пусть гридни свежатиной попотчуются, всё ж лакомей.

- Тут во всём на тя, боярин Димитрий, полагаюсь. Знаю, ты о гриднях печёшься, они завсегда сыты.

Тысяцкий провёл пятерней по усам, промолвил:

- И с Редедей настал час сразиться.

- Византия не может без козней, - ответил Мстислав. - И что князь касожский на нас идёт, её коварство.

- Ты ж, боярин Роман, когда купец Славин из Корсуни весть привёз, что Клавдий к Редеде отбыл, его словам веры не хотел давать и говорил: «Он-де касогов на нас не посмеет подбивать», - упрекнул Димитрий.

Мстислав проговорил:

- Катапан корсунский в чёрном деле своему базилевсу Василию верный помощник.

- Клавдий весь из коварства слеплен, - снова сказал тиун.

Переговариваясь, они вышли во двор. По трое в ряд выводил дружину воевода Ян. На крыльце показалась Добронрава в длинном шёлковом сарафане, голова покрыта тёмным повойником, спустилась вниз. Князь подошёл к ней, обнял. Ему подвели коня, отрок придержал стремя, и он легко вскочил в седло. Конь присел под тяжестью, взял с места в рысь.

- В добрый путь, князь Мстислав, - прокричал вслед Димитрий.

На расстоянии полудня от Тмуторокани стремительная река Кубань, замедлив бег, сбрасывает свои мутные воды в Русское море[129]. Весной она обильно разливается, но летом паводок спадает, и тогда песчаные наносы да поросшие камышом и ветвистыми ивами острова делят её устье на множество обмелевших рукавов.

Через реку переправа паромная. На правом берегу - укрытая дёрном землянка перевозчика и дозорных, на кургане сторожевая вышка. Сменяя друг друга, днюют и ночуют на ней гридни.

Зимой, когда лютые морозы заковывают Кубань льдом, паромщик уходит в Тмуторокань, с тем чтобы воротиться сюда по первому теплу.

В сумерки воевода Усмошвец привёл к перевозу большую и меньшую дружину, стали биваком, разожгли костры. Всю ночь ржали лошади, скрипели колеса, подтягивался обоз.

При свете восковой плошки в княжеском шатре, разбитом под курганом, Мстислав с воеводой за вечерней трапезой рядили, как быть. Ертаульные донесли - Редедя уже спустился с гор.

Вытерев тыльной стороной ладони губы, Мстислав промолвил:

- Тысяцкий Роман перед отъездом совет давал - на левый берег не ходить, а ежели переправятся, бить их, пока не исполчились.

Ян вскинул голову, недомённо посмотрел на князя:

- Нечестно Роман мыслит, не к лицу поступать так русам. Коли останемся на этой стороне, то пусть касоги к нам идут. Мы же дадим их дружине время к рати изготовиться.

- Ты верно сказал, воевода, нам искать Редедю. Завтра гридни перейдут реку вплавь, возы с поклажей вели ночью переправить…

За полночь, кончив дела, Ян разбросал на траве войлочный потник и, положив под голову седло, прилёг отдохнуть. Над головой тёмное небо, иссеянное, как пылью, мелкими звёздами, месяц, проглянувший из-за облака. У перевоза гомонят возницы, рядом щиплют траву кони, однотонно выводит трель кузнечик, дышит согретая за день земля.

Усмошвец лежал с открытыми глазами, и мысленно виделся ему не предстоящий бой, а лицо княгини Добронравы, и было оно красивым и светлым. Тепло и покойно на душе у воеводы, в лёгкой дрёме сомкнулись веки…

Неприметно гасли звёзды, серело небо и на востоке обволакивалось розоватой пеленой. К княжьему шатру вышел трубач, поднёс к губам рожок, заиграл побудку. Русы начинали переправу…