— Лидия Андреевна, все билеты проданы. Меня просто убьют! Выйдите хоть к ним и сами скажите…

И она вышла на сцену. Увидела лица и глаза, наполненные ожиданием и радостью встречи. Заговорила сиплым голосом:

— Дорогие мои. Долгожданные мои. Заболела. Что делать, человек я немолодой. Прошла моя молодость. Да и жизнь, можно сказать, уже позади. А она у меня, как вы знаете, была непростая. И хотела бы спеть, порадовать вас, а не могу.

И тут раздались аплодисменты. Вскоре они переросли в овации.

Администратор, забившийся было в какую-то щель за кулисами, выглянул и с удивлением увидел: зал, где не было ни одного свободного места, рукоплескал; певица стояла на сцене и что-то пыталась говорить. Потом встал старик и сказал:

— Голубка ты наша, Лидия Андреевна! Ты нам и так много пела. Много радости принесла. Не надрывайся, коли заболела. Постой с нами, поговори. И мы счастливы будем!

Зал снова начал аплодировать.

Концерт, в сущности, состоялся. Администратор тоже был счастлив — всё обошлось, деньги публике возвращать не пришлось, зрители довольны. А вот у Руслановой на душе — камень… Прежде такого не случалось. Может, пора уходить? Оставить сцену молодым. Вон их сколько, талантливых красавиц и красавцев…

Нет, немного погодя поняла она, когда болезнь миновала и голос вернулся, без песни ей жизни нет. Какая ж это жизнь без песни?

Уже незадолго до 1973 года признавалась:

— Я за славой не гналась. Она сама ко мне приходила. Отпою концерт — и словно живой водой умоюсь. Руки-ноги гудят, а на сердце праздник и необыкновенная лёгкость — хоть снова на сцену. Я в этом смысле как пьяница — никогда песней напиться не могу. Меня Бог миловал, я, грешница, его об одном просила: голос не отбирай, дай при песне помереть, из последних сил на сцену выползу, а спою.

Двоюродный племянник маршала Жукова Анатолий Пилихин вспоминал:

Снова — о сыне… Не унялась в ней тоска о нём.

Ходили слухи, что Русланова неравнодушна к маршалу, что и он испытывал к ней симпатию. Но это, скорее всего, обычная московская светская пыль — сплетни.

Их объединяло другое. В первую очередь та высота, на которой стояли оба. Стояли равновелико, бровь в бровь. Он, только что исполнивший свой грандиозный торжественный концерт, который сотряс весь мир. И она, маршал русской песни. Оба имели твёрдые характеры, воспитанные народной жизнью и суровой эпохой.

Он — калужский. И тоже деревенский. Название родной деревеньки на реке Протве под Малоярославцем — Стрелковка — Жуков часто произносил в своих рассказах о давнем и недавнем прошлом. Там у него по-прежнему жила родня. Иногда в гости наведывались земляки. Привозили разную огородную снедь, самую простую — картошку, яблоки, капусту, огурцы, солёные грибочки… Вроде мелочь, сущий пустяк, а сколько радости доставляли маршалу эти приношения с родины! Что там деликатесы из Елисеевского магазина!

Эта постоянная связь с малой родиной, Калужской землёй, восхищала Русланову.

В 1945 году Павел Корин написал портрет маршала Жукова. Сегодня он находится в одном из залов Третьяковской галереи. Пожалуй, это лучший портрет Жукова. Глыбистая фигура победителя. В лице — железная воля, непреклонная решимость. Непобедимый воин! Скала! Триумфатор!

Говорят, сразу после победы Сталин послал лучших советских художников-портретистов в Германию и Австрию, где продолжали стоять наши оккупационные войска, чтобы те написали портреты его маршалов. Когда заказчику показали портрет Жукова кисти Корина, тот испугался — увидел соперника. Возможно, это только легенда. Но события, которые произошли совсем скоро, — первая отставка Жукова, ссылка в Одессу, потом на Урал, зачистка окружения, на кого в трудную или иную решительную минуту маршал мог положиться, — свидетельствуют в пользу того, что легенда без правды не живёт.

Возможно, увидев именно этот портрет маршала, которого она обожала, Русланова, тонкий знаток и ценитель живописи, начала называть Жукова «Георгием Победоносцем». Делала это прилюдно, хорошо понимая, что кое-кого это коробит. Завистников и недоброжелателей вокруг маршала было значительно больше, чем друзей. Как, впрочем, и вокруг неё самой.

Правды ради необходимо сказать, что настоящая дружба связывала Русланову всё же не с маршалом, а с его первой женой Александрой Диевной. Вот почему она могла заехать к Жуковым в любое время и быть желанной гостьей.

Племянник Жукова Виктор Фокин запомнил и впоследствии пересказал другому своему родственнику, Пилихину, который имел обыкновение всё записывать, такой случай: «Вспоминается обед у Жукова на улице Грановского. Маршал сидел в пижаме. Раздался звонок в дверь. Прислуга тётя Шура поднялась из-за стола и, впустив в квартиру гостью, звонким, украинским голосом обратилась к хозяйке: „Александра Диевна, Лида к тебе пришла!“ В залу вошла певица Русланова и сказала: „Сидеть сидите, и никто меня не встречает!“ Маршал отреагировал первым: „Приглашайте её к столу“. Лидия Андреевна с цветастым платком на плечах села, взяла пустую стопку и налила себе водочки. Подняла рюмку и обратилась к прислуге: „Шур, а у тебя стаканов-то нет?“ Тётя Шура тотчас принесла с кухни гранёный стакан. Русланова поставила его перед собою и пробасила: „Я сама налью, знаю, сколько наливать“. Наполнила стакан под завязку, долбанула… закусила и объявила: „У меня в резерве 10 минут есть. Иду на концерт. Что вам спеть?“ Жуков сказал: „В зависимости от твоего настроения“. Лидия Андреевна запела „Окрасился месяц багрянцем“. Простившись со всеми, Русланова говорила: „Шур, ты мне в другой раз рюмку не ставь — я не маршал“».

В 1960 году министром культуры СССР стала Екатерина Фурцева. Новый министр оказалась настоящим реформатором в советской культуре. В 1958 году по её инициативе был проведён Первый Международный конкурс им. П. И. Чайковского. В 1959 году состоялся Первый Московский международный кинофестиваль. В 1969 году — Первый Международный конкурс артистов балета. Открылся Театр эстрады, который возглавил Н. П. Смирнов-Сокольский. Был построен концертный зал «Россия». Появилось много новых певцов.

Руслановой эта волна нового никак не коснулась. Ничего она уже для себя не ждала.

Такое бывает, когда творческий человек переходит наедине со своим ремеслом в иное душевное состояние, когда внешнее и общепринятое начинает волновать его всё меньше и меньше, а потом и вовсе отдаляется. Суета исчезает как пыль, поднятая случайным ветром… И наступает пора душевного покоя. То, о чём так мечтал Пушкин: «покой и воля…»

Воля у неё была. После Владимирки, которая либо ломала человека, либо настолько закаляла, что любая буря ему уже была не страшна. А покой она обрела, когда стала меньше гастролировать, проводить больше времени с семьёй, с дочерью, зятем и внучкой.

Жуков же всю жизнь ожидал очередного призыва. До последнего надеялся, что он снова станет нужен, что его призовут под боевые знамёна для новых свершений. Не призвали.

Русланову от иллюзий избавили тюрьма и лагерь.