Вероятными убийцами являлась кучка фанатичных студентов правого крыла, которые заботливо лелеяли Ниппон Будокан, как почти святое место, весьма уважаемый склеп, посвящённый представлениям традиционных турниров боевых искусств, включая проходящий на высшем уровне чемпионат по борьбе сумо. Они считали, что место такой особенно культурной и духовной важности не должно использоваться в качестве сцены для рок-н-ролльных выступлений, поэтому они приходили в Будокан и к отелю ‘Токио Хилтон’ и размахивали своими длинными плакатами с требованием, чтобы концерты ‘Битлз’ были отменены, а группа покинула страну. В последующие годы многие из самых популярных в мире звёзд звукозаписи каждой эпохи – от Боба Дилана до ‘Бэй-Сити роллерс’ появлялись в Будокане на временной платформе, возводимой в центре этой арены дзюдо. Но тогда, в 1966 году, она оставалась священной и в их глазах недоступный даже для самого известного ансамбля на планете. Как заметил позже Джордж: “В Будокане были одобрены только насилие и духовность, но не поп-музыка”.
На протяжении нескольких дней после нашего прибытия в Японию Джон, Пол, Джордж и Ринго оставались в счастливом неведении относительно полного значения угроз террористов. И по сей день оставшиеся в живых бывшие битлы не знают всех деталей об опасности, с которой они столкнулись. Когда это было возможно, мы держали пугающие новости втайне от участников ансамбля, особенно когда они были заграницей и в разгаре концертных турне. Мы считали, что с них вполне достаточно попыток справиться с давлением битломании и хорошо отыграть концерты. Если даже мы замечали настоящие угрозы их благополучию, мы старались утаивать их от битлов и справляться с ними самим. В Токио это облегчал нам языковой барьер. В большинстве других стран битлы увидели бы статьи в местных газетах и – даже без должного знания языка – поняли бы смысл угроз убийства. Будучи не способными понять ни единого слова из того, что публиковали газеты Токио, битлы заметили лишь фотографии с призывом ‘БИТЛЫ, УБИРАЙТЕСЬ ДОМОЙ’ на двуязычных плакатах, которыми размахивала толпа молодых японских парней. Они сложили это с сомнительной историей в коммунистической прессе перед прибытием группы, описывавшей ребят, как “оружие американского империализма”, и решили, что всё это немного смешно.
В других странах местные организаторы наших концертов контролировали обычные приготовления и составляли наше расписание, обсуждая с нами последние изменения, если они случались. В Японии местный организатор наших концертов, Тацуи Нагашима, был великодушным хозяином, раздавшим дорогие подарки – новейшие фотоаппараты ‘Никон’ и кинокамеры ‘Кэнон’ – всей нашей компании. Зато служба безопасности, которая снабдила нас чрезвычайно детальным расписанием, где, казалось, была расписана каждая минута. Было тревожно осознавать, что наши малейшие движения изучаются и контролируются с военной точностью. Это было словно нахождение под домашним арестом. Мы должны были быть готовыми выйти, скажем, в 12-07, битлы конвоировались из своего президентского люкса 1005 в 12-10, мы оказывались у лифтов в 12-12 и спускались в вестибюль в 12-16. Я никогда не видел такого чёткого и дотошного генерального план.
Когда мы ехали с сопровождением из ‘Хилтона’ в Будокан в первый раз, присутствие полиции и военных вдоль городского шоссе шокировало нас. Фанаты аккуратно собирались в дисциплинированные группы на мостах и перекрёстках. Мы не слышали их восхищённых криков, но мы видели их счастливые лица и размахивание флагами. Неужели мы и в самом деле нуждались в такой пугающей защите от настолько дружелюбных подростков? Казалось, они не представляли из себя ни малейшей угрозы, но тем не менее их сдерживало подавляющее количество охранников в униформе, некоторые из которых агрессивно размахивали пистолетами. Конечно, наше отчасти негативное отношение к строжайшим службам безопасности, которые охраняли нас в течении трёх лет гастролей по миру, моментально изменилось, как только мы осознали смертельные угрозы, направленные против битлов.
За кулисами в Будокане гостеприимство было щедрым, и радушие не прекращалось. Гримёрная комната с кондиционированием воздуха была просторной и обставленной дорогой мебелью. Там хватало места для того, чтобы ребята настроили гитары и порепетировали, а также мест, где они могли спокойно расслабиться на кроватях. Симпатичные японские девушки в ярких кимоно двигались бесшумно, обеспечивая не прекращаемую доставку чая и японских закусок – вероятно, суши, но мы не знали этого слова в 1966 году. Зрительный зал был выдающимся по любым стандартам. Само сооружение было почти круглым, с сиденьями для почти 10 тысяч человек, рассыпанным по двум ярусам трибун. На уровне земли было широкое пространство голого пола без каких-либо сидений. Ближе к одной из сторон этого пустого пространства была сконструирована внушительная временная сцена, драпированная в голубой цвет и, возможно, достигавшая трёх метров в высоту. Прямо перед сценой находилась грубовато сколоченная зона безопасности, вдвое большая по размеру, чем сама сцена. Она выглядела словно короткие обрубки рельсов поверх барьеров, рассыпанных по периметру. Это позволило телевизионным камерам перемещаться туда-сюда с любой стороны от сцены. Внутрь этой благоприятной зоны для особо важных персон было допущено небольшое количество фотографов. Перед всем этим располагалась окончательная преграда, которая включала в себя связанные между собой металлические бруски для того, чтобы отпугнуть фанатов от попыток штурмовать сцену. Один англоязычный (точнее, американоязычный) член группы организации концерта рассказал мне, что через металлические ограждения, которые полностью опоясывали сцену и окружали загон для особо важных литераторов, мог быть пущен ток высокого напряжения одним щелчком переключателя оператором службы безопасности. Конечно, ограждение под напряжением было самым крайним средством, которое могло быть использовано или против убийц или вышедших из-под контроля фанатов, если бы в этом возникла необходимость. Но, может быть, это было шуткой моего нового японского друга.
Тац Нагашима рассказывал мне, что около 209 тысяч фанатов обратились с просьбами о билетах, прислав открытки, но менее четверти из них повезло даже после того, как первоначальное число выступлений было увеличено с трёх до пяти, путём добавления дневных сеансов. Красивые архитектура и отделка внутренней части Будокана помогли создать необычную атмосферу спокойствия для набившейся туда до отказа толпы счастливых фанатов, которые пришли на наш первый концерт. Один из битлов описал обстановку в зрительном зале, как “тёплая, но строгая”. Начало первого выступления было запланировано на 18-30, время более раннее, чем обычно, для вечера, когда битлы давали только один концерт. Я сразу же заметил дисциплинированное поведение фанатов. Битлы использовали слово “ограниченное”, а не “дисциплинированное”. Во всём зрительном зале царило возбуждённое гудение, но всё контролировалось. Мы слышали, что японская публика может быть совершенно необузданной, но в Будокане был не тот случай. Ранее лишь однажды – в начале 1964 года в Париже – мы сталкивались с такой тихой аудиторией, и в том случае мы отнесли это на счёт преобладания более старших парней над более молодыми девушками и нежеланию парней позволить себе вести себя активнее своих подруг. Может быть, контроль толпы в Ниппон Будакане таким большим числом полицейских – по одному на несколько фанатов – напугало подростков. В Америке они бы вопили друг другу во всю глотку еще до появления ансамбля. Здесь же, в Токио, они гуськом шли к своим местам с чётким инструктажем смотрителей в униформе, болтали между собой горячо, но тихо, но даже без намёка на часто пугающую пронзительную истерию, с которой мы сталкивались в других частях мира. И ребята и девушки были аккуратно наряжены, словно для громадной вечеринки для детей воскресной школы. У многих были с собой маленькие флажки или носовые платки, которыми они махали своим идолам, когда выступление шло полным ходом. У некоторых были небольшие букеты цветов, которые – как я полагаю – они собирались бросить битлам на сцену.