— Я видел в Нерутре Жефа. Он мне сказал, что Вилли договорился о встрече с комендантом Белой бригады и с командиром Секретной армии…
— Опять переговоры! — Шукшин недовольно махнул рукой. — Хоть дипломатический отдел создавай!
— Встретиться с ними необходимо, — твердо сказал Маринов. — С бельгийскими патриотическими организациями у нас должен быть контакт. Надо брать их под свое влияние! Мадесто — жандармский офицер, но он может быть с нами… Встретимся с ними завтра в лесу у Мазайка.
— Встретиться надо, я понимаю… я сам просил Вилли об этом. Но получить через них оружие… Ладно, посмотрим!
— Насчет оружия и у меня большой надежды нет — ответил Маринов. — Тут так: переговоры вести надо, а рассчитывать только на себя. Пока мы тут возились с белыми, бельгийцы атаковали склад с оружием в Леопольдсбурге. Вчера Воронков оттуда вернулся. Он руководил операцией. Сорок новеньких автоматов взяли, пистолеты, патроны… Пять автоматов и семь пистолетов бельгийцы передали нам. За руководство…
— Вот это здорово! — Трефилов, сидевший на топчане, поднялся, глаза заблестели. — Молодец Андрей… В Леопольдсбурге склад накрыть! Черт побери, аж зависть берет… Где бы нам такой склад нащупать? А?
Мадесто приехал в легковом автомобиле. Оставив машину в густых придорожных посадках, он направился к лесу. Вместе с ним шел, все время забегая вперед, маленький, сухощавый человек. Он что-то возбужденно говорил Мадесто, сильно размахивая руками и поминутно дергая свою широкополую зеленую шляпу — то отбрасывал ее на затылок, то надвигал на брови. Это был командир местной организации Секретной армии.
Навстречу им вышел Жеф, проводил в глубь леса, где их ждали партизанские командиры. От бригады на совещание приехали Шукшин, Маринов и Трефилов. От бельгийских партизан — Вилли и Трис. Для охраны в лес пришел третий взвод во главе с Петром Новоженовым.
Мадесто произвел на Шукшина хорошее впечатление. Все в нем говорило о собранности, силе, крепком характере. Он был высокого роста и широк в плечах, темные глаза смотрели прямо и твердо. Небольшая курчавая борода, черная, как смоль, подчеркивала мужественность его смуглого лица.
Усевшись на траву, Мадесто достал из кармана трубку и, повертев ее в руках, обратился к Шукшину:
— Вы имеете здесь значительные и хорошо организованные силы, господин Котовец. Я могу судить об этом по вашим операциям. Жандармерия знает о ваших делах…
— Да, мы создали сильную партизанскую часть, — ответил Шукшин. — Если освободить все лагеря военнопленных, здесь будут две дивизии русских партизан. Кадровых, отлично подготовленных солдат и офицеров, господин Мадесто! Дайте нам оружие, и мы это сделаем.
— У вас оружия больше, чем у нас, господин Котовец, — ответил Мадесто, раскуривая трубку. — Боши говорят, что у вас есть пулеметы…
— А про артиллерию и танки они не говорят? — усмехнулся Трефилов.
— Даже с тем оружием, которое у нас имеется, мы могли бы наносить сильные удары, громить крупные отряды врага, — заговорил Маринов. — Надо объединить наши силы, действовать вместе… Нет, о том, чтобы у нас была одна организация, я не говорю. Нет! Мы так вопрос не ставим… Но мы должны драться с бошами вместе. Пока активно действуют только партизаны, господин Мадесто.
— Мы ждем, когда перейдут Ла-Манш союзники. Мы имеем такой приказ… Когда союзники высадятся на побережье, подойдут к границам Бельгии, мы поднимем восстание, ударим бошей с тыла.
— Но мы же не знаем, Мадесто, когда союзники высадятся, — заметил Трис. — Как русские говорят, в ту осень лет через восемь! Сидеть у моря и ждать погоды… Нет, мы должны действовать теперь, патриоты хотят бороться с врагом, бить проклятых бошей, а вы заставляете их сидеть…
— А что дает ваш террор? Что? — вызывающе, с нескрываемой неприязнью проговорил маленький бельгиец, командир «секретчиков». — Подумаешь, герои! Убьете там десяток бошей, гестаповцев… А, ерунда!
— Что? — Трис вскочил, выхватил пистолет. Всегда спокойный, Трис разъярился так, что не схвати его за руку Трефилов, он бы разрядил пистолет. Маленький бельгиец отскочил в сторону, стоял бледный, как полотно.
— Пардон, камрады… — Трис бросил злобный взгляд на «секретчика», сунул пистолет за пояс. — Я один из этого пистолета десять фашистов убил и еще убью двадцать… Если каждый бельгийский патриот убьет только одного боша, у Гитлера не станет десяти дивизий… Отдайте нам оружие! Вы же не хотите бить врага… Отдайте оружие!
Трис долго не мог успокоиться, нервно шагал взад и вперед. Слова «секретчика» глубоко оскорбили его.
Когда страсти улеглись, Шукшин сказал, обращаясь к Мадесто:
— Вы ждете наступления союзников. Но ведь Красная Армия наступает! Красная Армия уже недалеко от границ Германии! Есть все условия для развертывания активной борьбы. Конечно, эта борьба потребует жертв. Но ведь советский народ не жалеет своей крови. Красная Армия борется не только за свободу своей Родины…
— Господин Котовец, — запальчиво перебил «секретчик», — у вас нет чувства реализма. Вы не хотите считаться с нашей обстановкой. Белая бригада и Секретная армия могут выступить только после того, как немецкие части будут атакованы войсками союзников здесь, во Франции, в Бельгии… Мы будем с ними взаимодействовать. Если мы окажемся в трудном положении, они быстро придут к нам на помощь.
— Это правильно, — проговорил Мадесто. — Мы должны выполнять директивы командования…
Убедившись, что дальше вести об этом разговор бесполезно, Шукшин сказал:
— Итак, вы начнете действовать с открытием второго фронта? Хорошо. Но вы говорите, что у вас мало оружия. Как я понимаю, вы получите оружие от англичан?
— Да, нам обещают. Нам сбросят оружие!
— Я могу рассчитывать, что русские партизаны тоже получат оружие и боеприпасы?
— Мы не знаем, сколько получим оружия, господин Котовец, — ответил уклончиво «секретчик». — У нас много людей. Секретная армия и Белая бригада — это десятки, сотни тысяч…
— Камерад, мы будем драться вместе! — Мадесто положил руку на плечо Шукшина. — Понял, вместе? Я получу оружие — ты получишь. Вместе! — Мадесто поднялся. — Я хочу верить, что второй фронт откроется скоро. Тогда уж мы дадим этим мерзавцам!
Мадесто и «секретчик» ушли. Глядя им вслед, Шукшин проговорил:
— Ну, что скажете?
— Если у Мадесто будет оружие, то мы его получим, — ответил Вилли. — Наверняка! Он пошлет к дьяволу все директивы…
— Не хочу быть пророком, Вилли, но оружия не будет, — сказал Трефилов. — Почему англичане поддерживают «секретчиков» и «белых»? Потому что они выступают под девизом: «Да здравствует король». Но если английская разведка узнает, что «белые» сотрудничают с партизанами, с коммунистами… Да, у нас одна возможность добыть оружие — взять его у врага. Это наш самый надежный арсенал.
Весенние грозы
Небо затягивается черными, с фиолетовым подбоем тучами. Воздух неподвижен, деревья, невидимые в густой темноте, замерли, не дрогнет ни один листочек. Даже лягушки, громко квакавшие в низине, на озере, приумолкли.
Дядькин сидит у костра, разведенного на дне глубокой, узкой ямы. Лицо его, освещенное слабым светом, струящимся между ветвями, кажется угрюмым. Острые серые глаза прищурены, напряженно смотрят в одну точку.
Сегодня ночью партизаны должны нанести по врагу сильный удар в нескольких местах одновременно. Дядькин задумал эту операцию давно, готовил ее долго и тщательно. В этой операции участвуют все шесть отрядов бригады и несколько групп бельгийских партизан. Они охватят большой район, от Мазайка до Леопольдсбурга. Взлетят на воздух мосты и склады, эшелоны с боеприпасами и вражескими войсками, перебрасываемыми на советско-германский фронт из Франции и побережья Бельгии. Сведения о воинских эшелонах передаются из Брея, Хаеселта, Леопольдсбурга: на станциях работают разведчики Кучеренко, бельгийцы.
В эту же ночь второй отряд атакует гестаповцев, готовящих облаву в Кинрое. По сведениям, переданным разведкой бельгийских партизан (эти сведения доставила Гертруда Хендрикс), машины с карателями подойдут к Кинрою в четыре часа ночи. Второй отряд и группа бельгийцев перехватят их на дороге, далеко от села. Этой операцией будет руководить Дядькин. Через час он, Маринов, Воронков, помощники начальника штаба Боборыкин и Зевков двинутся в Кинрой, к месту засады. Их проведет туда связной командира отряда Станкевич. Он уже здесь, сидит поодаль от Дядькина, в кругу партизан, негромко напевает.