— Очень рад, что вы убедились в обратном. Кажется, эта война поможет нам лучше узнать друг друга.

— Вы совершенно правы. Представления о России меняются… — Американец говорил, не отрывая взгляда от четких, застывших в неподвижности, будто отлитых из стали колонн партизан. — Я бы хотел командовать такими людьми!

— Вы хотите что-нибудь сказать нашим партизанам?

— Да, с удовольствием! — полковник обвел строгим взглядом ряды партизан.

— Русские солдаты! С вами говорит американский солдат, ваш союзник… Вы мне нравитесь, русские солдаты. Вы отличные солдаты. Я вами доволен. Я буду вам помогать, русские солдаты. Да здравствует дружба русских и американских солдат!

Шукшин незаметно подал знак рукой, раздалось оглушающе громкое «ура». Полковник вздрогнул, выпрямился, вытянул руки по швам.

Шукшин, Воронков, американец и переводчик направились к машинам. Около ворот стоял «джип» полковника, за ним — два небольших автобуса, а дальше, плотно один к другому, вытянулись новенькие «студебеккеры». Окинув взглядом колонну, Шукшин неожиданно увидел вторую колонну — она стояла метрах в ста за первой. В машинах сидели американские автоматчики.

— Что это значит, господин полковник? — Шукшин вопросительно взглянул на американца. — Вы хотите отправить нас под конвоем? В таком случае машины нам не понадобятся…

— Какой конвой? — полковник недоуменно вскинул брови. — Это недоразумение, я не требовал охрану… Но, может быть, они вам не помешают, эти автоматчики?

— Я заявляю категорически: под охраной мы не поедем! — глаза Шукшина холодно блеснули.

Американец подозвал шофера.

— Передайте майору — отправить колонну!

Через полчаса бригада погрузилась, машины тронулись. Шоссе было широким и ровным, «студебеккеры», управляемые шоферами-неграми, неслись с огромной скоростью. Над головной машиной струилось, горело огнем боевое знамя бригады. В сухом осеннем воздухе звонко звучали песни. Жители городов и сел, через которые проезжала бригада, выходили на улицу, шумно приветствовали русских партизан.

Американский полковник, ехавший с Шукшиным в «джипе», добродушно посмеивался:

— С вами весело путешествовать! Я не знал, что русские любят песню… Это хорошо — любить песню — хорошо! Я кое-что в этом понимаю…

Всю дорогу между ним и Шукшиным не прекращалась дружеская беседа. Узнав, что Шукшин в прошлом командовал эскадроном, полковник обрадованно воскликнул:

— Я тоже кавалерист! Я сразу почувствовал, что имею дело с настоящим солдатом… Солдат всегда поймет солдата, не так ли? А эти дипломаты…

Через несколько часов колонна въехала в Льеж, остановилась на набережной Мааса. Сразу же около машин собралась толпа бельгийцев, среди которых оказалось несколько партизан из четвертого арденского полка. На «виллисе» подъехали два американских майора, подошли к полковнику. Шукшин беседовал с бельгийцами и не слышал, о чем говорили американцы. Но по сердитому лицу полковника он понял, что его спутник чем-то сильно разгневан. Американцы разговаривали долго, полковник что-то запальчиво объяснял майору. Наконец, он вернулся к Шукшину.

— Я должен извиниться перед вами, подполковник. Помещение, которое отводилось вашей бригаде, заняла другая часть. Вам придется разместиться в манеже. Я поеду с вами! — Полковник сел в «джип».

К машине подошел Кучеренко, отозвал Шукшина в сторону.

— Константин Дмитриевич, партизаны мне сказали, что американцы приготовили для нас тюрьму…

— Тюрьму?!

— Да, она свободна… Кажется, теперь они передумали. Полковник сказал этим майорам, что с нами связываться опасно.

Партизаны расположились в огромном крытом манеже, который был совершенно пуст: под его стеклянным куполом носились стрижи. Командир бригады тотчас же приказал выставить часовых и запретил партизанам без разрешения уходить в город.

На следующее утро в манеж приехала группа американских офицеров. Среди них были два майора, которые накануне встречали бригаду на набережной Мааса.

Офицеров встретил Дядькин.

— Приехали посмотреть, как мы тут устроились? На тесноту пожаловаться не можем… — Дядькин усмехнулся.

— Нет, мы по делу, лейтенант — сухо ответил высокий майор. — Вам предлагается немедленно сдать оружие.

— Опять оружие?! — Дядькин переменился в лице. — Никакого разговора об оружии. Довольно об этом!

Резкий тон Дядькина подействовал. Майор, пожав сухими плечами, ответил примиряюще:

— Но мы выполняем приказ. Мы только…

— Вот что, господа, — остановил Дядькин. — Мы слов на ветер не бросаем: без приказа советского командования оружие не будет сдано. Мы все объяснили полковнику и договорились с ним. Почему снова поднимается этот вопрос? Прошу поехать вместе с нами к полковнику!

— Но мы имеем приказ…

— Разговор бесполезен, господин майор. Едем к полковнику!

В американский штаб отправились Дядькин, Шукшин а отец Алексей. Полковник их встретил, как добрых друзей.

— О мой товарищ кавалерист! — Он вышел из-за стола, протянул Шукшину руку. — Рад вас видеть, рад…

— Господин полковник, с нами поступают нечестно, — возбужденно заговорил Шукшин. — Снова требуют сдать оружие… Мы же договорились! Нас вынуждают идти на крайность…

— Но я не отдавал приказа! — полковник вопросительно посмотрел на майора, сопровождавшего русских. Тот молча насупил рыжие брови.

— Происходит непонятное… Нас лишают возможности установить связь с советским командованием и требуют сдать оружие. Дошло до того, что нас хотели поместить в тюрьму… Как все это объяснить?

Полковник грузно прошелся по кабинету. Затем молча сел за стол и нервно, крупными буквами написал на листе бумаги: «Я знаю русскую партизанскую бригаду и разрешил им иметь оружие…»

Выйдя из штаба, Шукшин глубоко вздохнул:

— Эх-хо-хо… дела! Вот тебе и дипломатия!..

— Но теперь, кажется, уже порядок, — ответил Дядькин. — Бумагу он выдал крепкую!

— Да, бумага неплохая. Только не пойму я этого полковника. Что-то они придумают еще?

Через два дня Шукшина пригласили в штаб американского корпуса и объявили, что в Льеж прибывают новые союзные части и поэтому из-за неимения свободных зданий русская бригада должна выехать во Францию, в Сент-Аман.

Партизанам не хотелось покидать Бельгию — здесь у них много друзей, готовых оказать русским любую помощь. Кроме того, командование сообщило послу Советского Союза в Англии, что бригада находится в Бельгии. Но Шукшин понимал, что возражать бесполезно. Обстановка в Бельгии сложная, англичане и американцы боятся влияния партизан, завоевавших в народе большую любовь. «Да, именно из этих соображений нас отправляют во Францию, — размышлял он. — Там мы люди новые, связей у нас нет…»

В тот же день во Францию, в Сент-Аман, выехали Кучеренко и Зенков, назначенный помощником командира бригады по хозяйственной части. Вернувшись, они сообщили, что бригаде отведен курорт, находящийся недалеко от города. Бригада может с комфортом разместиться в большом отеле.

— Смотри-ка! — удивился Шукшин. — Даже курорт отдали, лишь бы быстрее убрались отсюда

Во Франции

Из дневника партизана Дресвянкина

8 октября. Мы — в Северной Франции, в небольшом городе Сент-Аман, что недалеко от Валенсьенна. Местность очень живописная: синие горы, лес, парки. Занимаем курортную гостиницу «Гранд-отель». Гостиница с шиком! Тут большие богачи жили. А теперь наша братия квартирует, «лесники».

Отдыхать начальство не дает. Распорядок дня зело жесткий. Отрядов у нас больше нет. Дядькин объявил: «С партизанщиной кончено». Сформировали три батальона. Я оказался во втором, у Тюрморезова. «Нажимает» Тюрморезов крепко. А поначалу показался мягковатым…

Живем мы тут роскошно, только вот с «харчишками» туговато. Хлопцы под любым предлогом стараются съездить в Бельгию, «к теще на блины». Бельгийцы угощают их знатно, да еще с собой продуктов дают. Настоящие у нас друзья там, в Бельгии!