— “Первый", докладывает "Седьмой"! Объект передает письмо водителю голубых “Жигулей”. Мужчина высокого роста, в темно синей пуховой куртке с надписью “Альпо”.

— Спасибо, "Третий"! Голубые “Жигули” уже наблюдаю визуально. Дождитесь, пока объект отойдет, работаем по схеме “Захват”. Дай сигнал гаишникам. Брать будем за городом.

Мужчина в пуховке похлопал посыльного по плечу и напутственно произнес:

— Давай, дед. С наступающим тебя!

— И вас так же! — Пожелал ему дядя Федя. — А вот с этим письмом как быть? — Он вытащил из-за пазухи второй конверт, и начал крутить его в воздухе, словно требуя: “Попляши, попляши!

— С этим? — Мужчина выпрямился и окинул окрестности быстрым взглядом. Он умел быстро оценивать обстановку, и потому картина, представшая пред его взором, никак его не порадовала: мужчина, шедший метрах в двадцати по направлению к кафе притормозил и, прикуривая, закрыл лицо рукой. Другой, молодой, высокий, с пружинистой походкой, отсутствующим взглядом смерил “Жигуль” и повернул в ближайший переулок. Из-за забора была видна лишь его лыжная шапочка, и она не двигалась. Еще один мужчина, коренастый, одетый по-спортивному, вышел из-за угла кафе, направляясь к входу. Подъезжавшая по трассе “Волга” — такси везла еще четверых мужчин, плечи которых закрывали весь просвет.

Не говоря ни слова, он схватил мужичонку за ворот, и дернул, перекрывая кислород. Вторая его рука отточенным движением ушла под распахнутую полу куртки, намертво сливаясь с рукоятью пистолета. Слишком много праздношатающихся крепышей для пустынной окраины тихого города.

— Назад, суки! — Рявкнул он, выхватывая из-под куртки увесистую “Беретту” и нажимая на спусковой крючок.

Мужчина, до того спокойно шедший в сторону кафе, едва заметив движение водителя, прыгнул щучкой за ближайший сугроб и, перекатившись, обнажил ствол. Водитель “Жигулей” резко повернулся, готовясь послать очередную пулю в коренастого здоровяка, направлявшегося в кафе. Однако, тот вновь скрылся за углом.

— Артист, сдавайся! — Послышалось оттуда. — Ты окружен! Шансов у тебя нет! Все дороги перекрыты!

“Волга”- такси, прибавив газу, проскочила мимо и, развернувшись, преградила дорогу голубым “Жигулям”. Тот, кого кричавший назвал Артистом, довернул руку и, не целясь, выстрелил в машину. Послышался звон разбитого стекла, однако людей в “Волге” уже не было. В ожидании команды они уже сидели, припав на колено, за автомобилем, готовые в любой момент открыть огонь или броситься врукопашную.

— Освободите дорогу! — Прорычал водитель “Жигулей” упирая ствол между глаз дяде Феде.

Глаза бедняги, и без того вылезшие на лоб от нехватки кислорода, стали еще больше.

— Освободите дорогу, или я вышибу мозги этому придурку!

Дядя Федя в ужасе уставился на палец, лежащий на спусковом крючке. Все пятьдесят два года его жизни пронеслись перед его внутренним взором, словно спасаясь паническим бегством. Он внезапно понял, что вся его мотузяная жизнь в этом мире не представляет ценности ни для кого, кроме него самого, и что все эти крепкие ребята, готовящиеся взять удерживающего его бандита с повадками военного, сейчас начнут стрелять, не глядя, есть он тут или нет. И жить ему захотелось… Ой, как захотелось ему жить!!!

Майор Повитухин, сидящий на корточках за “Волгой” осенил себя крестным знамением и, сплюнув, процедил сквозь зубы:

— Была, не была!

А затем, выпрямившись во весь свой немалый рост, он рявкнул не допускающим возражений стальным командным голосом:

— Капитан Платов, ко мне!

Губы мужчины недоуменно дернулись, рука с пистолетом повисла в нерешительности на полпути движения в сторону кричавшего, глаза остановились на его лице

Дядя Федя никогда не был бойцом. В сущности, он был мягким беззлобным человеком, живущим, словно сорняк, растительной жизнью. Но ему очень хотелось жить! И потому, едва ствол пистолета ушел от его лба, он изо всех своих, невесть откуда взявшихся, сил, резко, как кинжалом, двинул нападавшего в промежность донцем сжимаемой бутылки “Столичной”. Рот террориста открылся в немом крике. Пальцы, сжимавшие ворот фуфайки, разжались, и рука с пистолетом, повинуясь инстинкту, не разбирающему слабых и сильных, метнулась туда, куда был нанесен удар. Мужичонка рванулся, почуяв свободу, и с невиданной прытью, все еще не приходя в себя от ужаса, метнулся прочь, прочь от этого проклятого места.

Через несколько секунд все было закончено. Бывший капитан Платов в стальных браслетах препровожден в оперативную “Волгу”, его “Беретта” аккуратно упакована в полиэтиленовый пакет, и вышедший на связь майор Повитухин командовал: “Третий, давай-ка, жми в управление. Пусть мне там апартаменты готовят. Разговоры будем разговаривать”. Платов смерил его недобрым взглядом и криво усмехнулся.

Майор Повитухин сидел за солидным двухтумбовым столом, какие любят изображать карикатуристы, рисуя светлые образы бюрократов. Стол был стар, кое-где облуплен, недовольно поскрипывал, когда очередной чиновник водружал на него свои локти. Да и то сказать, он был ровесником городского управления и за десятки лет беспорочной службы видал немало разнообразнейших Дел. И все же Дело, которое сейчас было развернуто на его столешнице, было беспрецедентным.

— "В момент ареста, — читал контрразведчик, — у арестованного были изъяты: пистолет “Беретта” номер такой-то и три полных обоймы к нему. Кроме того, при обыске у него был обнаружен метательный нож, длина клинка двенадцать сантиметров. При обыске в салоне автомобиля также были обнаружены: автомат “Кедр” с тремя снаряженными магазинами и две гранаты Ф-1”.

— Целый арсенал! — Удивленно мотнул головой Повитухин. — Интересно, с кем он тут воевать собирался? Или это так, на всякий случай. Как говорили польские шляхтичи, «Без карабели[12] ни с постели».

Он еще раз скользнул взглядом по ровным строкам протокола, воскрешая в памяти предшествующую этой бумажке перестрелку, и вновь мотнул головой:

— Задал нам задачку Андрей Дмитриевич!

Выходя из задумчивости, Повитухин потер виски, подгоняя кровь к мозгу. Убедившись, что все системы функционируют нормально, перелистнул страницу.

— У арестованного в момент обыска находились паспорт и водительские права на имя Житникова Александра Семеновича, уроженца города Баку.

У двери кто-то негромко кашлянул. Повитухин повернул голову. Грузный прапорщик с характерным лицом уездного жандармского фельдфебеля несмело переминался у порога с ноги на ногу, опасаясь прервать раздумья высокого гостя.

— Товарищ майор! — Заметив сановное внимание к своей скромной персоне, наконец, выпалил он. — Арестованного привели. Прикажете вводить?

— Давай, — кивнул Повитухин. — Наручники сними.

— А может? — Замялся прапорщик.

— Не может. Снимай! — Скомандовал Повитухин.

Два сержанта-срочника опасливо ввели в кабинет широкоплечего, высокого мужчину лет тридцати пяти — тридцати семи с густо фиолетовым синяком под правым глазом. Несмотря на плачевное положение, на губах вошедшего играла недобрая насмешливая ухмылка, характерная для людей, с одинаковым спокойствием принимающих и удачу, и невзгоды, а потому не особо пекущихся о том, чтобы соответствовать случаю.

— Входите, Андрей Дмитриевич, — Повитухин встал, делая приглашающий жест рукой.

— Да уж вошел, — хмыкнул подконвойный, потирая затекшие запястья.

— Оставьте нас вдвоем! — Скомандовал контрразведчик, и конвоиры не заставили себя упрашивать. — Присаживайтесь, — хозяин кабинета указал на стул, стоящий подле бюрократического стола. — Меня зовут Повитухин, Степан Назарович. Я майор контрразведки.

— Майо-ор, — глядя в сторону висящей под потолком лампочки, прокатил его собеседник. — Большой человек.

— А вас мне как лучше называть, — не обращая внимания на наглость собеседника, продолжал Повитухин, — Платов Андрей Дмитриевич или же Житников, как там, — контрразведчик вновь посмотрел в дело, — Александр Семенович?