«Сметливый» погиб на минах, погибла часть его экипажа и 233 ханковца. Первая с начала эвакуации потеря боевого корабля, о которой мы узнали.

Какова же судьба остальных кораблей?

Эсминец «Суровый», базовые тральщики № 206, 207 и 211 и один катер МО, имея на борту 1261 гангутца, после подрыва эсминца «Сметливый» на пути к Гогланду подвергались обстрелам батареи острова Маккилуото и германской батареи с мыса Юминда. Обстрелы были безрезультатны, корабли дошли до Кронштадта.

После возвращения на Ханко части бойцов, отправленных третьим отрядом кораблей, общий счет вывезенных составлял почти шесть тысяч. Не много.

У нас не было точного плана эвакуации людей, техники и запасов, так как мы не знали, когда и сколько придет к нам кораблей. Все делалось распорядительным порядком: получив оповещение о выходе кораблей, мы составляли план погрузки в нескольких вариантах и отдавали приказания, к какому сроку и куда должны прибыть части или подразделения, когда и куда подать грузы и кто будет их грузить. Выделенная из состава штаба базы группа, в которую вошли начальник оперативного отделения капитан-лейтенант Н. И. Теумин, офицеры-операторы капитан-лейтенанты А. И. Зыбайло и Р. А. Карпилов под непосредственным руководством начальника штаба П. Г. Максимова, отлично справлялась с такой работой. Откровенно говоря, я удивлялся, как быстро все делалось. Занятый заботами об отражении атак противника и контрбатарейной борьбе, я только решал, какую именно часть выводить для погрузки и кем ее заменять.

5 ноября мы ожидали нападения на Осмуссаар, так как в полдень немцы должны были убедиться, что ультиматум отклонен. Мы привели в готовность свои истребители, катера МО и торпедные катера. К этому времени у нас оказалось семь торпедных катеров: три Д-3 и четыре одиннадцатой серии, прибывшие с Хийумаа. Ночью мы отправили на Осмуссаар для усиления обороны катер МО с несколькими станковыми пулеметами и боезапасом. Немцы подбили катер у острова, он затонул у береговой черты, но команда и груз были спасены.

В полдень 5 ноября защитники Осмуссаара подняли красный флаг на специально построенной мачте — кирха была полуразрушена, а на маяке поднять флаг нельзя было — маяк служил запасным командным пунктом. Одновременно с подъемом флага комендант острова Вержбицкий открыл артиллерийский огонь из всех могущих участвовать в этой стрельбе пушек. Вражеский ультиматум был отклонен, и гитлеровцы теперь знали об этом.

9 ноября из Палдиски (он значительно восточнее Осмуссаара) вышел отряд из двадцати мотоботов, груженных немецкими солдатами. Мотоботы шли под эстонским берегом. На траверзе Осмуссаара они резко повернули и пошли к острову. Вержбицкий подпустил их на 33 кабельтова, что составляет около 6 километров, и открыл огонь. Видно было, что артогонь нанес противнику большие потери. Более половины мотоботов приткнулись к берегу, они так и застряли там. Уцелевшие мотоботы удрали в Палдиски.

Стоит отметить, что, получив от Вержбицкого радиограмму о появлении мотоботов с войсками, я запросил его, нужна ли помощь, думая послать к Осмуссаару истребителей. Вержбицкий ответил: «Помощи не надо. Сами справимся». Хороший, смелый комендант Осмуссаара!

Мы не раз говорили с Расскиным о том, что хорошо подобрали новое командование на этот небольшой, но очень важный и сильно вооруженный остров.

События следовали одно за другим.

В ночь на 6 ноября на сухопутном участке нашего фронта задержали человека, одетого в рваное красноармейское обмундирование и без документов. В карманах шинели у него нашли несколько штук обгрызенной моркови. Он назвался лейтенантом Ивановым, попал в плен на Карельском перешейке. Был в лагере, бежал из плена. Настораживало то, что, судя по его рассказу, он сумел пройти через участок фронта, занимаемый наиболее плотной группировкой противника. Он назвал в конце концов свою настоящую фамилию и признался, что вражеская разведка поручила ему разведать: есть ли на Ханко эпидемия, количество больных, политико-моральное состояние гарнизона, сколько можем держаться и так далее. Шпион показал, что финны лишь создают видимость подготовки удара, а на самом деле удар они предполагают нанести с наступлением ледостава. Смена частей финнами замечена.

Ну что же, все так, как мы и предполагали. Финны собираются наступать зимой. Есть еще время. Хотя в базу пришло и уже ушло три эшелона, финны о начале эвакуации пока не знают.

Донесение послали в два адреса: Военному совету флота и в штаб Ленинградского фронта. В ответ я получил приказание при первой возможности доставить шпиона в Ленинград, в штаб фронта. Пока такой возможности не было. Как только придут корабли, отправим его.

5 ноября над Ханко появились четыре самолета-разведчика. Пять наших истребителей уже были в воздухе. Произошел короткий воздушный бой. Два самолета противника были сбиты. Начальник штаба авиационного полка майор Ройтберг доложил, что оба сбитых самолета типа «спитфайер», их сбили старший лейтенант Г. Д. Цоколаев и капитан В. Голубев. Молодцы летчики! На счету наших истребителей уже 54 сбитых в воздушных боях самолета противника.

В тот день отличился один из катеров МО. Находясь в дозоре, он обнаружил неприятельскую подводную лодку. Командир катера немедленно ее атаковал, забросал место погружения глубинными бомбами. Я донес в штаб флота, что подводная лодка противника потоплена.

Наступили дни празднования 24-й годовщины Октября. Праздник прошел на Ханко торжественно. Везде были проведены собрания с докладами командиров и комиссаров частей о значении праздника. Все, как в мирные дни. И все же не так праздновали в боевой обстановке. На торжественных собраниях сидели бойцы и командиры в первосрочном обмундировании, чистые, выбритые, в отутюженных брюках, в начищенных сапогах, но с оружием, с противогазами и с патронташами, наполненными патронами, готовые по боевой тревоге снова сражаться.

Начали ремонтировать поврежденные авиацией транспорты «Вахур» и «Хильда».

Противник вел себя как всегда — обстреливал город, порт, рейд, аэродром. Особенно часто он бил по нашим трем железнодорожным батареям. Видимо, они больше всех ему досаждали. И опять от зажигательных снарядов — пожары.

Надо сказать правду. Пожары в городе возникали не только от обстрелов: начали его поджигать и бойцы. Мы не могли скрывать от гарнизона, зачем к нам приходят корабли и куда вывозят наши войска. После праздников пришлось объявить о решении правительства и командования — эвакуировать Ханко. Мы разъясняли людям, что уходим непобежденные, на более важное дело — станем стеной, защищая Ленинград. Это значит — не потерять, а умножить боевые традиции защитников Ханко. Личному составу сообщили, что, уходя с Ханко, мы возьмем с собой все, что только сможем увезти. Остальное — уничтожим.

Вот некоторые горячие головы и решили: город, хоть он и полуразрушен, оставлять противнику нельзя. И начали поджигать дома.

Это могло привести к страшным последствиям. Мало того, что борьба с пожарами стоила дорого нашим героям-пожарным. Финны и здесь применяли такую же тактику, как в лесу: увидев в городе пожар, открывали по огню обстрел осколочными, гибли бойцы наших пожарных команд. Но это — одна беда. Другая, что поджоги сведут на нет всю нашу маскировку, откроют противнику глаза на истинное значение прихода и ухода больших групп кораблей. Разгадав план, он сорвет его выполнение, понимая, что с каждым уходящим эшелоном наши силы тают.

Надо бороться теперь не только с пожарами, но и с поджигателями. Ловить и строго наказывать, как за тягчайшее воинское преступление.

В то же время необходимо было определить, что и когда мы начнем уничтожать и, возможно, уже начать постепенное уничтожение. Боевые объекты и техника, подлежащие обязательному уничтожению, известны заранее. Неведомы лишь сроки уничтожения, неизвестно и что сможем увезти, а что останется; не знаем мы и до каких пор нам понадобятся транспорт, перевозящий грузы и людей к пирсам, краны, вагоны, другая техника, средства прикрытия последнего эшелона.