Начальник медико-санитарной службы базы военврач 2 ранга Матвей Григорьевич Ройтман и начальник военно-морского госпиталя военврач 2 ранга Юрий Всеволодович Лукин в один голос требовали: укройте раненых и врачей.
26 июня в обширном дворе госпиталя стали рыть траншеи и строить землянки. Но это не выход, даже не полумера, а лишь слабенькая надежда на защиту.
Доктор Лукин и наш хирург Аркадий Сергеевич Коровин попросили отдать им небольшое здание, в котором до войны жил генерал-майор Елисеев, для хирургического отделения. В подвалах этого дома А. С. Коровин устроил операционную и отделение на 35 коек. Вот пока и все, что удалось в первые дни сделать для госпиталя. Мало, очень мало, но на другое еще не было сил.
В те же июньские дни противник начал боевую разведку наших флангов. 26 июня небольшой десант направился к Хорсену. Защитники острова отбили десант. Противник открыл по Хорсену жестокий огонь из орудий и минометов. Обстрел продолжался три дня.
Хорсен горел. Лето было очень жаркое, сухое, и, естественно, почти весь остров был в огне. Надо или усилить гарнизон острова, чтобы его защитники могли и пожары в лесу гасить и отражать повторные атаки, или, лучше, вывести взвод 270-го стрелкового полка с Хорсена, переправить его на соседний Меден, где наша самая северная зенитная батарея с прожектором нуждалась в крепкой противодесантной обороне?..
28 июня наша воздушная разведка установила, что в районе Вестервик на полуострове Подваландет сосредоточена сильная группа зенитной артиллерии. Мы предполагали, что там накапливаются войска для десанта.
Обдумывая положение, я рассуждал так: если противник решит снова атаковать Хорсен, взвод стрелков его не удержит. Для защиты острова нужна даже не рота, а батальон. Но если из района Вестервик планируется серьезный десант, то вероятнее всего, его цель не Хорсен, а наш морской аэродром и пляж между мысами Крокудд и Копнесудд. Тогда лучше этот батальон иметь не на острове, а там, на материке, на наиболее вероятном месте высадки противника.
Я решил снять с Хорсена взвод и передать его гарнизону острова Меден. Это было моей ошибкой, понятой только несколько дней спустя.
29 июня мы ушли с Хорсена. Вечером его занял противник. Отмечу сразу: то был единственный в обороне Гангута случай, когда мы на короткое время отдали часть своей территории.
Ночью несколько солдат противника, переодетых в красноармейскую форму, пытались проникнуть в глубину обороны на нашем левом фланге — в районе Согарс. Их обнаружили и отогнали.
В эти же дни стал активно и успешно действовать наш 30-й артиллерийский дивизион и его командир Сергей Федорович Кудряшов.
Я не знал раньше Сергея Федоровича, хотя он тоже служил в Кронштадте на морских фортах, — не доводилось с ним встречаться. В мирное время оцениваешь командира и по его личным качествам, и по результатам его труда — по боевой и политической подготовке воинской части, дисциплинированности его подчиненных, по состоянию боевой техники и другим показателям. В военное время основное мерило — боевая готовность, поведение в бою и конечный результат боя. Кудряшов и его заместитель по политической части Николай Никандрович Носов, оба — уверенные в себе и в своих подчиненных командиры, в обстановке боя доказали, что прежде всего они оба на месте. И что я больше всего ценю в людях, Кудряшов был командиром самостоятельным, действовал с инициативой и тактически грамотно.
С первых дней войны 30-й дивизион оказался в гуще событий. Огнем его батарей были сбиты вышки финнов на нашем правом фланге и главная из них — на острове Юссааре. Этот несомненный успех артиллеристов Кудряшова, равно как и артиллеристов Гранина, а также 8-й бригады, дал в наши руки инициативу в бою, позволил на первых порах ослепить противника, что, конечно, сказалось на дальнейшем ходе событий.
В конце июня финны стали из пулеметов и минометов обстреливать с острова Вальтерхольм нашу батарею на острове Хесте-Бюссе. Кудряшов приказал открыть по Вальтерхольму артиллерийский огонь и выгнать противника с острова. Он добился своего. Противник перешел на более далекий остров Хесте. Это улучшило положение 130-миллиметровой батареи капитана Колина.
Так закончился июнь. Мы чувствовали, что это лишь начало, слабое прощупывание перед штурмом. Основной удар противник готовил на перешейке, в районе Лаппвика.
1 июля в 2 часа ночи две роты солдат с финской стороны при поддержке артиллерийских орудий и минометов пытались прорвать передний край нашей обороны на правом фланге возле станции Лаппвика. В этом месте находился узел обеих дорог, ведущих в глубь полуострова, — шоссе и железной дороги.
Батареи 343-го артиллерийского полка бригады и нашего 30-го дивизиона своевременно поставили заградительный огонь. Прорвать нашу оборону противнику не удалось. Оставив у проволоки убитыми не менее сорока солдат и офицеров, он вернулся на исходные позиции.
Командир 335-го стрелкового полка майор Никаноров благодарил артиллеристов 30-го дивизиона за быструю и точную стрельбу. Отличилась батарея соток на острове Лонгшер, ею командовал Николай Данилович Руденко, отличный артиллерист, сын черноморского моряка, участника гражданской войны, замученного гайдамаками.
В нашей гангутской газете была напечатана статья об этой батарее и ее командире. Газета привела письмо армейского командира морским артиллеристам. Никаноров писал: «В бою с врагами вы оказали нам неоценимую помощь. Вашим точным артиллерийским огнем противник был отброшен и понес тяжелые потери. Спасибо, товарищи артиллеристы, за поддержку, мы уверены, что ваша батарея и в дальнейшем окажет нам свою умелую помощь в уничтожении подлого врага».
К слову, газета нашей базы «Боевая вахта», позже переименованная в «Красный Гангут», регулярно печатала такие статьи и заметки о боевых успехах бойцов и командиров, о взаимодействии разных родов оружия, о героизме гангутцев, что помогало в ту тяжкую для нашей Родины пору сплачивать и укреплять гарнизон.
В том бою первой ночи июля отличились красноармейцы Петр Сокур и Николай Андриенко из 4-й роты лейтенанта И. П. Хорькова, правофланговой роты в батальоне капитана Я. С. Сукача. Находясь в секрете у проволочного заграждения, Сокур и Андриенко первые обнаружили наступающего противника. Открыли из винтовок огонь. Атакующие, не обращая на наш секрет внимания, бросились к проволоке, разрезали ее и устремились в глубь нашей обороны. Сокур и Андриенко остались в тылу. Когда наступающие были отброшены, оба бойца продолжали вести по ним огонь, забрасывать их гранатами и, как они потом с гордостью говорили, держать в своем окопе вдвоем круговую оборону. Сокур и Андриенко сумели взять пятерых пленных: четверых солдат и одного офицера. Один из солдат был ранен в ноги. Офицер, увидев, что в окопе только двое, пытался бежать, но был убит.
Немного позднее финны затеяли десант на наш остров Крокан. Несколько лодок с десантниками подошли к острову, зацепились за него, но совместными действиями стрелкового отделения из 3-го батальона 335-го полка и команды поста СНИС десант был сброшен в море.
Часа через два или три после успешного завершения боя в районе Лаппвика и отражения атаки на острове Крокан я приехал в батальон Якова Сидоровича Сукача.
Группа бойцов и командиров окружила возле командного пункта пленных. Здесь же на командном пункте находились командир бригады Симоняк и командир полка Никаноров.
Ничего нового я не узнал: донесение об итогах боя, присланное бригадой, было обстоятельным и точным. Но меня удивило, что перед нашим передним краем появился шюцкоровский добровольческий батальон. Не ошиблась ли наша войсковая разведка, не приняла ли финских шведов за немцев?
Шюцкоровцы этого батальона носили стальные шлемы, их форма отличалась от обычной финской. Я был склонен думать, что так оно и есть.
Внимательно рассмотрев трупы, оставленные противником перед проволочной сетью в три кола на переднем крае, мы увидели, что часть убитых одета в красноармейскую форму. Наших потерь в том бою не было. Значит, противник, и уже не впервые, практикует такие приемы войны — переодевает своих солдат в нашу форму.