- Вперед! И, несмотря на увещевания своих баронов, бросился первым. Все кинулись за ним; и вновь столкнулись два войска, издав такой грохот, что его услышали коннетабль и Жуанвиль, находившиеся на расстоянии мили; они остановились в недоумении, не зная, кому спешить на помощь - королю или его брату? Но затем повернули лошадей и бросились к королю: между ними и Людовиком стояло больше тысячи сарацин, а их было всего шестеро; тогда они двинулись в обход по берегу канала и увидели, как его воды несут сломанные и разбитые луки и копья, мертвых и умирающих людей и лошадей; то были печальные вести от графа Анжуйского и его отряда; они отвели взор от канала и продолжили свой путь к королю.

Людовик отошел к реке и занял выгодную позицию, совершив в этом бою то, что, казалось, выше человеческих сил: окруженный шестью сарацинами, двое из которых уже схватили под уздцы его коня, он один поразил всех шестерых шестью ударами меча. Воистину сражение было бы проиграно, если бы воины не видели перед собой пример несравненной доблести, показанный королем. И, став свидетелями подобного подвига, ни один из рыцарей не пожелал оказаться недостойным своего суверена; каждый стоял насмерть, и посрамленные сарацины отошли, чтобы собраться с силами, ибо крестоносцы, в десять раз уступавшие им числом, все же сумели поставить врага в столь унизительное положение.

Итак, Жуанвиль и коннетабль подоспели вовремя, но не для того, чтобы наблюдать за исходом сражения (эта недолгая пауза была лишь передышкой), а чтобы прийти на помощь своим соратникам в грядущем бою. Невдалеке от того места, где стоял король, струился ручей, впадавший в канал, а через него был перекинут мостик. Оценив чрезвычайно удобную позицию, Жуанвиль остановился там вместе с коннетаблем и, увидев своего кузена графа Суассонского, подозвал его:

- Сир, прошу вас остаться здесь и охранять этот мост, если вы уйдете, допустив сюда турок, они нападут на короля сразу с тыла и в лоб.

- Если я останусь на этом мосту, останетесь ли вы со мной?- спросил граф Суассонский.

- Да,- сказал Жуанвиль,-до последнего вздоха.

- Ну что ж! - воскликнул граф.- Да будет так, отныне я с вами!

Услышав это, коннетабль обрадовался:

- Превосходно. Охраняйте мост как доблестные и верные рыцари, а я отправлюсь за подкреплением.

Рыцари расставили дозор: Жуанвиль, замысливший все это, стоял в центре, справа от него находился граф Суассонский, а слева - мессир де Нуаль.

Едва они заняли пост, как увидели, что со стороны Мансуры к ним скачет граф Бретанский; он так и не смог войти в город. Граф несся на крупной лошади фламандской породы, все поводья были порваны, двумя руками он держался за ее шею, боясь, что мчавшиеся за ним сарацины выбьют его из седла и тогда ему не будет пощады. Время от времени он поднимался в стременах, открывал рот и оттуда хлестала кровь, но, несмотря на это, он ухитрялся оглядываться и осыпать оскорблениями своих преследователей. Наконец он достиг моста, по-прежнему насмехаясь над гнавшимися за ним турками, а те, увидев рыцарей, охранявших мост и с решительным видом обративших к ним свои лица и мечи, отступили и примкнули к ближайшим сарацинским отрядам.

Они перестроились, с новой силой заиграли горны и цимбалы, и крики еще усилились.

Турки объединились, чтобы предпринять последний маневр и заставить отступить короля и шестьсот или семьсот его рыцарей, стоявших близ канала.

Как и предполагал Жуанвиль, часть сарацин двинулась на короля, остальные же намеревались перейти мост, но и там, и тут встретили яростное сопротивление. В небольшом отряде Жуанвиля были два королевских герольда: Гильом де Брок и Жен де Гамаш. Их плащи, расшитые лилиями, привлекли внимание неверных. Многочисленные простолюдины и челядь стали осыпать их камнями. Сарацинские лучники обрушили на них тысячи стрел, так что позади рыцарей, казалось, поднялись колышущиеся на ветру колосья. Чтобы защититься от этого смертоносного дождя, Жуанвиль снял с убитого сарацина кожаные доспехи и соорудил из них щит, благодаря которому в него самого попало только пять стрел, тогда как в его лошадь - пятнадцать. Каждый залп сопровождался потоком брани, что приводило в ярость доблестного сенешаля. Как только один из горожан его сенешальства принес ему знамя с его гербом и большой меч взамен сломанного, он тотчас же вместе с графом Суассонским и графом де Нуаль ринулся на нечестивцев, обратил их в бегство и, убив многих, вернулся к мосту, вновь подвергшемуся атаке, сопровождаемый неистовыми криками. Жуанвиль только собрался вновь вступить в бой, как граф Суассонский остановил его:

- Пусть эти негодяи кричат и ревут, как ослы, и, клянусь телом господним, мы еще расскажем об этом дне дамам у камина.

И этого обещания графа оказалось достаточно, чтобы умерить пыл храброго сенешаля.

Король тоже подвергся атаке и оборонялся столь же храбро. Сарацины прибегли к своей излюбленной тактике: они отошли на некоторое расстояние и принялись осыпать войско стрелами и дротиками, сменяя друг друга, чтобы пополнить опустевшие колчаны. Увидев, что больше половины лошадей крестоносцев ранено, а многие всадники вообще лишились своих скакунов, они воспользовались сумятицей в их рядах и, взяв в одну руку лук, а в другую - меч и булаву, дружно бросились вперед с криками "Ислам! Ислам!". Но король со своей ратью закричал им в ответ: "Монжуа и Сен-Дени!" - и, не дрогнув, встретил их удар. На исходе дня рукопашный бой возобновился с тем же пылом, что и утром.

Тем временем крестоносцы, находившиеся па противоположном берегу канала, на расстоянии немногим более выстрела, были в отчаянии, что не могут оказать помощь своему королю, которому, как они видели, грозила опасность. Они заламывали руки и хлестали себя по щекам, оттуда доносились их яростные крики и бессильные угрозы. Отчаявшись, они принялись швырять в воду балки, военные машины и вообще все, что ни попадало им под руку.

Натолкнувшись на эту своеобразную запруду, возле неё стали скапливаться плывшие по течению трупы людей и лошадей, пики и щиты; скоро запруда превратилась в импровизированный, колышущийся на волнах мост, словно порожденный адом. Но как бы то ни было, этот "мост" соединил два берега. Главное же было перебраться с одного берега на другой. Толкаясь, натыкаясь друг на друга, все кинулись к "мосту"; тех, кто падал в воду по одну сторону, уносило течением, те. кто падал по другую, застревали среди обломков балок, трупов и выбирались обратно, мокрые до нитки и безоружные; тогда они хватали первые попавшиеся мечи и, радостные и ликующие, бросались вперед, счастливые от того, что наконец участвуют в сражении, за которым с раннего утра могли лишь наблюдать в качестве зрителей. Их крики донесли королю весть о подкреплении, а сарацинам - о том, что победа, казавшаяся им совсем близкой, ускользает от них; беспорядочные полчища неверных двинулись вперед, подобно огню или наводнению, их вела ярость; тогда король и его преданные рыцари последним усилием перешли в контрнаступление.

Мессир Юмбер де Больё с трудом собрал сотню арбалетчиков и бросился на помощь Жуанвилю, графу де Нуалю, графу Суассонскому и их отряду, подвергшемуся атаке. На сей раз отступили сарацины, а крестоносцы преследовали их с криком "Монжуа и Сен-Де- ни!". Христиане оттеснили неверных за пределы их собственного лагеря. Однако сражение продолжалось; то было отступление, а не бегство, перевес в борьбе, а не победа; ночь, спустившаяся на землю мгновенно, как повсюду на Востоке, развела противников; турки углубились в заросли тростника, где стали недосягаемыми; христиане вернулись к себе в лагерь, прихватив в качестве трофеев двадцать четыре военные машины; битва длилась семнадцать часов!

Видя, что перевес на стороне крестоносцев, коннетабль велел Жуанвилю отыскать короля и не оставлять его до тех пор, пока он не спешится и не войдет в свой шатер. Сенешаль подъехал к Людовику как раз в тот момент, когда он собирался отправиться к шатрам, поставленным на берегу канала. Жуанвиль снял с короля тяжелый, весь во вмятинах шлем и надел на него собственный, очень легкий, из кованого железа. Они ехали бок о бок, когда к ним приблизился Роне, настоятель странноприимного дома; он пересек реку, догнал короля, поцеловал руку и спросил, есть ли какие-нибудь вести из Мансуры от брата короля.