Дополним эти рассказы сообщением из «Хроники» Оттона Фрейзингенского, располагавшего достоверными известиями: «Старый Вавилон, как нам известно от надежных людей из заморских стран, в настоящее время частично населен и называется Балдах (Багдад). Однако часть его, что соответствует словам пророчества, представляет собой пустыню, простирающуюся на десять миль до самой Вавилонской башни. Та часть, которая обитаема и именуется Балдах, очень большая и многолюдная»{117}. Анонимный автор персидской космографии XIII в., рассказав о чудесах древнего Вавилона, в заключение, отметил: «Я, раб, видел это место, оно находится между Багдадом и Куфой, однако в настоящий момент оно разрушено» (Чудеса мира. 120). Чрезвычайного скопления чудовищ в окрестностях Вавилонской башни ни один путешественник не заметил.
Для средневековых арабских ученых Вавилонская башня была символом человеческих достижений и человеческой гордыни, расценивавшейся как вызов Богу. Такой взгляд представлен в космографии ад-Димашки: «Знатоки преданий и историки пишут, что первое величественное сооружение на Земле после Потопа возвел Нимруд Великий, сын Куша и внук Хама. Это была башня, которая называлась Спиральной. Строилась она на земле Вавилона, и сейчас еще сохраняются ее следы в виде холма, похожего на гору. Длина ее составляла 5000 локтей, а возводилась она из камня, кирпича, скреплявшегося свинцом, воском и молоком. Нимруд хотел построить эту башню на тот случай, если хлынет второй Потоп. Но Всевышний разрушил ее однажды ночью криком и разобщил язык людей на много языков, и “забабиляли” они с тех пор на разных языках, отчего и место называется Бабил»{118}.
В космографии ал-Бакуви, современника Иоганна Шильтбергера, говорится: «Бабил — название поселения, находившегося с давних времен на берегу одного из рукавов Евфрата в Ираке. И до сих пор люди растаскивают его кирпичи. Там [находится] колодец Даниила — да будет мир над ним! — к которому устремляются иудеи и христиане в определенное время года. Большинство людей утверждает, что это — колодец Харута и Марута, в котором они перевернуты вниз головой» (ал-Бакуви. III. 23). Харут и Марут — ангелы, согрешившие на земле; лишенные крыльев за то, что не устояли перед прекрасной женщиной, они подвергаются мучительному наказанию в подземной темнице в Вавилоне{119}.
У мусульман был свой мифический Вавилон.
§ 41. Астрологический прогноз
«Поистине неистощима жизненная сила итальянского искусства. Но вот, неожиданно, в 1348 г. на этот край с его сказочным обилием прекрасных шедевров обрушилась катастрофа: эпидемия “черной смерти”. Это была оборотная сторона европейской экспансии. Действительно, возбудитель болезни пришел тем же путем, каким возвращался Марко Поло»{120}.
Мысль Жоржа Дюби о неожиданном вторжении чумы в Европу вызывает сомнения. Предупреждения звучали задолго до катастрофы, и тому есть свидетельства. Что же касается пути Марко Поло, то, как известно, венецианец возвратился морским путем через Индию, а чума пришла через евразийские степи и Крым. Считать, вслед за Ж. Дюби, чуму возмездием за сухопутную торговлю с Китаем означало бы свести почти планетарное событие к печальной участи нескольких итальянских городов. Природе нет дела до Культуры, но не наоборот. Вот этим вопросом мы и займемся.
В 1330 г. византийский двор был встревожен астрологическим прогнозом, согласно которому грядет столкновение ветров, разрушение городов и возвышение гор. Предсказание гласило, что от движения ветра истлеют человеческие тела. Ученый муж Никифор Григора, занимавшийся астрономией, снизошел по просьбе друзей к оценке вероятности исполнения прогноза, который казался ему совершенной глупостью, достойной лишь иронической насмешки.
«От итальянцев и обитателей Колхиды, составляющих отрасль персов, были присланы в Византию письма, в которых с величайшей гордостью и напыщенностью делались ребяческие и глупые предсказания, с какими обращаются флейтщицы и танцовщицы в публичных домах к своим любезным, — сообщает Никифор Григора. — Нет нужды говорить, что дело крайне безрассудное — убеждать в чем-либо людей пустых и надменных и обращать внимание на все, что ни родится в их ветреных головах. Обличить и опровергнуть таких-то людей убеждали меня многие из моих друзей, не знаю, с целью ли испытать меня, как делали состязатели на олимпийских бегах (они предварительно в разных местах выезжали беговых лошадей), или с целью извлечь отсюда для себя какое-либо удовольствие». Об удовольствиях ли речь? С какой целью прогноз был передан в руки ученому? Вопрос не праздный, поскольку мы знаем, что предсказание о смертоносном ветре исполнилось.
Астрологический прогноз опирается на интуицию. Предчувствия астролога оформляются в категориях магической картины мира, и, как правило, такой прогноз затрагивает сферы, недоступные ученому знанию. По словам историка Алена де Либера, «в непреходящей практике астрологии есть нечто необъяснимое и чарующее. В ней можно видеть симптом бессилия науки, ее неспособности создать особую “научную культуру”, в ней можно разглядеть и непреоборимую потребность в вере»{121}. Те, кто доверял прогнозу, хотели проверить его разными способами, потому и вручили его человеку, имевшему репутацию ученого.
Вот что ответил Никифор Григора своему адресату: «Я чрезвычайно удивляюсь, любезный друг, каким образом меня, своего друга, ты побуждаешь заняться такими пустыми вещами и употребить язык на изобличение таких очевидных нелепостей, — и тех, которые часто вырываются из западных бездн, подобно потокам лавы, вырывающейся из кратеров Ифеста, и тех, которые во множестве, подобно густому снегу, сыплются с горной страны. Да, друг, мы оскорбили бы и самих себя, и вместе науку, если бы занялись такими вещами. Заниматься добровольно развращенными нравами и речами — значит быть недалеко от порока и от опасности попасть б сеть заслуженного порицания; а каково пятно, таков же и позор, от которого избави Бог. Разве не превышает Кавказа невежество тех, из которых одни, именно обитатели нижних стран, привыкли отливать речи, далеко не согласные с истиной, а другие (это обитатели верхних стран) издают какие-то бессмысленные и ребяческие звуки и говорят, будто свое знание получили они по наследству от персов и халдеев? Если вся ученость халдеев и персов ограничивается лишь знанием того, что небо представляет в воздушной сфере прекрасное и стройное течение звезд и с началом весны дает доход государственным писцам, а с окончанием лета приносит болезни старикам; то что и говорить — всякий желающий может смеяться над наукой и унижать ее: и тот, кто правит лошадьми, и тот, кто играет на сцене. Мне странно и удивительно, как эти люди не предсказывают еще, что дубы принесут множество желудей, или что терновник оцарапает руку, если его коснуться, или что куница, родив детеныша, будет матерью рожденного, или что летом будет жарко, а зимой холодно и тому подобных вещей, быть может неизвестных для животных, но совершенно очевидных для всех людей. Но чтобы ни тебе не наскучить, ни достоинство науки не унизить, вдавшись в такие крайности, пойдем средним путем и обличим лишь отчасти этих полуденных ветрогонов (их лучше бы назвать земными планетами, которые много заблуждения внесли с собой в воздушную область) Стоит лишь взять за конец, чтобы распустить, точно Пенелопину ткань, все, что наплетено ими. Они предсказывают движение ветров, от которого будто бы истлеют тела человеческие. А я желал бы знать, как произойдет это тление. Если бы ветер был больше, чем простое движение и рассечение воздуха, то эти слова, может быть, и имели бы какой-нибудь смысл. Вещества посторонние проникают воздух или входя в него, — таковы камень, железо и все, что тверже воздуха, — или же смешиваясь с ним, — таковы вещества, разливающиеся и совершенно однородные с воздухом, как-то: запахи, цветы и молнии. Поэтому, если бы и ветер, будучи отличен от воздуха, действовал каким-либо из этих способов, — или рассекая воздух и заступая его место, или смешиваясь с ним, — тогда все живое мгновенно подвергалось бы тлению. Но мы видим, напротив, что воздух всегда сохраняет благорастворенность. А ветер есть не что иное, как усиленное движение и разлитие воздуха, который всегда в обилии стремится на нас отовсюду, но которым каждый из нас пользуется лишь столько, сколько нужно, как бы ни было много его вокруг нас. Быть может, и это еще нужно предсказывать, но в таком случае я не знаю уже, что и сказать. Они говорят еще, что от движения всех вместе ветров сдвинутся со своих мест и разрушатся деревья, горы и города. Но как и куда все это сдвинется со своих мест, когда, по их же словам, ветра окружат все вещи с диаметрально противоположных концов? Если от сильного и порывистого движения одного ветра разрушится дом или покачнется в другую сторону дерево, то в этом еще ничего не будет нового и выходящего из круга вещей обыкновенных. Но как скоро станут дуть многие ветра разом с противоположных концов, то уже не разрушат ничего: действие одного будет тогда умеряться и уничтожаться противодействием другого и, при равносильном взаимодействии их, все, что подвергнется их напору, будет стоять неподвижно. Притом, чтобы ветры дули все вместе с диаметрально противоположных концов, такого свойства ни Аристотель не приписывает им, ни долгий опыт не подтверждает. Но вот еще, чего я едва было не опустил: такое столкновение ветров, говорят они, произойдет от стечения под одним знаком зодиака Крона и Арея[63] и от имеющего произойти перед тем затмения солнца. Итак, если окажется ложным это основание, то уже само собой разумеется, окажутся ложными и выводы, делаемые из него; подобно тому, как если подсечь корень дерева, то оно тотчас засохнет, лишившись самой жизненной своей части. Что же? Крон и Арей не только в настоящее время не находятся под одним знаком, но и в два сразу следующих года не могут сойтись между собой; так как Арей, оставив давно уже Крона в пятнадцатой части Льва, сам переходит в клешни Скорпиона; а затмения солнечного ни во все это лето, ни в следующую осень не может быть, хотя бы все люди и все птицы кричали о том. В этом могут вполне убедить тебя лучшие наставники — время и чувство. Ничто не имеет такого значения в науке, как свидетельство опыта и чувства. Чувство, сказано, доставляет опыты, а опыты доставляют основания для науки. Только посеяв семя в землю, можно получить колос, а без семени нельзя ожидать и прозябения; так точно и здесь. Если будет затмение солнца и стечение Крона и Арея, то, пожалуй, будет и столкновение ветров, и разрушение городов, и возвышение гор; если же не будет первого, то по необходимости не будет и последнего и все горы и все города останутся на своих местах. Известное дело, что при отсутствии условий для известных явлений этих явлений не может быть. Они между тем доходят до такой нелепости, что принимают за причину то, что не может быть причиной, и наоборот — не видят причины в том, что действительно причина. Конечно, то или другое положение звезд может предуказывать те или другие события, частью ближайшие, частью отдаленные, но они не в силах были понять это и поставляли причиной одно вместо другого, далеко уклонившись от надлежащего пути» (Никифор Григора. 9. 11).