Магические техники, позволяющие горцам вызвать сильный ветер и снег, не могут быть объяснены в рамках современных научных понятий, ориентированных на рациональное постижение мира. С этой точки зрения случай, описанный эмиром Дербента, относится к сверхъестественному происшествию. Сам эмир, чуть было не погибший во время паники, вызванной внезапной бурей, полагает, что погоду изменило колдовство горцев. Снежная буря в горах — явление что ни на есть обыкновенное. Удивительно во всей этой истории выглядит совпадение во времени двух обстоятельств: появления войска у границы селения и начала бури, обернувшейся стихийным бедствием.
Рассказ Абу Хамида ал-Гарнати о воинах, убивавших друг друга в снежной буре, был известен Закарийи ал-Казвини. Он добавляет похожую историю: «Рассказывали, что властитель Ширвана, человек жестокий и обладавший могуществом и силой, также однажды хотел захватить эти места, но потерпел поражение, подобно жителям Дербента. После этого цари отказались от захвата Зирих Тарана»{22}.
Даже если первую историю счесть случайной, повторение драматического сценария (еще одна случайность?) ставит под сомнение любую попытку обозначить происходящее как миф. С позиции классической теории вероятности такой повтор просто невозможен. В обоих случаях драма разворачивается на границе двух миров: обыденного и сакрального. Загадочно выглядит не буря, а войско, охваченное внезапной паникой — это наваждение, порожденное сакральной энергией. С привычной же точки зрения, ситуация выглядит так, что магические практики влияют на стихии.
§ 8. Белые одежды
Если довериться рассказу путешественника Абу Хамида ал-Гарнати, посетившего Дербент в 1154 г., дождь и ветер начинали бушевать, когда к святилищу, где находился меч Масламы. направлялись в цветных, а не в белых одеяниях. Кажется, как всегда, Абу Хамид ал-Гарнати вносит в свое повествование невероятную путаницу. Сохранились две версии этого рассказа. Согласно первой, за соблюдением запрета на цветные одежды следили строго. «Меч Масламы находится вне города на холме, на котором для этого меча построили что-то вроде михраба из цельного куска скалы, меч же вынут из ножен и прислонен к стене в этом михрабе. Совершают к нему паломничество только в белой одежде, а если к нему направится кто-нибудь в одеянии, окрашенном в какой-либо цвет, то начинается дождь и ветер, так что деревни вокруг него едва не погибают; поэтому в рустаках на дорогах к этому холму поставлены стражи, которые не пускают тех, кто идет смотреть меч в цветной одежде» (Абу Хамид ал-Гарнати, с. 25–26). В исламе белый цвет одежд означал обезличивание статуса и изоляцию человека, входящего в священное пространство. Изоляция необходима при соприкосновении с сакральной энергией.
Согласно второму варианту записи рассказа, запрет, касающийся цветных одежд, был не столь строгим: «Когда Маслама захотел уйти, после того как поселил в Дербенте 24 тысячи семей арабов из Мосула, Дамаска, Химса, и Тадмора, и Халеба, и других городов Сирии и Джазиры, то сказали ему табарсаланцы: “О эмир! Мы боимся, что когда ты уйдешь от нас, то эти народы отпадут от ислама и мы будем бедствовать из-за их соседства”. Тогда извлек Маслама свой меч и сказал: “Меч мой будет среди вас, оставьте его здесь, и, пока он будет среди вас, никто из этих народов не отпадет”. И сделали для его меча в скале что-то вроде михраба и поставили его внутрь него, на холме, где Маслама стоял лагерем. Он и сейчас находится в той земле, люди совершают к нему паломничество. Тому, кто направляется к нему зимой, не запрещается надевать синие одежды или иных цветов, а если направляется во время жатвы, то не разрешается никому посещать его в каких-либо одеждах, кроме белых; а если кто-нибудь посетит его не в белой одежде, то идет обильный дождь, и губит посевы, и портит фрукты. Это дело у них хорошо известно» (Абу Хамид ал-Гарнати, с. 49–50).
Арабский географ Закарийа ал-Казвини в своем сочинении «Памятники стран» (1275) воспроизвел первый вариант сообщения Абу Хамида ал-Гарнати о святилище меча табасаранцев, дополнив его сведениями о священном источнике вблизи него: «А вне города [имеется] холм. На нем [расположена] мечеть, в михрабе ее [хранится] меч. Говорят, что он — меч Масламы ибн Абд ал-Малика ибн Марвана. Совершают паломничество к нему люди не иначе как в белых одеждах. Ибо если кто направится к нему в цветной одежде, — наступают дожди и ветры, и едва не погибает то, что [находится] вокруг холма. На нем — охрана, они удерживают того, кто идет к нему в цветных одеждах. А поблизости от этого холма — источник; выходят люди к нему каждую ночь пятницы и видят во время некоторых ночных молений в этом источнике сияние и свет до такой степени, что им становятся видны голыши и камень, [находящийся на дне источника]. Они называют этот источник источником воздаяния»{23}.
Как выясняется, запрет на ношение цветных одежд, равно как и особое внимание к святилищу, где находился меч, действовал только во время уборки урожая. Скорее всего, белый цвет, символизирующий в космической и социальной мифологии начало, чистоту, был каким-то образом связан со стремлением удержать равновесие в природе на период жатвы. Связь же между мечом и будущим урожаем определяется фаллической символикой меча{24}.
§ 9. Небесные битвы
Странные вещи рассказывает в своем отчете Ахмед ибн Фадлан, секретарь посольства багдадского халифа ал-Муктадира к царю булгар. В начале лета 922 г. послы находились на берегах Средней Волги. В первый же вечер на закате солнца появились два облака, красное и черное, с неба раздался шум и открылась панорама небесной битвы. Красные всадники сражались с черными всадниками, что было истолковано царем булгар как битва между верными Аллаху джиннами и неверными джиннами.
Вот впечатления Ибн Фадлана: «Я видел в его стране столько удивительных вещей, что я их не перечту из-за их множества, как, например, то, что в первую же ночь, которую мы переночевали в его стране, я увидел, как перед [окончательным] исчезновением [света] солнца, в обычный час [молитвы] небесный горизонт сильно покраснел. И я услышал [высоко] в воздухе громкие звуки и сильный гомон. Тогда я поднял голову, и вот недалеко от меня облако, красное, подобное огню, и вот этот гомон и эти звуки [исходят] от него. И вот в нем подобия людей и лошадей, и вот в руках отдаленных находящихся в нем фигур, похожих на людей, луки, стрелы, копья и обнаженные мечи. И они представлялись мне то совершенно ясными, то лишь кажущимися. И вот рядом другой, подобный им, черный отряд, в котором я увидел также мужей, лошадей и оружие. И начал этот отряд нападать на тот отряд, как нападает эскадрон на эскадрон. Мы же испугались этого и начали просить и молить, а они [жители страны] смеются над нами и удивляются тому, что мы делаем. Мы [долго] смотрели на отряд, нападающий на отряд. Оба они смешивались вместе на некоторое время, потом оба разделялись, и таким образом это явление продолжалось некоторую часть ночи. Потом оно скрылось от нас. Мы спросили об этом царя, и он сообщил, что деды его говаривали, что эти (всадники] принадлежат к верным и неверным джиннам. Они сражаются каждый вечер и, подлинно, с тех пор, как они существуют [на свете], ни одной ночи они не бывают отсутствующими в этом (сражении!. “И мы всегда это таким образом видели”» (Ахмед ибн Фадлан, с. 134–135).
Принято считать, что Ибн Фадлан видел северное сияние{25}. Д. О. Святский, настаивающий на таком объяснении, ссылается на следующие примеры из русских летописей: «Дивы великие являхутся: видяху люди на небе войска ве зброях, и разделены на два полка, и едны зъ другими бияхуся» (Густинская летопись, 1269 г.); «Того же лета бысть знамениа на небеси страшны: стояху убо въ нощи на воздусе яко полк воинскый на полудниа, такоже и на полунощие» [Никоновская летопись, 1292 г.){26}. Эти примеры ровным счетом ничего не доказывают. Что в этих небесных битвах указывает на северное сияние? На мой взгляд, ничего. Куда важнее вопрос, чьему перу принадлежат описания воображаемых битв.