Истинную опасность премьерской спеси я понял в 1989 году. Я был тогда младшим чиновником, работал на саммите Большой семерки в Париже, на каковой саммит пришлась двухсотая годовщина Французской декларации прав человека. Событие широко отмечалось в стране, а Маргарет Тэтчер позволила себе замечание: мол, Декларация на двести лет «моложе» британского Билля о правах 1689 года, да и по качеству сильно ему уступает. Французам это не понравилось. Мне отвели место в последней машине британского кортежа. Возле площади Согласия нас поджидала толпа возмущенных демонстрантов; они потрясали плакатами нелицеприятного содержания, грозили кулаками. Британское посольство находится на улице Фобур-Сент-Оноре, подъездная аллея делает круг. Выйдя из машины, я оказался рядом с госпожой Тэтчер и моим братом Чарльзом — они выбрались из бронированного посольского «роллс-ройса». Госпожа премьер-министр шепнула Чарльзу: «Не правда ли, что за милые люди — махали нам с таким воодушевлением?» Я тогда поклялся сам себе: если когда-нибудь стану советником премьера, в лепешку расшибусь, а спасу его от такого позора. Через несколько месяцев Тэтчер снова посетила британское посольство в Париже — там-то ей и сообщили о результатах голосования среди консерваторов — членов Парламента; голосования, на котором ей был подписан приговор.

Гены разрушения наличествуют в каждом политическом режиме; имя одному из самых опасных генов — спесь. Задача главы администрации — как можно дольше не давать этому гену проявиться, что достижимо, в частности, посредством постоянного подтрунивания над боссом. Впрочем, куда эффективнее — следить, чтобы премьер-министр подвергался максимальному количеству влияний извне. Я наблюдал за Маргарет Тэтчер — с каждым годом она сужала круг общения. С Тони было проще — из-за его детей. Согласитесь, с маленькими детьми трудно пыжиться от гордости за свою персону; даже льстивые тирады Иана Пейсли воспринимаются не так серьезно, когда слушаешь их по телефону, сидя на диване с детьми и при включенных «Симпсонах». Вдобавок почти весь премьерский срок в семье жила Гэйл, теща Тони. Как я говорил в главе четвертой, Гэйл, а еще Джеки, няня детей Блэров, частенько, не скупясь на яркие эпитеты, просвещали Тони относительно обывательского мнения о его политике. Кроме того, в Седжфилдской резиденции Тони регулярно общался со своим советником по выборным кампаниям Джоном Бертоном, человеком в высшей степени здравомыслящим и всегда готовым помочь.

Вспомним Сенеку; он советует правителям каждый день напоминать себе о собственной политической смертности. С первого дня править нужно так, будто этот день — последний. Лишь при такой линии поведения правитель, потерявший власть, избежит горечи по поводу дел, не свершенных в отпущенный ему срок.

Стоит ли говорить, что для современных политиков публичное раскаяние не легче, чем для каких-нибудь Бурбонов. Мы извинялись в том числе за бедствия, к которым были совершенно непричастны — начиная с Великого ирландского голода в XIX веке и бойни в Амристаре[234] и заканчивая тюремным заключением семьи Магуайр[235], оказавшимся судебной ошибкой. Мы горячо обсуждали, извиняться Тони или не извиняться за события, к которым наше правительство имеет отношение, — например, за «Купол Тысячелетия» или за повышение пенсий на ничтожные 75 пенсов (2000), и пришли к выводу, что извинения в этих случаях неприемлемы. Действительно, у какого лидера язык повернется сказать «простите» в условиях подвластной СМИ «упреждающей политики»? Любое извинение используется, чтобы обвинить правителя во всех ошибках, и ни в коем случае не воспринимается как проявление естественного человеческого сочувствия. До тех пор, пока в политике не практикуется цивилизованный диалог, лидеры не могут идти на риск публичного извинения, сколь бы глубоко ни было их раскаяние.

Великих политических лидеров можно по пальцам пересчитать; вдобавок никогда не скажешь заранее, достигнет ли величия такой-то кандидат в лидеры, — приходится ждать его вступления в должность. Вряд ли кто из оксфордских однокашников воспринимал Тони как потенциального премьер-министра; тем более — как потенциального выдающегося премьер-министра. Чтобы стать таковым, нужен весь набор амбиций и умений, описанный в настоящей книге, — тогда все получится. В заключительной главе «Государя» Макиавелли отмечает: «Где благоприятны условия, там трудности отступают, особенно если следовать примеру тех мужей, которые названы мною выше».

А еще лидерам нужна удача. Макиавелли употребляет слово «Судьба», более емкое, чем просто «везение». Считает, что в судьбе правителя благосклонность Судьбы имеет решающее значение: «...может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям»[236].

Подобно тому как Наполеон хотел командовать удачливыми генералами, так и мы хотим, чтобы у власти стояли удачливые лидеры; они нам просто необходимы.

Хотя к такому событию, как война, едва ли применим термин «везение», Маргарет Тэтчер все же повезло с Фолклендской войной. От Фолклендской войны электорат отталкивался, выбирая Тэтчер на второй срок, ибо сомнительно, чтобы свершения в области экономики вновь привели ее к власти. Что касается Тони Блэра, он крайне удачно передал руль Брауну, не дожидаясь, пока разразится глобальный экономический кризис. Впрочем, не все зависит от удачи. «Если государь всецело полагается на судьбу, он не может выстоять против ее ударов»[237], — пишет Макиавелли. Великий правитель должен обладать мужеством и интуицией, позволяющими ухватиться за всякий шанс, даруемый судьбой; таковы были Моисей, Кир, Тезей и Ромул. О них Макиавелли говорит: «Каждому из этих людей выпал счастливый случай, но только их выдающаяся доблесть позволила им раскрыть смысл случая, благодаря чему отечества их прославились и обрели счастье»[238].

Труды Макиавелли толкуют превратно. То же относится к деятельности Тони Блэра. Карикатуру, раз намалеванную, нелегко стереть; пожалуй, предпринимать попытки реабилитации Макиавелли следовало еще четыреста лет назад, а сейчас — поздновато. В случае с Тони хорошо бы выждать лет двадцать и только потом убеждать людей в необходимости переоценки его личности и его работы. С написанием истории правительства Блэра также надо повременить минимум десять лет. Практически все написанное на сегодняшний день представляет собой либо отрыжку СМИ, либо необработанное сырье для историков будущего. Добротный трактат на нашу тему, который рано или поздно увидит свет, без сомнения, явит Тони Блэра одним из самых выдающихся правителей в макиавеллиевском смысле; одним из тех, кому улыбалась Фортуна и у кого хватало мужества и ума извлечь пользу из ее благосклонности. Каковы бы ни были ошибки Тони, его следует считать одним из четырех, максимум — пяти величайших премьер-министров, которых подарило Британии последнее столетие.

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.