Макиавелли также предлагает стратегию, которая пригодилась бы Гордону. Те, пишет он, кто недоволен государем, должны прежде соизмерить свои силы. «Если положение их таково, что сил для открытой войны недостаточно, мудрее всячески стараться завоевать дружбу государя; с этой целью использовать любую возможность, следовать его воле и находить удовольствие в том, в чем находит удовольствие государь. Сии близкие отношения с государем прежде всего гарантируют безопасность, затем позволяют без помех извлекать выгоды из счастливой судьбы государя с ним наравне. Но также дружба с государем дает немало возможностей для осуществления собственных планов»[92]. Если бы Гордон Браун догадался поддерживать Тони в его реформах и терпеливо ждать своей очереди, он бы в свое время, без шума и пыли, стал премьером, а новое лейбористское правительство было бы куда успешнее. Нельзя сказать, что Гордон пустил под нож всю деятельность Тони — нет, он просто затормозил его карьеру. И дело было не в слабости Тони, а лишь в его нежелании применить крутые меры к старому другу.

Когда я только начал работать с Тони, Гордон предпринимал попытки добиться моего расположения — например, водил меня в клуб «Сохо»; мои первые впечатления о его modus operandi[93] относятся к 1995 году. Именно в этом году Пол Хэмлин, издатель и филантроп, сделал щедрое пожертвование, в результате которого кабинет Тони получил статус лидера оппозиции. Гордон об этом узнал, вызвал меня к себе в башню Миллбанк, усадил к письменному столу, сам расположился напротив. И в резких выражениях сообщил, что у него с Тони уговор — все доходы делить поровну между двумя кабинетами. Мне было известно, что Тони ничего подобного не обещал; я не сдержался — хихикнул. Выглядело это, наверно, не слишком красиво — Гордон, во всяком случае, затаил обиду.

Обычно его тактика запугивания слабых срабатывала; обычно, но не всегда. В 2005 году он попытался принудить Адаира Тернера внести поправки в предложенную им пенсионную реформу. Адаир стоял на своем, несмотря на крики и угрозы Гордона. В ноябре Гордон просил Тони заставить Джона Хаттона, госсекретаря по делам социального обеспечения, несколько «разбавить» обещания Адаира. Я передал это пожелание Джону Хаттону. Хаттон очень удивился, почему Гордон не пошел прямо к нему, а решил действовать через Тони. Вопрос, отвечал я Джону, не по адресу — со мной Гордон уже почти одиннадцать лет не разговаривает. Причем не только лицом к лицу, но и по телефону. За каждой мелочью приходится звонить Эду Воллсу; самое смешное, что в телефонную трубку слышно — Воллсу на ухо суфлирует Гордон. С 1999 года эту свою обязанность — совещаться с Воллсом — я передал Джереми Хейвуду, который, как бывший служащий Казначейства, почти шесть лет с блеском вел сложнейшие переговоры, умудряясь не портить отношения ни с Брауном, ни с Воллсом.

Когда добиться своего угрозами не получилось, Гордон пригласил Адаира в Казначейство и пустил в ход личное обаяние. Этот номер также не прошел, и Гордон стал давить на Джона Хаттона, чтобы тот объявил: предложения означают четыре дополнительных пенса с каждого фунта налогов. Джон объявлять такое отказался, и Казначейство нашло выход — поделилось историей с журналистами. Адаир, однако, самообладания не потерял.

Позднее, уже в 2007 году, Гордон хотел применить ту же тактику к Дэвиду Фрейду[94] в плане подготовленных им реформ системы гособеспечения. Фрейд был также приглашен в Казначейство. Битых сорок пять минут Гордон его обрабатывал, после чего отвел к госчиновникам, в числе которых была великая и ужасная Шрити Вадера, Гордонова советница по банковским делам; Дэвиду Фрейду прямо велели внести изменения в отчет. Дэвид выстоял и в тот же день в письменном виде сообщил Гордону, что одну его поправку — но лишь одну — принимает, а отчет уже в типографии.

Одним из виновников напряженных отношений между Тони и Гордоном был Питер Мандельсон — третий угол треугольника, сформировавшегося в начале восьмидесятых. Тони рассказывал, что до 1994 года Гордон непременно беседовал с Питером минимум дважды в день, причем еще до девяти утра, а теперь вовсе с ним не говорит. Дружба Гордона и Питера переродилась в лютую ненависть (и конечно, снова стала дружбой, едва Тони самоустранился или сделал вид, что самоустранился). Впрочем, Гордон никогда не отвлекал мыслей от Питера. Он даже выработал особую интонацию — для звонков Тони с жалобами на «Мендельсссоона» (так он произносил Питерову фамилию), якобы замыслившего слить прессе ту или иную информацию. За каждым негативным репортажем о своей персоне Гордону мерещилась тень Питера; он беспрестанно призывал Тони «усмирить злобного пса». В 2003 году Гордон произнес на конференции речь, в которой явно нападал на Тони и защищал «истинных лейбористов», противопоставляя их лейбористам «новым». Посыл речи не вызывал сомнений, однако Гордон почему-то принялся убеждать Тони, что речь была задумана в его поддержку, а оттенок «выставленного на торги лидерства» ей придал некто с Даунинг-стрит, 10. Иными словами, во всем виноват «Мендельсссоон». Даже когда Питер уехал в Брюссель (его назначили комиссаром ЕС по торговле), Гордон продолжал считать его повинным в каждой негативной публикации.

Тони предпринял несколько попыток помирить Гордона с Питером; не удалась ни одна. В сентябре 1999 года Тони призвал Гордона и Питера к совместной деятельности. Гордон в ответ учредил два комитета — один для правительства, другой для партии, иными словами, один для себя, другой для Питера, чтобы не дай Бог не оказаться с Питером в одной команде. Не могу назвать Питера белым и пушистым. Ибо, едва почуяв потепление в отношениях между Тони и Гордоном, Питер стал ныть: мол, Тони больше со мной не советуется, и попытался вновь поссорить «первый номер» со «вторым». Тони тогда сильно разозлился; в ноябре 2000 года он попросил меня сочинить грозное письмо Питеру с категорическим приказом прекратить мутить воду. Правда, Тони это письмо так и не отправил. Обычно Питер отвечал лишь на выпады Гордона; в любом случае Тони не собирался допускать мщения в стиле «зуб за зуб». В октябре 2000 года Тони предупредил Питера: он его уволит, если Питер ответит на последний выпад Гордона. Питер очень огорчился и был вынужден отозвать статью «друзей Питера Мандельсона», уже отданную в «Миррор».

В первые два года у власти Тони и Гордон ссорились главным образом из-за низкого «потолка» расходов, который мы сами себе определили в 1997 году, согласившись придерживаться планов консерваторов. Тони хотел тратить больше; в итоге ему удалось выцарапать у Гордона дополнительные 300 миллионов фунтов на предотвращение зимнего кризиса системы здравоохранения, при консерваторах ставшего привычным. По признанию Тони вашему покорному слуге, то была самая важная битва за все время его премьерства. Если бы Тони не добыл денег на общественные нужды, мы бы не улучшили свои показатели к очередным выборам. Гордон же всячески противился исключительно с целью добиться провала Тони на выборах. Правда, и Гордону было на что пожаловаться; например, в 2000 году Тони, без предварительного согласования с Гордоном, в телепрограмме Дэвида Фроста заявил, что правительство отныне будет тратить на здравоохранение столько же, сколько в среднем тратят страны — члены Евросоюза. Тони специально, чтобы вернее получить деньги, поставил Гордона перед фактом — однако «номер второй» имел все основания обижаться.

В течение следующих десяти лет бюджет и распределение средств оставались главным камнем преткновения. Гордоновы бюджетные планы обычно хорошо принимались, но вскоре в них всплывали разнообразные слабые звенья. В 1999 году я написал, что Гордон предлагает яблоко, тем же, кто это яблоко берет, приходится иметь дело с червями, сожравшими сердцевину. Джереми Хейвуд в день представления бюджета обычно углублялся в мелкий шрифт Красной книги[95] — искал подводные камни в виде двойной бухгалтерии и завышенных требований. Оппозиция до подводных камней в день представления бюджета не добирается, зато обнаруживает их в ходе парламентских запросов (имеющих место в ближайшую среду) — и швыряет эти камни в премьера.