– Но у меня действительно нет денег – вновь попытался соврать Умед.

– Э-эх! – махнул с досады рукой правоблюститель и, повернувшись в сторону отделения милиции, расстроено произнёс: – Пошли! Не понимаешь по-хорошему… как знаешь…

От былого приподнятого настроения не осталось и следа. Умед покорно поплёлся за своим палачом на плаху, лихорадочно прикидывая – как он себя должен будет вести, что следует говорить и чего – категорически нельзя. По пути, он предусмотрительно отключил свой мобильник.

В отделении милиции, в «обезьяннике», скопилось уже внушительное количество таких же «правонарушителей». Парень коротко кивнул головой несчастным соплеменникам и стал покорно ждать своей участи.

В кабинете, куда его вызвали через пару часов, кроме знакомого ему сержанта, находился ещё один грузный лейтенант внушительной комплекции. Умед, по привычке, слегка потёр себе бока. Однако, на сей раз, обошлось без рукоприкладства. То ли «народу» было слишком много, то ли – и в самом деле – сказывался праздничный день…

Его тщательно обыскали, заставив раздеться. Сначала детально была изучена куртка: проверили все карманы, ощупали рукава и прокладку. Затем, тщательно обыскали и брюки, не забыв хорошенько обследовав ремень: обычно туда безмозглые гастарбайтеры пытаются спрятать свои деньги.

Наконец, парень остался перед пьяными сотрудниками милиции в одних трусах, носках и ботинках.

– Снимай! – устало бросил лейтенант, поглядывая на часы. Время шло к полуночи.

– Что – трусы? – не понял Умед.

– Трусы тебя заставят снять в другом месте! – не выдержав, расхохоталась туша. – Обувь снимай!

– Если б, ты только мог себе представить – как я обос#ался в тот момент – признался мне на следующий день Умед, рассказывая свои злоключения. – «Ну, всё! – подумал я, снимая ботинки, – если они сейчас заставят меня снять и носки, то… это будет конец!»

– Что было дальше? – еле выдавил я, представив себе жуткую картину сегодняшней реальности.

– А ничего – весело рассмеялся мой знакомый. – Вернули всю одежду, а затем этот толстый лейтенант потребовал, чтобы я позвонил кому-либо из знакомых и попросил, чтобы меня выкупили. Это обычный у них приём. Естественно, я ответил, что у меня здесь никого нет.

– Тогда звони на работу! – вмешался знакомый сержант.

– Я ещё не успел устроиться…

Наконец, в бессилии хлопнув кулаком по столу, толстый прослезился:

– Ну, неужели в наш праздник, ты не проставишься хотя бы бутылкой вшивого коньяка?! Хоть капля совести в тебе осталась?

Умед разжал свой кулак и показал блюстителям закона три смятых червонца.

– Это всё, что у меня есть, чтобы добраться до дому – жалостливо произнёс он, пытаясь сыграть на сочувствии к несчастному гастарбайтеру.

– Ну, что с тобой поделаешь? – процедил сквозь зубы мент, изымая несчастные «тридцать сребреников». – Ладно, повезло тебе, что у нас праздник… Пошёл вон! – Сержант грубо ткнул Умеда в спину. И, обратившись к напарнику, заключил:

– Хоть на пиво заработали…

– Следующий! – раздражённо рявкнул в сторону двери его коллега.

Грузин

Мой первый день работы в ресторане Мариинки, ознаменовался конфузом, о котором не очень-то приятно вспоминать.

– Вот, тут мы работаем… – широким жестом, пригласит меня на кухню шеф-повар. – Плита, конвектомат… словом, всё как обычно…

– Да-а… – собрав складки на переносице и попытавшись состроить умное лицо, протяну я, изучая новую для себя обстановку.

Уж, больно не хотелось, наткнувшись на какой-либо непонятный мне агрегат, ошарашивать своего молодого коллегу дурацким вопросом: «А это что такое?». Особенно, если учесть, что «этим», запросто могла оказаться, скажем, обычная вентиляционная труба или шахта лифта. Новое место работы меня устраивало по всем параметрам, и самое главное – в пяти минутах ходьбы от дома. О таком можно было только мечтать! Однако, я понимал, что соглашаться сразу – несолидно… Как-никак, не пацан из подворотни: преподаватель кулинарной школы «Шеф-повар», автор двух кулинарных книг… А потому, я старался держаться с достоинством, изредка кивая головой. Между тем, Михаил добросовестно продолжал знакомить меня со всеми помещениями и кладовыми ресторана.

– Здесь у нас холодный цех… Тут – раздача. А здесь, расположены холодильники и морозильные камеры для заготовок.

– А это что такое? – Вырвалось таки, из меня, когда мы поравнялись со стендом, на котором висело несколько листов, испещрённых мелким шрифтом.

– Ах, это… – Миша засиял своей очаровательной улыбкой и не без гордости разъяснил – Это театральная афиша на текущий месяц. Слева перечень предстоящих балетных и оперных постановок. Видите, вот здесь указано начало представления, а в этой колонке – окончание? Далее – время антракта между действиями, ну и снизу – соответственно – кто дирижирует…

– О-о! Сам Гергиев! – не удержавшись, восхитился я, словно маэстро, по меньшей мере, приходился мне, если не родственником, то – очень близким другом.

– Да – подтвердил Михаил. – Валерий Абисалович является достаточно частым гостем нашего заведения.

– Да ну?! Вот это да! – вырвалось у меня. И в ту же секунду, вспомнив про предыдущее место работы, я восторженно поделился своими планами вслух. – Надо будет, как-нибудь, непременно угостить его осетинскими пирогами! Он, ведь, осетин!

– Осетин, осетин… – согласился Миша, вновь обдав меня обаятельной улыбкой.

Я окончательно воспрял духом, бегло скользя по программке и демонстрируя обескураженному шефу свою эрудицию. Как ни странно, но этой самой эрудиции, в области оперы и балета, у меня хватило ровно на две минуты. После чего я позорно умолк. Однако, пауза затянулась неприлично долго, что заставило меня судорожно искать выход.

– О! А это что за «грузин»? – изумлённо уставился я на афишу, ткнув указательным пальцем в очередную строчку. «Гергиев» – понятно, «осетин» – ясное дело… Но, как мог сюда затесаться «грузин»?!

От неожиданности, мой коллега на целых десять секунд лишился дара речи. После чего, с трудом сдерживая смех, тактично пояснил:

– Вообще-то, это – Борис ГрУзин. – И, выдержав артистическую паузу, окончательно добил: – Между прочим, достаточно известный дирижёр!

Голубая луна

Тема так называемой «гомосятины» давно не давала мне покоя. По всей вероятности, только затем, чтобы выплеснув накопившееся и накипевшее, благополучно её забыть. Во-первых, сразу же обозначу свою позицию: в отличие от многочисленных соотечественников, готовых «расстрелять этих п#дарасов без суда и следствия», я весьма сдержанно отношусь как к самому факту их существования, так и относительно общей оценки, даваемой обществом применительно к данному феномену. Можно даже сказать, вполне философски, поскольку, явление это известно ещё с до сократовских времён.

Как вы уже вероятно догадались, мне также не удалось избежать общения с отдельными представителями этой специфической прослойки населения. Несколько перефразировав стихи Маяковского («Ведь, если звезды зажигают -значит – это кому-нибудь нужно?»), я бы, поставил вопрос так: «Ведь, если подобный феномен существует с незапамятных времён, то – следовательно – ЭТО для чего-то дано нам?!» Не знаю и не хочу копаться – почему и зачем: возможно, как некий урок, может быть, в назидание… Да, мало ли?! Какая разница?! Есть факт! И он – налицо. И мне остаётся лишь, принять его как данность, как явление, возникшее помимо моей воли. Тем не менее, подавляющее большинство, с негодованием поспешит отделить себя, от этой «аномалии», поскольку, оно чтит какие-то моральные и этические нормы, выработанные и выстраданные человечеством на протяжении нравственной эволюции. Но, что такое «мораль», «нравственность», «этика» и прочее.? Для кого-то, это – пустой звук, кому-то это кажется фикцией, заблуждением и т. д. Словом, тут – сколько людей, столько и мнений. Лично я, зафиксировал для себя три основных этапа, характеризующих эмоциональное отношение российского общества к данной проблеме: от сдержанного любопытства, восхищения, а затем – до неприятия, вплоть до жгучей ненависти. А посему, воздерживаясь от каких-бы то ни было однозначных оценок, всего лишь, постараюсь поделиться исключительно личными впечатлениями от тех встреч, что «подарила» мне Судьба. Таких историй было три.