Младенцы тянули ручки к лепесткам радуг, но вот взревел, пронесся рядом дракон и они зарыдали сильнее прежнего.
Из глубин дворца доносился треск, из многих люков вываливались огненные клубы — и пол уже не был прежним, раскаляясь из глубин, он покрывался перламутровыми змейками, трещал, выгибался, из разрывов вырывался густой белый дым, пахнущий свежим древесным соком.
Барахир понимал, что через дворец ему не пройти, также, как и по боковым лестницам так как все лестницы уже были разодраны. Наклон увеличивался, и скоро крыша должна была повернуться под прямым углом к земле. Юноша оседлал радужную ветвь…
Раньше бы он сделал что-нибудь безумное, например — попытался прыгнуть на крыло пролетавшего рядом дракона. Но у него были малыши — он дал клятву, что, будет беречь их, а потому не поддавался первому порыву…
И вот дворец наклонился под прямым углом — все, что еще оставалось на крыше устремилось вниз. Где-то во глубинах переломилась радужная ветвь и теперь цветовые струи вырывались из всех люков, из прожженных пламеней щелей, дворец был подобен решету, из которого вытекал сок радуг, и, также, как вода устремлялась бы к земле — устремлялся к своей родине — в небо.
Теперь Барахиром открылась бездна. Он смотрел вниз — и там была боль и разрушения. И к озеру слетели два дракона, и выжигали плоты, казалось, будто горящие щепки плавают по воде. У подножия мэллорна тоже бушевал пламень и, даже с такой высоты видны были его терзающие древесную плоть языки.
Вот в одного из драконов ударило огромное ярко-зеленое сердце, тот ударился об озеро, и оно покрылось белым облаком; затем, выламывая деревья, закрутился по лесу…
Дальнейшего Барахир уже не видел, так как, последние перекрытие прогорели и то, что осталось от дворца устремилось вниз…
В эти страшные мгновенья Барахир оставался спокоен: он, крепко сжимая колыбель, оттолкнулся от радужной ветви и полетел вдоль падающей дворцовой крыши — у него, ведь, была Эллинэль, была клятва — а, значит и уверенность, что он должен жить.
Перед ним появилась ветвь мэллорна — точнее не ветвь, а веточка — одна из тех, которыми покрыты были главные ветви — и, все-таки, не меньшая, чем взрослая береза — Барахир навалился на нее плечом, и удар был не так силен, как следовало ожидать — древо и теперь не переставало помогать своим гостям.
Янтарный цвет рывками проходил под Барахиром — и он чувствовал, как тяжело дышит древо — так дышит воин, стоящий один против многих врагов, но еще держащий клинок, готовый биться до последнего…
Дворец разбился у корней, и, тут же из него взмыло стремительное облако радуг. Как же быстро то облако поднималось — вот уже налетело на Барахира — все вокруг было в этих цветах!
Драконы, окруженные своими огненными клубами не видели этого облака, и, изжигая ветви мэллорна, врезались прямо в него. Их закручивало в воздухе, они изжигались в своих же струях, а их ловили последние из ветвей — и уже объятые пламенем, рвали своих врагов….
Самый большой из оставшихся драконов, заходясь оглушительным воплем, пронесся над Барахиром, дыхнул пламенем — и юноша, вместе с колыбелью, был бы обращен в пепел, но держащая его ветвь отклонилась, а потом вытянулась вниз, подставила его к первым из оставшихся ступеней, уводящей вниз лестницы — ее основание уже было объято пламенем — ручьями заструился янтарный сок и ветвь, в числе десятков иных — устремилась к далекой земле — Барахир едва успел перескочить на лестницу…
Последние радужные отсветы унеслись вверх, и остался только раскаленный воздух, гул пламени, да разъяренные вопли израненных и обоженных драконов — они, выпустив в пылающую крону еще несколько струй — с жадностью стали испепелять самые большие, на дороги похожие ветви, а еще один стал медленно опускаться вдоль ствола, в иступленной ярости поливая его пламенем. Мэллорн мучительно вздрагивал, слышен был его глухой и беспрерывный стон…
Над головой Барахира клубилось огненной тучей пламя — вырывались оттуда струи пылающего древесного сока, а, также — ветви. Вот одна из этих ветвей огненной змей пронеслась возле Барахира — обдала его волной такого жара, что он, ослепнув, попятился и уперся спиною в дрожащий ствол мэллорна. Вновь закричали младенцы…
Барахир побежал вниз. Теперь прорывался ветер, который на самом деле дул на этой высоте — это были холодные и сильные удары, и тут же вновь налетали раскаленные волны…
Вот за спиной его рухнула огромный факел — ветвь, раздробила, унесла в бездну те ступени, по которым он только что бежал. По ногам ударил горячий поток древесный соков — Барахир зацепился за впадину на стволе, и, только благодаря ей удержался. Поток прекратился так же неожиданно, как и начался — юноша продолжил свой бег, но он и круга не сделал, как обнаружил, что впереди ступени обрываются — на стволе зиял громадный шрам с почерневшими краями — шрам этот уходил в бездну, откуда вырывались густые клубы темно-серого жаркого дыма.
Поблизости затрещал пламень, огненный клубящийся вихрь вырвался из дыма — стремительно приближался. Барахир, заслоняя грудью колыбель, отвернулся ко стволу — жар ударил в спину… Как же давит жар!..
Жар достал и до младенцев, и они закричали, звали этим своим пронзительным: «А-а-аа!» — маму. Барахир прижал колыбель к груди, обнял ее, чувствуя, как горит его спина, сам закричал: «А-а-аа!»
Жар немного спал — и Барахир смог отдышаться — первым делом заглянул в колыбель — малыши впали в забытье, но значительных ожогов не получили. А вот, проведя рукою по своему лицу, почувствовал, что все там запеклось — да и глаза его застилало пеленою…
Отгоняя слабость, забормотал он:
— Теперь, главное, не останавливаться. По лестнице не пройти — значит, надо искать какие-то иные пути…
И он побежал вверх по ступеням.
Вот отходит в сторону одна из самых больших ветвей мэллорна — она много больше моста через Бруиненн, и на ней растут ветви похожие на деревья исполины, а уж на них — ветви похожие на обычные деревья, в дальней же части ревет драконово пламя…
— Туда… — шептал Барахир. — Больше то и некуда! Там найдется что-нибудь!
И он побежал по этой ветви, как по широкому тракту. Он отбежал от главного ствола шагов на двести, когда рядом пролетел дракон, и струя его пламени охватила ветвь впереди Барахира. Сам же дракон, уселся у основания ветви — спиною к ним, и принялся ее пережигать. Оттуда вырывались слепящие огненные фонтаны, а ветвь, словно живая, и испытывающая смертные муки, передергивалась резко.
Барахир взглянул на колыбель, на младенцев в забытьи лежащими, и шепот сорвался с его обоженных, потемневших губ:
— Ну, вот — видно, не многим младенцем суждено было летать на спине у дракона. А вот вы сейчас полетите, хотя — ничего и не увидите…
И он и впрямь собрался бежать к этому дракону, укрепиться где-нибудь на его спине, и ждать, пока он не сядет на землю.
Но тут он увидел летящий метровый лист мэллорна. Эти листья и раньше напомнили ему паруса воздушного корабля — теперь чувство это еще больше усилилось — лист плавно плыл по воздуху, и не только не опадал, но и поднимался все выше — вверх, где клокотала огненная туча — иная исполинская ветвь, уже полностью объятая пламенем…
— А полетим-ка мы на листе! — горько усмехнулся Барахир.
Он выбрал одну из ветвей, пополз по ней, хватаясь левой рукой за уступы, а правой сжимая колыбель…
Дракон выпустил еще несколько сильных огнистых струй, и, взмахнув крыльями, поспешил к дальнейшим разрушеньям. А ветвь уже не могла бороться и пламень скоро должен был пережечь ее основание.
Барахир взобрался метров на десять, когда от последнего смертного рывка его едва не сбросило вниз, но он, все-таки, смог удержаться, даже вцепился в кору зубами, и почувствовал, какой она стала холодной и жесткой… Холод исходил из умирающих глубин — вокруг же все было бардовым, пламенеющим.
— Только бы в листьях еще сила осталась. — шептал Барахир.
Но вот и листья: вскормленные солнечными днями, они не потемнели и теперь, когда питающая их сила оборвалась. В этом зловещем полумраке, изливали они мягкий, светло-изумрудный цвет, а по краям их мерно сияли теплые золотистые каемки.