А Альфонсо пребывал он в таком состоянии, что Тьеро пришлось взять его за руку, подвести к лодке, помочь улечься, и прикрыть сверху этими ящиками, да еще какой-то, нашедшейся здесь же материей. Сам он уселся на лавочку, положил на ящики ноги; да взял весла, приговаривая:

— Весла то мы сами изготовили. Ты одно, я — другое. У тебя весло получилось более широкое, так что — пришлось потом выравнивать, теперь уж и не отличить, где чье весло…

Тьеро начал грести. Лодка, ударившись несколько раз, о каменные стены, вышла на речной простор.

Это место находилось близко к западному рукаву реки, и, довольно сильное течение подхватило их, понесло. Альфонсо недвижимым лежал на дне, видел пред собой поверхность ящика; и, откуда-то сверху — едва пробивающиеся солнечные лучи. О борта плескалась вода, и вместе с этим плеском крутилось, возле все одних и тех же кровавых образов его сознание, временами он начинал стонать; и не знал, сколько уже прошло времени…. Временами, в отчаянии, он начинал считать, да тут же и прекращал это бессмысленное занятие.

Вот застонал:

— Тьеро, слышишь ты меня? Ну, говори, хоть что-нибудь!.

— Тиши ты. — отозвался Тьеро. — Сейчас военный корабль к нам наперерез идет… Но ты не бойся — они тебя не увидят. Ты, главное, что бы ни случилось — молчи, не шевелись…

И вновь мучительные минуты — ах, как хотел Альфонсо сбросить с себя эти ящики, увидеть все — только бы не оставаться наедине с воображением. А в голове его из тьмы надвигался громадный корабль, а на нем сотни воинов, и оравы псов; и все с клинками, с сетями, с цепями; и глаза всех горят ненавистью к нему — и из глоток рвется приговор: «Матереубийца!» Тот слабый свет, который проникал под материю, обратился темнотой, когда пала тень, тут же раздался голос:

— Эй, в лодке, весла опусти! Назовись!

— Я — Тьеро. Из дворца.

— И куда ты направляешься?

— Мне поручено отвезти эти ящики одному почтенному нуменорцу, который живет на южной окраине Арменелоса.

— Да зачем же почтенному нуменорцу эта рухлядь?

— Он хороший столяр, и все это починит. Это один из древнейших деревянных гарнитуров. Я рассказал бы целую историю связанную с ним, но не сейчас — ведь, у вас много дел.

— Да — дел у нас много, но дела мы свои выполняем на совесть. Надо проверить твою рухлядь. Спустите-ка к нему лестницу.

Тут раздался другой голос:

— Да что там проверять то? Вон смотри — какая большая ладья плывет. Ах, да где ж наши то суда! Оставь ты эту лодку…

— Нет — надо проверить.

Слышно было, как канатная лесенка ударилась о борт лодки Тьеро.

Вот опять голос:

— Подвинься-ка ты на своей лавке, а то и встать негде.

— Да что вы так? — изумленным голосом спрашивал Тьеро. — Отродясь, ведь, такого не было. Что случилось то?

Воин встал на свободную от ящиков часть дна, между лавкой и носом лодки, и говорил:

— Что случилось? Убийство. Вернулся сын адмирала, и уж не знаю, что там в его голове сдвинулась, но факт — он убил одного из дворцовых воинов и свою мать.

— Жуть то какая! — громким голосом, чтобы заглушить, тот мучительный стон, который должны были вызвать эти слова, вскричал Тьеро, и тут же, не останавливаясь. — Но откуда это вам известно?! Может — ошибка какая.

— Хорошо бы, если ошибка. Однако есть факты — страшные факты. И мы так действуем. Сначала должны поймать его, а потом — будем разбираться… У тебя кто-то есть на лодке, я слышал звук какой-то?

— Эй! — тревожный окрик с палубы. — Нашел что ли, что-то, подмога тебе нужна?!..

Как слабый отзвук душевных страданий были те судороги, которые сводили тело Альфонсо. Когда бураном взвивалась в душе боль — до предела напрягалась какая-нибудь часть его мускул — да такого предела, за котором они уже должны были разорваться — и все это, перенапряженное, болело, но вновь натягивалось. И какова же была его боль, когда он услышал, с уст этого совершенно незнакомого ему воина, что он — убийца. До этого он еще цеплялся за какую-то слабую надежду, а тут… И от этой боли не было спасения — он был готов на все — только бы вырваться из этого, сжимающего его огненного обруча. Очередной стон прозвучал вслух — не ясным было, какое существо могло издать звук столь страшный.

— А, ведь, кто-то есть у тебя за ящиками, да? — голос воина весь обвился металлическими нотками, и слышно было, как выхватил он из ножен клинок. — Признавайся-ка сразу, кого прячешь, его? — с этими словами он, поддел клинком ткань, которая прикрывала ту часть ящиков, под которыми лежал Альфонсо — ткань упала на воду, и, точно материя развоплотившегося призрака, поплыла с течением.

Тьеро попытался говорить спокойно, однако, каждый услышал бы в его голосе сильную тревогу:

— Должно быть мыши, или крыса. Но, никого более — я точно знаю, что никакого человека на моей лодке нет. Вы уж поверьте.

Воин наклонился, и отбросил один из ящичков — он плюхнулся в воду.

— Эй, эй! — попытался остановить его Тьеро. — Это ж драгоценность — с этим такая история связана — хотите расскажу.

— Эй, помощь нужна?! — окрикнули с палубы.

— Да тут и одну места мало! Поставьте наготове лучника. Чуть что — стреляйте — кто, кроме убийцы может здесь прятаться.

В это время, с другого борта слышались крики:

— Эй, на ладье — подплыть к нам!

Впрочем, эти крики не для Тьеро, ни для Альфонсо ничего не значили — они прибывали в том напряженном состоянии духа, за которым нет ничего внешнего, но есть только ожидание чего-то грозного, неотвратимо надвигающегося. Воин принял еще несколько ящиков, и, мельком, взглянув на Тьеро, говорил:

— Э-э-э, а что же так побледнел то, а? И руки вон подрагивают? Коли бы совесть чиста была, так спокойным бы сидел. Лучше признавайся во всем.

— Я дрожу от негодования. — говорил Тьеро. — Как вы смеете так обращаться с этими вещами. Вы бы знали — каждый из этих ящиков, хоть и выглядит блеклым, стоит воспоминаний целого детства. А один, по вашей вине, уже уплыл по течению. Другой, вы выдернули так резко, что у него переломилась стенка! Придется вам за это отвечать, и не предо мною…

Теперь воин вынимал все эти ящички, да сундучки не так резко, передавал их Тьеро, который складывал их у носа.

Вот под очередным ящиком открылось правое плечо Альфонсо, однако, в это время, к другому борту корабля подошла ладья, да не ровно — гребцы то волновались — отродясь в Нуменоре такого переполоха не было. Корабль тряхнуло, а вместе с ним — и лодочку; воину пришлось отдернуться, ухватиться рукою за борт, при этом он выронил ящик за борт.

— Ну, вот — еще один потеряли! — увидеи открытое плечо Альфонсо, страшным голосом закричал Тьеро. Воин попытался этот ящик поймать, а Альфонсо получил возможность отодвинуться чуть в сторону — он был скрыт, но надолго ли?

С другого борта слышались голоса — кажется, на ладье плыли какие-то купцы, и противились тому, что их товары должны быть осмотрены; иначе — вывернуты наизнанку.

Воин вновь наклонился над ящиками, и отодвинув один из них, увидел, как выбежала из под него, здоровенная водная белка (Морские белки обитали в реках Нуменора — походили на белок древесных, только без шерсти, покрыты серебристой чешуей, длинный плавник — как хвост настоящей белки. Помимо обитания в воде — любили затененные, прохладные места, где проводили по несколько часов во сне).

И эта водная белка, так грубо разбуженная — плюх — и скрылась за бортом.

— Ага — вот она, значит, причина этого недоразумения. Белка! — в сердцах воскликнул Тьеро. — Ну, что — теперь то оставите, ваши бессмысленные поиски?

— Нет — я еще не совсем спятил. Водные белки так не храпят — да они вообще никаких звуков не издают… Ну — если у тебя здесь ничего нет, так и не бойся — еще несколько ящиков подымем — и, если нет ничего — плыви. Догоняй упущенный… Ишь — здоровый какой…

Это воин поднял самый большой из ящиков — тот, который лежал возле ног Альфонсо. Подняв следующий, он должен был увидеть ногу юноши.