Безрезультатно промучившись, мы разошлись, чтобы как следует выспаться, и утром отправиться домой.
Мне не сразу удалось заснуть. Наши с Фрэнком неудачные попытки построить красивое, легкое и гармоничное сооружение, в которое хорошо бы вписались известные нам факты, рассыпалось, не позволив нам даже заложить прочный фундамент… и горечь разочарования испортила всю сладость прошедшего дня. Ворочаясь с боку набок, я сожалел, что мозг иногда нельзя отключить или хотя бы переключить, как телевизор, на другой канал.
Утро прошло непримечательно и уныло. В самолете мы с Фрэнком почти не общались, погрузившись каждый в свои мысли. Мне предстояло несколько важных дел и встреч, хотя некоторые из них вполне можно будет заменить телефонным разговором.
На такси мы поехали к Фрэнку. Из машины Тодескини позвонил одной сорокалетней женщине, любительнице птиц, хотя думаю, что больше ее привлекал хозяин Бифа. Я еще не видел эту даму, но понял со слов хакера, что она настойчиво проявляет интерес к нему. На время отъезда Тодескини попугай гостил у этой мисс Маргарет Терри. Фрэнк сказал ей, что заедет домой ненадолго и вновь уедет. Сидя рядом со своим приятелем на заднем сидении такси, я слышал звонкое щебетанье влюбленной дамочки. Минут пять мисс Терри рассказывала, что умнее и красивее птицы, чем Биф, нет во всем мире, и она будет счастлива общаться с этой замечательной птицей столько времени, сколько нужно Фрэнку и даже больше. Тодескини почти не отвечал, только перед тем, как отключить связь, он что-то буркнул в ответ навязчивой дамочке. Мне не все удалось расслышать, но когда приятель повернул ко мне голову, я решил было, что попугай умер.
– Что-то с Бифом? Заболел? – испуганно спросил я, не решаясь произнести вслух слово «умер».
– Хуже, – скривил он свое лицо в пароксизме ужаса. – Эта дура собирается зайти ко мне за дополнительным кормом для попугая.
– Разве она не может купить?
– Может, но не хочет. Я предлагал ей деньги для оплаты ее услуги, но она не хочет даже слушать. Придется потерпеть. – Он взглянул на меня как-то оценивающе, а затем ехидно улыбнулся: – Пока я буду заниматься делом, ты ее развлечешь.
Теперь я на него посмотрел с выражением лица, достойным места в массовке зомби.
– Но мне не хочется развлекать какую-то старую деву.
– А тебе и не придется, – он плотоядно усмехнулся. – Она сделает это за тебя. Но ей нужна публика. – Фрэнк недовольно пожал плечами. – Ты же хочешь, чтобы мы продвинулись в расследовании, а у меня появилась кой-какая идея. – И запрокинув голову на спинку сидения и прикрыв глаза, он погрузился в раздумья.
Я тоже последовал его примеру. Вспомнив свой сон (мне снилась большая, полноводная река), я стал размышлять над зашифрованной перепиской Ларса с неизвестной Ниагарой и все больше приходил к тому же выводу, который озарил меня сразу же после пробуждения. Фрэнку я еще не говорил о своей версии этой переписки – слишком уж неправдоподобной она мне казалась. Мне хотелось ее тщательно обдумать, прежде чем выслушивать иронические замечания своего коллеги. Честно говоря, я опасался его насмешек.
Поднявшись в его квартиру и усевшись в гостиной, мы занялись работой. Фрэнк пытался добыть еще каких-нибудь сведений, а я позвонил Полин Форестье, которая не удивилась моему звонку, у меня даже возникло ощущение, что девушка его ждала. Она согласилась встретиться с нами завтра вечером. Я не настаивал на более раннее время, чтобы не заставлять ее нервничать, да и нам нужно было передохнуть: на меня поездки и перелеты действуют утомительно, к тому же до Тауэринг-Хилла нужно было еще доехать! Из телефонного разговора с миссис Старлингтон я узнал, что вердикт по факту смерти профессора Биггса, произошедшей от сердечной недостаточности по естественным причинам, не претерпел изменений, а вот возбуждать расследование других обстоятельств – возможного несанкционированного проникновения в его дом – не стали за недостаточностью улик. Профессор страдал старческой деменцией (хотя исследования его мозга не выявило серьезных патологий) и даже если он вел какие-то записи, то вряд ли они могли представлять какую-то ценность, тем более что их никто не видел, а мисс Форестье могла неправильно интерпретировать занятие старика. В любом случае улик для возбуждения дела оказалось недостаточно. Но Элизабет не была с этим согласна, считая, что нельзя исключать версию промышленного шпионажа, и сейчас этим делом занимались сотрудники внутренней безопасности ее компании. Минерва откровенно мне сказала, что среди работников холдинга завелся «крот». Затем я позвонил инспектору Теллеру, который мне по факсу переслал анкетные данные всех, у кого брали показания по факту двух смертельных случаев: с Лорой Кэмпион и Аланом Биггсом.
Любительница птичек поначалу показалась мне приятной и даже чуть стеснительной женщиной. Но спустя пять минут чириканье этой маленькой пухленькой дамы, похожей на раскормленного воробья, меня стало несколько напрягать, а затем – ужасно раздражать. Очень темные, почти черные, волосы мисс Терри были коротко подстрижены и торчали в разные стороны отдельными кисточками, хотя я предполагал, что над этой, «дикобразной», прической немало времени колдовал стилист-парикмахер. Впрочем, «обряд таинства» над своим лицом женщина, по-видимому, совершала самостоятельно. Лучше бы она этого не делала. (Действительно, каждый должен заниматься тем, что умеет лучше всего.) Маленькие карие глазки – «переростки-головастики» женщины вцепились в меня мертвой хваткой, пытаясь своим взглядом ощупать все мои части тела, заглянуть во все закрытые одеждой места. Я чувствовал себя подопытным экспонатом в умелых полных руках профессионального инквизитора.
От докучливого кудахтанья мисс Терри меня спас Фрэнк, громогласно объявив, что мы можем уезжать, а затем не очень-то вежливо он выпроводил женщину за дверь. Подхватив сумки, мы спустились в гараж. Погрузив все в машину, мы уселись в его желтый «ягуар» и вскоре выехали на Бонд-стрит.
Я плохо знаю Лондон, поэтому по дороге Фрэнк-водитель взял на себя еще и функции гида. По дороге он мне поведал различного рода факты, касающиеся этой части Мэйфейра. Насколько они достоверны, я не знал, впрочем, в правдивости отдельных излагаемых им сведений я был уверен, потому что они были наглядны в своей убедительности.
Bond Street принято делить на две части – старую, Old Bond Street, и новую, New Bond Street. И как говорят, британской аристократии ближе старая, а новым британцам, таким как, к примеру, Элтон Джон или Бритни Спирс, больше по душе новая. Фрэнк мне рассказал, что здесь шила свадебное платье певица Мадонна накануне своего превращения в миссис Гай Ричи. А в середине XIX века на этой улице открыл свою табачную лавку Филип Моррис, создатель табачной империи, в ассортименте которой есть сигареты с названием Bond Street. На Bond Street в 60-е годы XX века открыл свой первый парикмахерский салон человек, чья фамилия широко известна в мире, – Видал Сэссун. Об этой улице знают и ценители антиквариата, даже если они никогда не бывали в британской столице, – на ее восточной стороне находится аукционный дом Sotheby`s. Тон улице задают два самых первых дома, на одном из которых – вывеска «Часы Швейцарии», другой – ювелирный магазин De Beers. Далее следуют Cartier, Chanel, Tiffany, магазины трех самых престижных марок итальянской мужской моды – Giorgio Armani, Ermenegildo Zegna, Versace.
Мне еще ни разу не приходилось ездить с Фрэнком на его автомобиле, но Тодескини уверенно вел шикарный спорткар, хотя не менее уверенно он мне рассказывал и обо всех слухах, касающихся столичного бомонда.
Практически без проблем и пробок мы добрались до шоссе А 23, связывающее Лондон с Брайтоном. Дальнейшая дорога для меня не представляла особенного интереса, поэтому я погрузился в раздумья. Я был рад тому, что, несмотря на медленное течение своего расследования, оно хотя бы сдвинулось с мертвой точки. Часть пути я думал о том, кому могла помешать Лора на этот раз. Но вырулив на шоссе М 23, Фрэнк обратился ко мне с вопросом о времени очередной нашей трапезы, тем самым сбив меня с нужной мысли. А затем, следуя уже по прибрежному шоссе А 27, мы с ним дискутировали о вреде и пользе алкоголя и о таком понятии, как «эгоизм мозга», но потом все-таки перешли к обсуждению различных надуманных версий, которые сводились к одним и тем же вопросам: был ли дневник? Убит ли профессор? И кто стоит за всей этой историей? Не обошлось и без взаимных колкостей и подначек. В конце концов я посоветовал Фрэнку заняться организацией досуга для не бедных любителей хохмы и открыть клуб с названием, что-то вроде «приходи к нам постебаться» (после окончания расследования, конечно).