Черт подери, кажется, идти далеко. Мои ноги ослабли и тряслись – как долго я пролежал прикованным к постели? Что за дрянь они мне вкололи? Я начал ощущать свое лицо и почувствовал повязку – небольшой бугорок там, где паук укусил меня. Где Джон и Эми? Что случилось с городом? Настал ли конец света? Почему в коридоре так дерьмово воняет?

— Уолт, - раздался шепот за моей спиной.

Я замер, задержав дыхание. Я действительно слышал это?

Я продолжил движение вперед, к лифту, ждущему впереди в темноте. Света в нем едва хватало, чтобы заполнить крошечное пространство кабины.

Я снова замер. Мне казалось, что я слышу маленькие, легкие шажки за своей спиной. Или это было лишь эхо?

— Анна? – прошептал я.

Не уверен, что действительно издал какой-то звук.

Я отвернулся и двинулся к открытому лифту так быстро, как только мог, не срываясь на то, что можно было бы назвать бегом. Я забрался внутрь, развернулся и ткнул в кнопку, подписанную цифрой «1». Все остальные кнопки были залеплены изолентой.

Ничего не произошло. Я стоял под двадцатипятиваттной лампой чуть ярче свечи. Мертвая тишина.

Нет, минутку. Я слышал слабый звук. Не шаги. Легкий шорох, короткая пауза, снова шорох. Неровный ритм, словно кто-то тащил тяжелый груз или пытался идти с сильно поврежденной ногой.

Все громче. Ближе. Теперь я слышал хлюпающий, липкий звук, словно кто-то громко ел макароны прямо над ухом.

Я снова нажал на единицу. Затем ударил по кнопке закрывания дверей. Потом снова по единице. Затем я врезал по кнопкам под изолентой. Всем сразу.

— Уолт.

Влажный звук, шуршащий прямо ко мне. Теперь я слышал его отчетливо, не далее чем в десяти футах перед собой. Он двигался быстрее.

— Уолт. Уолт. Уолт.

Двери закрылись.

Если кто-то не хотел, чтобы пациенты в штаб-квартире тире центре прима пациентов лечебницы Фирса в Неназываемом чувствовали себя, как в тюрьме, получалось у него хреновей некуда. При свете я обнаружил, что одет в зеленый тюремный комбинезон. Когда лифт добрался до верха, еще двое человек в черных скафандрах грубо вытащили меня, одели на голову черный мешок и бросили в кузов военного грузовика.

Госпиталь был всего лишь в нескольких кварталах, но поездка заняла двадцать минут. Мы ехали, останавливались, ждали, ехали, снова ждали, затем зазвучали сирены, и я услышал электрический звук, словно открылась гаражная дверь. Пять секунд мы ехали вперед, затем снова раздался этот звук и щелчки засовов. Затем открылись новые ворота, а вслед за ними – двери грузовика. Я почувствовал, как тепло солнца и порыв холодного ветра коснулись моего мешка. Меня вытащили из кузова и приказали лечь на землю. Мне сказали, что если я подниму хоть одну часть тела, меня пристрелят.

Срань господня.

С головы сдернули мешок. Грузовик отъехал, и я рискнул приподнять голову достаточно высоко, чтобы увидеть, как ворота из металлической сетки захлопнулись за ним. Я взглянул в другу сторону и увидел… Еще одну ограду. Я находился в промежутке шириной с улицу между двумя высокими заборами, с мотками злобной колючей проволоки поверху.

Внутренний забор, тот, что напротив того, за которым только скрылся грузовик, был закрыт листами пластика. Судя по всему, целью была полная изоляция карантинной зоны от внешнего мира. Пластиковые листы были цветными и все покрыты надписями. Ближайший ко мне гласил: «91.2 К-РОК РОКТЯБРЬСКИЙ РОКОКАЛИПСИС».

Я подумал, сколько еще мне так лежать, но вскоре ворота во внутреннем заборе приоткрылись, и голос из громкоговорителя приказал мне пройти внутрь. Я подчинился и вошел в карантинную зону, похоже, уже второй раз.

Не знаю, что я ожидал обнаружить за воротами, но я оказался на лужайке госпиталя. Само здание было оказалось справа, а передний газон госпиталя раскинулся слева. Солнце с ненавистью выплевывало лучи в мои глаза – как давно я не видел солнца? – и я решил, что была вторая половина дня или вроде того.

Моей первой мыслью было: «Ребрышки». Запах жаренного мяса ударил мне в ноздри, как будто я был с подветренной стороны от шашлычной. Я услышал голоса. Кто-то смеялся.

Черт, да тут вечеринка.

Более странным было отсутствие людей в скафандрах и с оружием. Я думал, меня грубо схватят и посадят писать отчет или пошлют доложить в палатку или сдать какие-нибудь анализы, или черт знает что еще. Но я был сам по себе. Солдат не было. Не было никого, кто выглядел бы официально. Никаких сотрудников.

Вместо этого кучка усталых людей в тюремных комбинезонах, кое-кто, завернутый в больничные одеяла, глядели на меня так, будто ожидали кого-то другого. Когда они увидели, что это я, они начали расползаться без единого звука.

Ну и идите к черту сами.

Я заметил столб дыма в сотне ярдов, у самой ограды, обегающей всю территорию госпиталя по периметру. Этой ограды не было, когда я в последний раз был тут, и она была полностью покрытая яркой рекламой, которая выглядела… как-то неправильно. Словно кому-то не хватило брезента, и её покрыли старыми рекламными щитами, найденными на складе (SUBWAY: ПРИХОДИТЕ ПОПРОБОВАТЬ НАШУ НОВУЮ БОРОДУ!) Я побрел к огню, безо всякого понятия о том, что еще делать. Той же стратегии я придерживался на вечеринках – сначала найти жратву. Мои легкие дрожали от холодного воздуха. Не самое неприятное чувство. Словно чувство свободы.

— Эй! Человек-Паук! Человек-Паук вернулся!

Голос раздался откуда-то сверху, и, должен признать, моим первым порывом было оглядеться в поисках настоящего Человека-Паука. Почему бы и нет?

Но его не было. Я отыскал источник звука, черного парня, высунувшего голову из окна пятого этажа госпиталя. Я понятия не имел, со мной он разговаривает или с кем-то еще, и потому продолжил идти. Я не мог не заметить, что окно, из которого он кричал, не было открыто – стекло выбили. Это показалось мне странным.

Я прошел мимо толстой женщины в таком же как мой зеленом комбинезоне, спящей под одеялом на чем-то типа диванчика из комнаты ожидания, который вытащили во двор. Обивка выцвела, словно побывала под дождем. Я поддел ногой пустую бутылку из-под воды. Отлетев, она ударилась о другую. Повсюду был мусор. Я заметил, что кто-то повалил статую Флоренс Найтингейл, лежащую теперь на боку, словно только что свергли диктатора.

Я двигался вперед к костру, люди начали собираться вокруг меня. Все были в комбинезонах, или зеленых, как мой, или кроваво-красных.

Давай, Теннет, скажи мне, что это не чертов тюремный двор.

Я прошел мимо главного входа в госпиталь. Раздвижные двери были приперты двумя переполненными мусорными баками. По виду погруженной во мрак приемной казалось, что во всем здании нет света. Постапокалипсис. Сколько прошло времени? Год? Мне подумалось, что Белый Дом был также разгромлен, а Спальня Линкольна была забита беженцами. Или зомби.

Я уловил отголосок того мясного запаха, исходящего от огня, и в животе заурчало. Когда я ел в последний раз? Мне казалось, я слегка похудел, но возможно это было лишь из-за огромного комбинезона, в который я был одет. Впереди показалась группа одетых в красное людей, разговаривающих и едящих из мисок. Я хотел было спросить у них, где взять еду, но при виде меня они замокли и глядели на меня, будто я был копом, а они прятали косяки. У всех были клокастые бороды и сальные волосы. Никто не брился, никто не мылся. На земле валялись выброженные пластиковые вилки и бумажные тарелки, испещренные пятнами застарелого жира и грязными следами ног там, где по ним проходили десятки раз.

Группа красных комбинезонов по другую сторону костра тоже смолкла. Костер, кстати, был потрескивающей кучей сломанной мебели, деревянных поддонов, как минимум одного матраса и чего-то похожего на почерневшие палки.

Теперь все глядели на меня. Я поискал взглядом такие же зеленые комбинезоны, но в них был восьмидесятилетний старик и женщина средних лет, похожая на учительницу. В её глазах не было даже смутного интереса. Самый здоровый из красных, мужик с волосами по плечо и шеей толще головы, сказал: