— Я, ваше величество, человек — ответил он, поклонившись. — Зовут меня Лугом по прозвищу Странник, или Путешественник. У меня много имён и прозвищ, но только эти два — самые знаменитые.

— Человек? — король усмехнулся. — А есть ли у тебя, человек, ремесло? Ты, верно, охотник?

— У меня много ремёсел — ответил учтиво Луг. — Я всю жизнь странствую по миру, и жизнь меня научила многому. Я искусен и охоте, и во врачевании. И кузнечному делу обучен, и плотницкому. И сыграть смогу, и о множестве чудес рассказать. Бывал я, ваше величество, и на далёких снежных равнинах, и поднимался на самые высокие горы, в глухих лесах и вольных степях ходил — и всюду учился. Много чего разумею, но я не лучший среди других.

— Не лучший среди других, но тяжело найти людей, искусных в стольких ремёслах — сказал король. — При своём дворе собрал я много славных мастеров, но таких, чтоб знали столько, я прежде никогда не встречал. Если же только ты не сочиняешь для красного слова.

— Я ни разу не солгал вам, ваше величество — ответил Луг. — Есть много способов проверить.

— Пока оставь — сказал король, подняв ладонь. — Скажи мне лучше, как случилось, что ты вынужден странствовать по миру?

— Вашему величеству, я полагаю, не будет приятно слышать сию историю. Она проста и обыденна — подобных ей в нашей стране бессчётное количество.

— Нет, я желаю слушать — велел Нуад. — О собственной стране я слышу лишь со слов моих министров и придворных, но никогда ещё не слышал я живой, простецкой речи. Так что говори. Я обещаю, что не разгневаюсь на твои речи. Дайте ему на что сесть!

Лугу подали небольшой табурет. Он сел напротив короля, но на почтительном расстоянии от его стола.

— Когда я был малым мальчишкой… — начал рассказывать Луг. — Вы, ваше величество, верно помните, что издали закон, по которому все дети, что старше восьми лет, должны работать. А те, кто делать этого не хочет, то их родители уплачивают налог, и так каждый год. Мой отец был кузнецом и я работал у него, но наш сборщик податей всё время не верил, что я могу орудовать тяжёлыми мехами, и говорил, что мне лишь на господском дворе работа считаться будет. В ином же случае он грозился привести солдат и всё отнять, что мы имеем. И нам пришлось ему платить, год от года всё больше. Пока не настало мне двенадцать лет. Дохода от кузницы нам едва хватало на жизнь, пока не сделалось совсем уж плохо. У моего отца была хорошая корова, дававшая нам много молока. Могли бы мы им торговать, но на то нужно было разрешение, а денег на него у нас не было. Мы продали корову, а с вырученных денег стали платить сей налог. Деньги быстро кончились, и мой отец решился было продавать кузницу, а самому идти в услужение к этому господину сборщику слугой-придворным. Но я не позволил. Я попросил у отца и матери прощения и ушёл странствовать, куда ноги унесут.

— И ты не разу более не возвращался домой? — неожиданно спросила старшая дочь короля. — Никогда более не видел своих родителей?

— Нет, что вы, принцесса, видел — ответил Луг. — Я вернулся через десять лет. Тот сборщик более не мог моему отцу предъявить ничего. Вся округа знала, что я ушёл из семьи, и никто меня не прячет. Конечно, проверяли, но ничего не нашли. И написали, что я без вести пропал. Налог он, правда, всё ещё год с отца брал, пока к судье не обратились, который по свидетельству жителей и постановил, что я сгинул без вести. С тех пор налог сняли, и у отца дела вновь пошли в гору.

— Он вор — сказал король. — Но и ты тоже вор. И лгун. Ты же никуда не пропадал!

— Я не вор — возразил Луг. — Я действительно долгое время не был в вашем государстве, ваше величество.

— А где же ты был? — поинтересовался Нуад.

— В тот год я пришёл к одному торговцу и нанялся к нему в обоз. Мы ушли на юг, в вечные горы.

— А расскажи про горы! — вновь вмешалась в разговор старшая дочь. — Я никогда не видела их по-настоящему, только на картинах. Они действительно такие большие, как о них говорят?

— Да, принцесса, очень большие — кивнул Луг. — Выше всякого леса, своими макушками небо подпирают. Красивые места, таких мало где найдёшь.

— Ах, я так тебе завидую, Странник — мечтательно проговорила старшая принцесса, перебивая его. — Мне так хочется побывать там!..

— И куда же шёл ваш обоз? — спросил король, которому были не особо интересны описания красоты гор.

— В город Паргустан — ответил Луг. — Мы должны были прийти туда к началу лета, когда на местный базар приходят торговцы с Великого пути, из очень дальних стран.

— Вы верно не дошли? — поинтересовался Нуад.

— Вы правы, ваше величество, не дошли. Купец решил пройти быстрее, чтобы прийти загодя, и мы отправились по короткому, но малоезжему пути. И по дороге случился обвал.

— Обвал? — переспросили сразу две дочери, и Луг впервые услышал голос второй, младшей сестры. Он был намного нежнее и приятнее, чем у её старшей сестры.

— Обвал — подтвердил Луг. — В горах это часто случается. Местные жители рассказывают, что есть злые духи, стремящиеся убить людей или навредить им. Они трясут горы, скидывают с высоких круч на путников камни, чтобы погубить их. Мы, наверное, нарвались на десяток таких демонов.

— И что же было? — нетерпеливо спросила старшая принцесса.

— Горы задрожали, дорога под ногами затряслась, а сверху посыпались груды камней. Мы все в разные стороны кинулись — тут уж каждый сам за себя. Мне удалось спрятаться под небольшой выступ в горе, и камни пролетели мимо. Они ещё долго падали, да и мне было страшно выходить. Я выжидал, а время шло к вечеру, а небо в горах меркнет быстро — солнце за гору закатиться и ничего вокруг себя не увидишь. Я выбрался из своего укрытия и стал возвращаться к тому месту, где остановился обоз. А там уже и дороги не видно — всё камнями завалило. И весь обоз тоже. Вокруг никого не было. Я немного подождал, а потом решил вернуться к большой дороге. Пошёл обратно, а там ещё один завал образовался. Попытался я его обойти, а не получается. На гору не заберёшься, а на камни полезешь — посыплются, завалят. Но мне на помощь пришла медведица.

— Медведица? — удивился король. — Эка невидаль. Она же животное дикое, она бы тебя скорее съела, чем помогать стала.

— Некоторые люди хуже зверей диких — ответил Луг. — Медведица подошла ко мне, маленькому, испуганному мальчику, сидящему около завала, села рядом. Я от страха пошевелиться не мог, и она тоже не двигалась. Потом протянула ко мне свою морду, осторожно схватила за рубаху и потянула за собой. Она отвела меня в свою берлогу и там накормила сырой рыбой.

— Сырой рыбой? — поморщилась старшая принцесса. — Но её же нельзя есть, она противная.

— Мне кажется, ты сказки сказываешь — ехидно заметил король. Остальные воины, пристально слушавшие его рассказ, одобрительно зашумели, называя его придумщиком и сказочником. Только одна младшая дочь короля молчала, внимательно и грустно слушая Луга.

— От голода можно и сырую рыбу съесть, принцесса — продолжил странник, проигнорировав замечание короля. — А я был очень голоден, так как целый день не ел, да и прежде мы питались сухими лепёшками. Так я и стал жить у медведицы. Она научила меня ловить рыбу руками, добывать в лесу съедобные ягоды и коренья, ходить по незнакомому лесу по незаметным тропинкам, а то и вовсе без них. Многому меня мать-медведица научила. Даже драться. Если мне, король, не веришь, то я могу показать — разреши мне раздеться, и ты увидишь следы от её лап.

— Ты мне ещё дочерей моих смущать голым телом вздумал? — возмутился король. Но старшая дочь повернулась к отцу и стала того упрашивать, чтобы он разрешил. Нуад сопротивлялся долго, но потом принцесса заявила, что не будет делать чего-то, о чём они договаривались.

— Ладно, показывай — недовольно велел король. Луг кивнул. К нему подошёл старый слуга и помог снять рубашку. Могучее тело странника было всё испещрено мелкими шрамами, давно зажившими ранами, но сильнее всего проступали длинные, тёмно красные полосы на боках и груди. Ещё несколько меньше были на спине. Воины удивлённо, и в чём-то даже завистливо рассматривали его — у многих за всю службу и десятой части таких ран не появлялось.