Изменить стиль страницы

— Что?

— Потрогать. Я только хочу ее потрогать.

— Ну, давай поскорее. Долго стоять нельзя. Люк может занести песком. И болты…

— Я все сделаю быстро. То есть… я постараюсь все сделать быстро.

— И ты вышел?

— Да, я вышел в венерианскую бурю. Я кое-как вскарабкался в моем металлическом скафандре на скалу. Кабели прочно связывали меня с разведывательным вездеходом. Пять кабелей: два — управляющих движениями рук, еще два — движениями ног, и одни, укрепленный на поясе. И трубки подвода и отвода воздуха. Самый настоящий скафандр! Но чтобы передвигаться в туннеле Форсайта, такая экипировка необходима. И всего на несколько метров. И всего на несколько минут… Когда я добрался до гребня, я вышел из-под защиты «скарабея», и мне показалось, что ветер сейчас оторвет мне голову. Я прижался к каменному столбу. Мне казалось, что я его обнимаю. Я смог провести руками по поверхности камня. Это было что-то вроде…

— Да?

— Ну, я не знаю. Я провел руками по камню, вот и все. Это был инстинктивный символический жест. У меня не было рук — только металлические рукавицы, а ими ничего ощупать нельзя. Но может быть, через них прошли какие-нибудь флюиды…

— Ты улыбаешься. Тебе не грустно вспоминать все это?

— Грустно? Почему?

— Я не знаю. Что ты почувствовал в ту минуту? И о чем ты думал?

— О чем я думал? Не знаю. Нет, правда, я не помню.

— А потом?

— Потом?

— Да, что произошло на следующий день и после?

— Мы вернулись на базу и объявили о своей находке. На другой день мы опять подошли к скале, уже на двух «скарабеях», и сняли с нее каменный столб. А еще через день мы улетели с Венеры на Землю, увозя нашу добычу. Ты же знаешь все это наизусть.

— Конечно. Но я хочу слушать, как ты рассказываешь.

— Почему?

— Потому что ты пережил необыкновенное приключение.

— Ты правда так думаешь?

— Ну, конечно.

— Это очень любезно с твоей стороны…

— Да нет же. Я действительно так думаю… Скажи, а вы не пытались найти что-нибудь еще, перед тем как улететь?

— О, мне этого, конечно, очепь хотелось бы. Но программа была вся выполнена. Можно убедить человека, но нельзя уговорить компьютер. Мы вернулись. Четыре месяца полета…

— Но Земли знала…

— Да. Земля знала.

ЦИВИЛИЗАЦИЯ НА ВЕНЕРЕ

Сенсационное открытие профессора Фостера Бонниузлла Каменная скульптура, изображающая человеческое лицо, летит к Земле на борту космического корабля.

Только сегодня Координационный центр управления космических полетов в Хьюстоне сообщил корреспондентам эту потрясающую новость, которая в его кругах была известна уже позавчера. Во время обычных исследований в туннеле Форсайта члены третьей венерианской экспедиции обнаружили обломок скалы высотой около метра, обработанный в форме человеческого лица.

Точный вид этой скульптуры пока неизвестен, но самый факт ее обнаружения на Венере делает совершенно бесспорным существование на нашей соседке гуманоидной цивилизации! Исчезнувшая ли это цивилизация? Или цивилизация, находящаяся в начале своего пути? Эти вопросы задают себе все — от простых прохожих на улице до величайших ученых. Однако отсутствие значительных поселений и воздушных или космических кораблей доказывает, что венериане пока не находятся — или более уже не находятся — на стадии развития, сопоставимой с нашей.

Как бы то ни было, чтобы выяснить это, необходимо дождаться четвертой экспедиции, что не мешает, однако, создавать самые фантастические гипотезы. Во всяком случае, ясно одно: в споре между сторонниками теории существования внеземных цивилизаций и теми, кто до сих пор отрицал эту возможность, последние потерпели поражение, которое представляется едва ли не окончательным.

Открытием статуи мы обязаны профессору Фостеру Бонниуэллу, доктору археологии и палеонтологии. Как, вероятно, помнят наши читатели, профессор Бонниуэлл…

— И через четыре месяца ваш корабль опустился на Землю…

— Да.

— Для тебя это был триумф.

— Да, если хочешь, триумф.

— А что ты тогда думал?

— Что я думал? Не знаю… Я правда не знаю.

— Были репортеры, приемы, экспертизы, конференции, интервью, турне…

— Я встретился с твоей матерью.

— Ты встре…

— Да, я встретился с Элен. Мы не виделись уже пять лет. Она приехала ко мне. Сюда. Она сказала мне…

— Я горжусь тобой, Фости.

— Гордиться тут нечем. Я… или кто-нибудь другой. Какая разница? Важно открытие. А не человек, который его сделал.

— Но все-таки его сделал ты. И я рада за тебя.

— Пожалуй, немножко поздно, как ты думаешь?

— Фости!

— И пожалуйста, не называй меня Фости, Элен.

— Послушай, Фостер. Я думала… Почему бы нам не видеться опять? Послушай! Я знаю, что ты думаешь, я знаю, что ты скажешь. Ты не хотел меня видеть! Но ведь прошло столько времени… Мы с тобой уже не дети. И даже не очень молоды…

— Зачем ты пришла сюда? За пять лет ты совсем не изменилась. Тебе не дашь больше двадцати пяти. У тебя сияющее лицо счастливой женщины, Элен. Пусть прошлое останется в прошлом.

— Фостер, я…

— Почему ты не привела Дика?

— Он… ну, он же в колледже. Я не хотела… И потом, ведь уже так давно…

— Вы иногда говорили обо мне?

— Фостер! Мы все время говорим о тебе. Особенно теперь…

— Конечно — особенно теперь.

— Фостер…

— А что думает Генри?

— Генри?

— Да. Я хочу сказать — о моем открытии.

— А! Генри… он…

— Он ничего не думает.

— Нет-нет. Он… он не верит.

— Это была зависть. Он завидовал твоему успеху.

— Нет. Он рассуждал как ученый. Ученый должен сомневаться во всем, даже в том, что представляется ему очевидным. Никогда, ни при каких обстоятельствах исключение не должно быть принято за доказательство, за правило…

— Я не знал, что ты тогда встретился с мамой. Она мне ничего об этом не сказала. Но мы и в самом деле часто говорили о тебе… Не смейся. Это правда. Но эти воспоминания тяжелы для тебя. Мне не хотелось бы…

— Тяжелы? Ну что ты! Я был героем. Я пробыл героем год. У меня не оставалось времени, ни чтобы предаваться сожалениям, ни чтобы думать о прошлом. С моей венерианской скульптурой, которую репортеры сразу же прозвали Каменной Улыбкой, я совершил кругосветное турне. Ты же все это знаешь.

— Я знаю. О твоей Каменной Улыбке столько писали…

— Да. И иногда очень красиво.

Лицо из красного песчаника высится над скалой, из которой оно высечено, с выражением кроткого упорства и спокойной силы. Это каменное лицо, освещенное неподвижной улыбкой, столько веков бичуемое песчаными вихрями, говорит с нами, не произнося ни слова — только с помощью истекающей из него эманации, окружающего его ореола.

Над каннелированной шеей внезапно возникает подбородок с изгибом нежным и в то же время волевым, переходящий в овал симметричных щек. Нос прямой, со слегка расширенными ноздрями — он заметно поврежден песками, хлеставшими по его высокомерной горбинке. Глаза без зрачков — это овальные озера под широкими дугами бровей, чьи грациозные очертания напоминают скорее женские брови (хотя лицо несомненно мужское). Выпуклый, но не очень высокий лоб обрывается у границы густых, плоско зачесанных назад волос, накрытых остроконечной конической шапкой, которая венчает эту каменную маску и завершает всю статую, если только этот острый известняковый конус не свидетельствует о лени скульптора, оставившего нетронутой верхушку использованного им каменного столба.

Но главное, что властно останавливает наше внимание, — это широкий рот с полными губами, которые безмятежно улыбаются какой-то внутренней мысли. Говорили, что эта каменная улыбка — улыбка Джоконды. Как это неверно! На прекрасных губах венерианской статуи читаются внутренний мир, уверенность, мирное счастье, которые невозможно сравнить с гримасой скрытой печали, увековеченной кистью Леонардо. Почему он так улыбается, этот человек с Венеры? Кому он улыбается? Какое послание несет нам это каменное лицо, обработанное столь тонко, что на нем не видно ни малейших следов инструмента художника?