Следует сказать, что хозяйственные руководители были подобраны в целом удачно, работалось с большим воодушевлением.

Мы побывали во всех районах республики. Они тяжело пережили оккупацию и теперь переходили на мирное строительство. Демобилизованные офицеры и солдаты направлялись в помощь сельским активистам, составляя на местах основной костяк актива.

Война окончилась, но еще оставалась опасность, которую представляли собой скрывавшиеся на территории республики националисты. Недобитые кулаки и другие враждебные элементы в период фашистской оккупации активно пособничали гитлеровцам. И теперь те, у кого руки были в крови, с самого начала старались избежать справедливой кары. Они уходили в леса, объединившись в банды, совершали разбойничьи набеги на советские учреждения, особенно в деревне, вламывались в магазины, расхищая товары и продукты питания, совершали другие преступления.

Для проведения всевозможных кампаний в первые послевоенные годы приходилось широко использовать институт уполномоченных Совнаркома и Центрального Комитета КП(б) Эстонии. Дело осложнялось тем, что в деревне еще не было колхозов, и поэтому государственные задания приходилось доводить до каждого крестьянина, налаживать сельскохозяйственные работы так, чтобы не пустовала ни одна пядь земли. Уже в первую осень стал вопрос об использовании хозяйств, брошенных бежавшими кулаками. Где это было можно, на их базе создавали ячейки будущих совхозов. В первую очередь это удалось сделать там, где имелась сердцевина бывшего имения, вокруг него группировали заброшенные хозяйства кулаков. Подобным же образом обстояло дело с хозяйствами бандитов, их также присоединяли к совхозным землям или отдавали в пользование бедноте. Вся эта работа лежала на тогдашних уездных и волостных исполкомах, которые, конечно, нуждались в квалифицированном совете и практической помощи. Как лучше использовать землю, как организовать снабжение населения — эти вопросы не сходили с повестки дня.

Для того чтобы помочь учреждениям, школам, предприятиям улучшить питание трудящихся и одновременно использовать брошенные земли, было создано довольно много подсобных хозяйств.

В качестве примера можно привести судьбу знакомого читателю имения и хутора Соо. Дела привели меня в поселок Соо — это было через год после освобождения республики от оккупации. Владелец имения бежал вместе с немцами. Так как там были приличные животноводческие постройки, то наркомат мясной и молочной промышленности ЭССР решил создать там базу по откорму скота. Но земли там было мало, а значит, не хватало своих кормов.

Вставал вопрос: а целесообразны ли такие подсобные хозяйства вообще? Так было на хуторе Соо, так было и в других имениях. Как же распорядились своей судьбой владельцы усадьбы Соо? Старый Кости лишился ноги (ампутировали из-за костного туберкулеза); старший его сын эмигрировал во время войны, а младший, занимавшийся в годы оккупации хозяйством, был теперь арестован за саботаж государственных поставок сельхозпродуктов. Их бывший батрак Рутт, стрелявший в брата, стал фашистским пособником.

Хутор был передан Госплану в качестве подсобного хозяйства. Экономический уровень этого хозяйства поднялся, но перспективы у него не было. То же произошло и с другими подсобными хозяйствами, получившими довольно широкое распространение. Вопрос о них был окончательно решен в 1948 году, на первом послевоенном (V) съезде партии, где так называемые «образцовые хозяйства» и Министерство сельского хозяйства подверглись суровой критике за передачу хуторов учреждениям, не способным установить в них должный порядок.

Опираясь на решение ЦК ВКП(б) от 21 мая 1947 года «О строительстве колхозов в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР», V съезд Компартии Эстонии подчеркивал в своих постановлениях, что нужно держать курс на коллективизацию, поскольку созданные для помощи беднякам коннопрокатные пункты не очень-то оправдали себя, не давали хозяйствам того, в чем они нуждались. В коннопрокатных пунктах не было достаточной заботы о лошадях, кормах, в результате чего к весне, когда наступала страдная пора, большое число лошадей не было пригодно для работы. Выход был в коллективизации сельского хозяйства. Теперь, в конце 1948 года, для этого сложились необходимые условия.

Как и в решении ЦК ВКП(б), съезд отмечал, что осуществлять коллективизацию нужно на основе полной добровольности, без торопливости. Однако даже на этом съезде раздавались голоса, обвинявшие партийные и советские органы в медлительности. Выступивший на съезде секретарь Вильяндимаского укома партии заявил, что к коллективизации следовало приступить сразу же после освобождения республики от оккупантов, забыв, что в то время для этого не было ни политических, ни организационных, ни экономических предпосылок.

Осуществляя ленинский план кооперации

Коллективизация сельского хозяйства стала актуальной через два-три года после освобождения республики. Проходила она в условиях острой классовой борьбы, вызванной сопротивлением кулаков и буржуазно-националистических элементов социалистическим преобразованиям в деревне. Активизировались различные банды националистов. В уездах тут и там происходили убийства и зверские расправы, учиненные бандитами над местными активистами и инициаторами колхозов. Летом 1948 года от руки бандитов погибли секретарь партийной организации волости Тыллисте Николай Луми с женой и ребенком, секретарь Лаеваского волкома партии Михаил Сибуль. Были жертвы и в других волостях. Эти зверства показывали трудовому крестьянству истинное лицо буржуазных националистов и кулаков. Бедняки и середняки под влиянием большой разъяснительной работы все охотнее поворачивались в сторону колхозов.

Сильным средством убеждения стали передовые колхозы и совхозы. Передовой совхоз «Удева» в Ярвамааском уезде был окружен многими бедняцкими хозяйствами, владельцы которых сами выразили желание слиться с совхозом.

Надо сказать, что уже в первые послевоенные годы у нас имелись хорошие совхозы и колхозы. Так, по результатам всесоюзного социалистического соревнования в системе Министерства совхозов СССР около трети совхозов Эстонской ССР заняли высокие места. В печати было названо 100 победителей соревнований, 35 из них были совхозы, находившиеся в ведении Главного управления совхозов Эстонской ССР. Это, конечно, было большое достижение.

Немалая заслуга в этом была начальника Главного управления совхозов республики Альфреда Мыттуса. Он с огромной энергией и настойчивостью боролся за высокий уровень животноводческого хозяйства совхозов, используя весь опыт, накопленный Советским Союзом. Мыттус много лет проработал в системе совхозов СССР, хорошо знал опыт лучших совхозов братских республик, часто их посещал. Однажды я побывал вместе с ним в знаменитом животноводческом совхозе «Караваево» Костромской области. Было заметно, что Мыттус среди работников «Караваево» популярный человек. Причем он, как говорится, отнюдь не мазал медом по губам караваевцев, а подчас говорил им горькие истины. Например, укорял их за невнимание к созданию собственной кормовой базы: в «Караваево» ввозили по железной дороге даже сено, и Мыттус называл это позором для совхоза. Но стадо в «Караваево» действительно было хорошее. Работали там много, с огоньком, и знакомство с хозяйством было для меня весьма поучительным.[33]

В связи с этим мне припоминается один небольшой эпизод. Не помню точно — в 1948 или в 1949 году — в Таллине проходил актив Главного управления совхозов, в котором принимал участие главный зоотехник «Караваево» Штокман. Он подарил нам тогда свою только что вышедшую из печати брошюру о чистопородном стаде совхоза. Нам захотелось в свою очередь преподнести гостю подарок. За два дня и одну ночь брошюра была переведена на эстонский язык, отпечатана, переплетена, и к концу собрания актива первый экземпляр перевода был вручен автору. Правда, полиграфистам досталось при выполнении столь сверхоперативной работы. Но и они были довольны, что сумели блеснуть своим мастерством. Брошюра Штокмана явилась для наших животноводов хорошим пособием.