— Не знаю, не видно: луна за тучу зашла.

— Возьми овчарку и пройди немного вправо по опушке. Только тихо.

Фриц что-то пробормотал и неохотно встал с земли. Раздался металлический щелчок, по звуку которого Роберт понял, что, когда Фриц лежал, ремень у него был расстегнут.

«Черт бы его побрал! Да как он может расстегивать ремень, находясь на посту!» — Роберта охватило раздражение.

— Вперед! — шепнул он Гейману, решив, что сейчас не место и не время делать ему внушение.

Держа автоматы наизготовку, они двинулись вдоль опушки, от дерева к дереву.

Альфа, натянув поводок, буквально тащила Фрица за собой.

Как только луна на минуту выплыла из-за тучи, Гейман остановился и прошептал:

— Смотри, там человек!

Метрах в ста от них от леса к контрольно-следовой полосе бежал мужчина.

Роберт бросился за ним, крикнув на ходу мужчине, чтобы он остановился, но тот от крика побежал еще быстрее.

— Пускай собаку! — приказал Венде Гейману, доставая из патронташа белую сигнальную ракету.

— Альфа, возьми его! Возьми! — крикнул Фриц, спуская овчарку с поводка.

Овчарка, делая громадные прыжки, настигла нарушителя и схватила за руку, но в тот же миг с визгом покатилась по траве. Нарушитель же бросился бежать. От заграждения его отделяло не более двадцати метров.

— Ложись! — крикнул Венде Гейману и, подняв автомат, дал из него короткую очередь.

Нарушитель остановился и поднял вверх руки. Сопротивления он не оказывал. При обыске у него были обнаружены финский нож, письмо, схема местности и маленькая коробочка с перцем.

Венде внимательно осмотрел место задержания и нашел еще портфель.

Роберт повел задержанного обратно в лес, а Фриц нес на руках жалобно повизгивавшую собаку.

Выпустив сигнальную ракету, пограничники стали дожидаться машины с заставы.

В окно Роберт видел, как Фриц ухаживал за овчаркой. Утром на заставу приезжал ветврач. Внимательно осмотрев овчарку, он сказал, что при умелом уходе она быстро выздоровеет.

Роберт вышел во двор и, подойдя к Фрицу, уселся на траву.

— Что сказал врач?

— Сказал, что через несколько дней все войдет в норму: он сыпанул ей перцу в глаза… Повезло еще Альфе, что oh не ударил ее финкой.

— Повезло, говоришь ты? — Роберт вскочил с травы. — Хотя ты, конечно, прав. Ей больше повезло, твоей заслуги в этом нет.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что если бы не Альфа, то еще вопрос, задержали бы мы нарушителя или нет. Одна минута промедления могла бы дорого нам обойтись.

— Как так?!

— А вот так! Если бы ты не расстегивал ремень, мы на минуту раньше догнали бы нарушителя.

— Это еще как сказать, — заупрямился Фриц. — Сейчас можно говорить что угодно.

— А кто тебе разрешил расстегивать ремень? — спросил Роберт таким тоном, что Фриц даже вздрогнул. — Кто, я тебя спрашиваю! Вот и вышло, что овчарка оказалась умнее тебя!..

— Ну ладно, хватит! — перебил Роберта Фриц. — Во-первых, я ремень с себя не снимал, а только ослабил его, так как он больно врезался мне в живот. А когда я встал, он сам упал на землю. А во-вторых, ты не подумал о том, что если бы мы сами догнали нарушителя, то он и нам бы с тобой засыпал глаза перцем.

— Снова теория, которую ты придумал на ходу для того, чтобы оправдать свой проступок! По-твоему выходит, что нам с тобой как раз поэтому и повезло, что ты расстегнул свой ремень.

— Думай как хочешь. А сейчас оставь меня в покое! — Фриц повернулся кругом и хотел снова отойти к овчарке, но Роберт схватил его за руку и так дернул, что тот даже испугался.

— Нет уж, выслушай меня до конца! — продолжал Роберт. — Если ты совершаешь проступок, то будь любезен держать за него ответ. Два раза я тебе спускал, но третий раз нечто подобное тебе дорого обойдется!

— Почему два раза? — Фриц вырвал руку.

— Ты, я вижу, все забыл, так я тебе, так и быть, напомню. Прошлый раз ты заснул на посту! Заснул у меня на глазах. Тогда тоже за тебя службу несла Альфа? Какой же ты пограничник! И что из тебя будет, я не знаю!

Гейман молчал, стараясь не смотреть на Роберта.

— Так ты это тогда заметил? — спросил он после долгого молчания.

Роберт промолчал.

— Хорошо еще, что та история прояснилась. Да, я действительно на минутку задремал, но это не имеет никакого отношения к нарушению границы. И вообще, почему ты меня тогда не разбудил?

«Да, почему я его не разбудил? — подумал Роберт. — И почему я тогда об этом не доложил по команде? Сон на посту — одно из серьезных нарушений устава и воинской дисциплины. Почему он спал рядом со мной, когда я был назначен старшим дозора? И почему сегодня я не заметил вовремя, что он расстегнул ремень? Почему я не доложил об этом командиру отделения?»

— Давай забудем об этом, — Фриц подошел к Роберту. — Нет никакого смысла вспоминать сейчас об этом. Случай с нарушителем границы, слава богу, выяснился. И сегодня мы задержали нарушителя, хотя у меня и был расстегнут ремень. Все это мелочи!

— Мелочи? — Роберт чувствовал, как кровь прилила к лицу. Оп хотел оборвать Фрица, но решил выслушать его до конца.

— Давай будем откровенными, — тихо сказал Гейман. — Я думал, что ты тогда вовсе и не заметил, что я уснул на посту. Заснул я совершенно случайно, да и с ремнем тоже как-то так необдуманно получилось. Такое с каждым может случиться. Но если об этом узнают во взводе, то мне несдобровать. Тебе хорошо, ты скоро домой уедешь, а мне еще служить целый год!

Оба замолчали.

«Через полгода Фрица самого будут назначать старшим дозора и ему самому придется нести ответственность за себя и за подчиненного».

— А кто это «во взводе»?

— Как кто? Лейтенант, Йонас… ребята…

— А как поживает твоя овчарка?

— Выздоровела почти. Разрешите идти?

Когда Роберт пришел в свою комнату, Шустер протянул ему два письма:

— Это тебе, оба.

Роберт схватил письма: одно было от Гит, другое — от Круга.

Он надорвал оба конверта и, немного помедлив, принялся читать письмо жены.

Известия оказались приятными: Бернд чувствовал себя хорошо. Гит разрешили навещать его. Мальчик уже смеется. Врачи обещали выписать его через недельку домой.

Роберт с облегчением вздохнул и не спеша перечитал письмо еще раз.

Он посмотрел на Шустера, но его уже не было за столом, он лежал на кровати и читал. Роберту хотелось поделиться с ним своей радостью, но он не стал мешать ему, тем более что он еще не прочел письмо от Круга.

Он прочел письмо Круга тоже два раза, а потом, обращаясь к Шустеру, сказал:

— Не хочешь меня послушать?

— Хочу, а что случилось?

— Я прочту тебе несколько строчек из письма человека, который сбил моего сынишку.

Брови у Шустера удивленно полезли вверх.

— Прочти, я слушаю…

— «…Экспертиза дала заключение о моей полной невиновности. Но это согласно параграфам, однако ведь у человека есть еще совесть. Позавчера у нас было партсобрание, на котором мне дали поручение заниматься с молодежью правилами уличного движения. Это после этого-то случая? Ты понимаешь, Роберт?..»

— Да, любопытно… — пробормотал Шустер.

— А ты знаешь, что произошло в нашей группе?

— Нет.

— Садись поближе, расскажу.

И Роберт откровенно рассказал о случае со сном на посту, о расстегнутом ремие Фрица, рассказал честно, не щадя ни себя, ни его.

— Что мне теперь делать? — спросил он Шустера. — Я больше не могу молчать. А если обо всем рассказать, то это может отразиться на соцсоревновании.

— Сейчас ты говоришь, как Йонас. Разве самое важное заключается в том, какое место мы займем? Что же ты сделаешь?

Роберт пожал плечами.

— Думаю, что ты мне все это рассказал не только для того, чтобы найти во мне сочувствующего…

— Так что же мне делать?

— Решай сам.

Однажды в начале сентября после обеда унтер-офицер Йонас ознакомил солдат отделения с результатами соревнования. Он был доволен и с воодушевлением говорил о том, что коллектив у них сплоченный и сильный, не забыта ни критика, ни самокритика.