— Откуда знаешь? Туман же, ни черта не видать…
— А я ушами вижу, товарищ лейтенант. Сейчас застопорила машина. Глубину меряют. Там берег крутой, им не высадиться, значит, скоро тронутся дальше. Если сдвинуть немного бакен, они как раз против нас остановятся…
— Насчёт бакена ты здорово придумал, но у нас нет лодки.
— Мне не нужно лодки, товарищ командир. Я мигом…
Лейтенант Кондаков сразу понял замысел Ахмета. На самом деле, левее их позиции берег очень крутой. Следовательно, судно обязательно пойдёт вперёд, в их сторону. Если немцы намерены проплыть мимо, они будут ориентироваться по переставленному бакену и нарвутся на мель. Если же они думают высаживаться, то спустят лодку. И тут на берегу их…
Лейтенант пристально посмотрел на Ахмета.
— Справишься?
— Постараюсь.
— Ну, двигай, Ашербеков.
— Есть, товарищ командир!
Ахмет мгновенно стянул сапоги, разделся и бесшумно вошёл в воду. Вскоре он нырнул и пропал. Прошло пять минут, десять… Найдёт ли Ахмет бакен, сможет ли в одиночку переставить его на другое место? Лейтенант с тревогой вглядывался в туман, который, несмотря на ветерок, всё ещё лежал над рекой. Судно, похоже, уже двинулось. Обнаружат фрицы Ахмета, пропадёт парень! Зря он рискнул!
В этот миг на поверхности воды возникла стриженная под нулёвку голова Ахмета. Вскоре он выкарабкался на берег и, как ни в чём не бывало, доложил:
— Задание выполнено, товарищ командир.
— Молодец, Ашербеков!
В пелене тумана показался буксир с баржой. Он шёл медленно, самым малым ходом. На палубе смутно угадывались фигуры людей. Немцев было человек десять. Один стоял на носу и непрерывно мерял шестом глубину. Кажется, думают высаживаться. Вот колёса буксира замерли, должно быть, капитан увидел бакен. С буксира спустили на воду шлюпку, начали что-то в неё грузить. Туман опять стал сгущаться. Куда подойдёт шлюпка? Сюда, где в кустах залёг взвод Кондакова, или в другое место? Здесь имеется тропинка. А немцы любят порядок, они не преминут воспользоваться тропинкой. Но всё же нужно предусмотреть и другой вариант. Кондаков на всякий случай разделил взвод и направил одно отделение метров на двести вниз по течению.
Лодка с немцами с разгона въехала носом на берег. С неё попрыгало шесть солдат. Закинув за спины ящики, они один за другим начали подниматься по тропинке наверх. Достигнув кустов, первый солдат вдруг споткнулся, упал и… больше не встал. Такая же участь постигла второго, третьего… Фашисты не издали ни звука.
Спустя немного времени шестеро советских бойцов в немецкой форме разместились в шлюпке и направились к буксиру. Смогут ли они захватить судно? Не обнаружат ли немцы хитрость?
Шлюпка находилась в нескольких метрах от борта буксира, когда немцы на палубе подняли тревогу. Однако было уже поздно. Очереди из шести автоматов скосили их. Советские бойцы буквально влетели на буксир. Один из них развернул судовой пулемёт и обдал свинцовым дождём фрицев, выскочивших на звуки стрельбы. Оставшиеся в живых подняли руки.
Среди наших бойцов оказались два потомственных речника с Волги. Один до войны работал механиком на судне, другой — рулевым. Они заняли свои места.
Немцам в кочегарке было приказано продолжать работу.
— Махен зи, махен арбайтен! — сказал им Кондаков, но не очень уверенный в своём знании немецкого, показал, что они должны бросать в топку уголь. — Теперь вы поработаете ради нашей победы… — Он отыскал взглядом Ахмета. — А ты, Ашербеков, поставь бакен на место.
— Есть поставить бакен!
Буксирный пароход двинулся к левому берегу. Там баржу, полную боеприпасов, разгрузили, и судно с немецким крестом на бортах начало перевозить на правый берег советских бойцов, боевую технику.
С рассветом началась ожесточённая бомбёжка. Вражеские самолёты шли рой за роем. Они поливали реку из пулемётов, осыпали бомбами. Днепр напоминал кипящий котёл. Но наших воинов уже не остановить. Несмотря на бомбёжки, артиллерийский и миномётный обстрел, они продолжали переправу, а ступив на правый берег, сразу устремлялись в атаку. Плацдарм расширялся. Через Днепр переправлялись всё новые и новые части и соединения. Двинулись прославленные танкисты генерал-лейтенанта Рыбалко.
Когда к грохоту орудий, вою самолётов прибавился ещё рёв танковых моторов, поле боя превратилось в кромешный ад. Но переправа продолжалась. Теперь она шла непрерывно — и днём, и ночью. И так же непрерывно продолжались налёты вражеской авиации. Временами в небе завязывались ожесточённые воздушные схватки, тогда река, будто устав от огня и грохота, немного затихала.
Во время одного из налётов прекратилась связь с правым берегом. Сомнений не было: перебит провод. Командиру роты Штрунину передали приказ командующего: связь восстановить в кратчайший срок!
Двое связистов отправились на лодке искать повреждение. Но не вернулись. Поплыли ещё двое. Этих мина накрыла прямо на глазах, метрах в тридцати-сорока от берега.
— Разрешите мне, товарищ лейтенант, — обратился к командиру Ахмет. — Я без лодки, под водой…
— Доберёшься?
— Постараюсь.
— В добрый путь, Ашербеков…
Ахмет, касаясь рукой провода, вошёл в воду. Чтобы сразу освоиться, нырнул. Затем плыл и снова нырял. Позади остался уже не один десяток метров, как вдруг его чем-то садануло по голове. В глазах помутилось, едва не выпустил из руки провод. Оказалось — напоролся на затонувший понтон. С развороченным боком, он вместе с находившимися на нём пушками пошёл на дно. И лёг точнёхонько на провод. Ахмет вынырнул на поверхность, глотнул воздуха, и снова нырнул к понтону. Подёргал провод. Дно было песчаным и провод оказался неповреждённым. Значит, обрыв надо искать где-то дальше.
В небе выли самолёты, река кипела от пуль, снарядов, бомб. Но пережидать негде и некогда. Ахмет снова ныряет и плывёт под водой вдоль провода. Сколько уже прошло времени? Пожалуй, с полчаса. Холод сводит руки, ноги, проникает, кажется, до самого сердца. Хорошо ещё — Ахмет тренированный. Иначе бы ни за что не выдержал… В этом месте ширина Днепра не меньше километра. Интересно, доплыл он уже до середины? Может, и доплыл. Если бы не провод, он давно уже был на той стороне. А тут ещё возле понтона пришлось повозиться… Ага, вот он, проклятый обрыв! Ахмет взял свой провод в зубы и принялся шарить руками по дну. Он всплывал, нырял, но никак не мог обнаружить второй конец провода. Его уже охватывало отчаяние, когда, наконец, нашёлся провод. Он лежал в стороне, отброшенный взрывом бомбы или снаряда. Ахмет начал очищать провода от изоляции. И тут выронил нож. Немудрёно: руки окоченели, а тут подводное течение. Вот пальцы и не удержали… Ахмет не стал искать нож. Он начал рвать изоляцию зубами, в кровь исцарапал губы, дёсны. Резина не хотела отделяться от металла. Но вот концы готовы. Зато не хватает воздуха. Надо наверх. В виски бьёт молотом. В глазах круги, уши заложило. А у него нет сил шевельнуть пальцем, и грудь будто придавлена мельничным жёрновом. Может, это смерть? Подстерегла-таки его. Нет, умирать ему нельзя… Постой, если зажать концы проводов в зубах, связь наладится. А у мёртвых трудно разжать зубы… Ахмет сунул концы в рот и мгновенно почувствовал толчок. Ток! Стало быть, связь восстановлена, идёт разговор. Может, это сам командующий… может, Москва?!
Ахмет очнулся от оцепенения, к нему вернулись силы. Ноги, налитые свинцом, как у берущего крутой, затяжной подъём велосипедиста, полегчали, руки вновь обрели уверенность движений. Такие резкие перемены в состоянии людей происходят нередко, только большей частью они остаются незамеченными. Так бывает, например, в полусне, когда, усталый, человек засыпает с настойчивой мыслью о чём-то важном. Достаточно малейшего толчка, связанного с решением одолевающей задачи, как сон словно рукой снимает. Человек вновь обретает свою рабочую форму. Нечто подобное произошло и с Ахметом, когда он ощутил телом, что по проводу пошёл сигнал…
Тучи. Всюду нависли тучи — в небе, над водой, над землёй. Настоящие они или это дым от взрывов? У Ахмета шумит и стучит в ушах, он не слышит непрекращающегося ни на секунду сплошного грохота над рекой, напоминающего раскаты грома в сильную грозу. Но глаза видят хорошо: в небе ни тучи, это горький пороховой дым, и в воздухе плывёт не освежающий запах грозы, нет, в нём тяжело висит смрад гари, пожарищ.