- Поговорим потом, - согласился Овцын и выключил рацию.

«Кутузов» на полном ходу обогнал колонну и стал головным. Он

первым вышел на рейд Диксона, подошел к свободному причалу и ошвартовался. Не дожидаясь «Гермеса», Овцын спустился в каюту. Как всегда в конце рейса, стало пусто, печально. Исчезла уверенность в себе, нахлынула отупляющая усталость, которой не даешь воли, пока дело еще не сделано, и которой незачем противиться, когда под последней записью в журнале вахтенный штурман подвел жирную черту! Сидя на кровати и прислушиваясь к тому, как расплывается остаток воли, он почувствовал, что подошел «Гермес», несколько раз стукнул бортом - машинально стал представлять себе, как швартуется Балк, и подумал, что сделал бы это красивее. Картина швартовки становилась в воображении все отчетливее, и он подумал, что засыпает. Всегда, засыпая, он видел совершенно реальные картины. В каюту вбежала Эра, и, обнимая ее, он не сразу понял, воображение это или в самом деле пришла Эра.

Зашел Балк и густо кашлянул. Овцын отпустил Эру, нахмурился - это уже реальность, дьявол бы ее побрал! Он ожидал, что Иннокентий станет извиняться, но Балк и не подумал извиняться.

- Очень хорошо, что вы вместе, голубчики, - сказал Балк. - Очень удобно.

«Было бы еще удобнее, если бы ты не врывался без стука», - подумал Овцын и спросил:

- В чем же особая прелесть этого обстоятельства, драгоценнейший флагманский капитан?

- Сейчас поймете, - сказал Балк. - Я говорил вам, Овцын, про радиограмму с Ленской группы...

- Говорили.

- В Амдерме остался капитан «Титана». Инфаркт.

- Прискорбно, - сказал Овцын.

- Вам прискорбно, - буркнул Балк. - А мне... боязно. Как-никак мы сверстники. И меня когда-нибудь так, без предварительного звонка. Был человек - стал бараний рог... Но дело не в этом.

- Конечно, о таком думать не стоит, - улыбнулся Овцын. - Каждого скрутит в положенное время. А в чем дело?

- Начальником Ленского перегона идет Левченко...

- Знаю, - кивнул Овцын.

- Он просил у меня капитана. Все равно людей в Ленинград отправлять за новыми судами.

- Ах, вот как... Мало у нас капитанов на колонне?

- Не дам же я капитана самоходки, - пожал плечами Балк. - Мне просто стыдно будет перед Левченко. Я хочу дать лучшего капитана.

- Польщен, - сказал Овцын. - Я подумаю, Иннокентий Юрьевич.

Завтра на утреннем совещании доложу.

- Надеюсь, если вы засомневаетесь. Эра Николаевна подскажет вам правильное решение. - Балк поклонился Эре и вышел.

Не будь на свете Эры, он согласился бы, не раздумывая. А теперь душа сопротивлялась, и что-то в ней жалобно подвывало в предчувствии скорого расставания.

- Это надолго? - спросила Эра.

- Месяца полтора. Может, два.

Обычно команды Ленского каравана возвращались домой в октябре.

- Ты согласишься?

- Не будем сейчас решать, - сказал он. - Разно нам нечего делать?

- О!.. - сказала она.

С палубы доносился шум, голоса, топот ног, обутых в тяжелые сапоги. Зазвонил телефон, но Овцын не подошел к нему. Постучали в дверь. Он не откликнулся. Потом он спросил:

- Ты давно не принимала свою любимую ванну?

- Целую вечность, - сказала Эра. - Все Карское море обтиралась губкой.

- Тогда залезай в ванну.

- У тебя? - спросила она. - Разве это можно?

- Тебе все можно, - сказал он. - А я пока пойду выясню, кому это я так безумно нужен.

- И бросишь меня одну в ванной?

- Закроешься, - сказал он. - У меня есть второй ключ.

Она стала приглаживать волосы, но он снова растрепал их, поцеловал ее и вышел.

В конце коридора нервно вышагивал Марат Петрович. Он кинулся к Овцыну, заговорил быстро:

- Иван Андреевич, креста на вас нет! Там вас уже полчаса визитеры дожидаются. Плешь прогрызли - подай им капитана! А где я вас возьму?..

- Марат Петрович,- ласково сказал Овцын и положил руку на плечо старпома. - Если вы еще раз позволите себе так похабно ухмыльнуться, я попросту и без чинов смажу нас по физиономии. Это вам будет не только обидно, но и больно, потому что у меня второй разряд по боксу.

- Я не похабно ухмыляюсь... -начал старпом.

- Со стороны виднее, - сказал Овцын. - Что за люди меня ждут?

- Будущие хозяева! - проговорил старпом. - Капитан и старший механик. Золота на фуражках, как у занзибарского адмирала!

- Опять вы неуважительно отзываетесь о людях, - упрекнул Овцын. -А у них небось дети вашего возраста. Куда вы их дели?

- У меня в каюте.

Речники и в самом деле оказались пожилыми людьми. Крепко сбитые фигуры и обветренные, с крупными чертами лица внушали почтение. Но, конечно, сверх меры было золота на фуражках, лежавших перед ними на столе... Овцын пожал жесткие руки, представился.

- Седых, - ответил капитан.

- А я - Белых, - улыбнулся старший механик, и вся обстановка сразу потеряла официальность, стало им втроем просто.

- Молодой ты, Андреич, - сказал Седых, ощупывая Овцына взглядом. - Надо думать, шибко ученый?

- Доктор палубных наук без высшего образования, - сказал Овцын. -Других ученых званий пока не имею.

- Значит, талант имеешь? - спросил механик Белых.

- Другой бы стал скромничать, - ответил Овцын, - а я человек правдивый: имею.

- А чего это ты такой тонкий? - спросил Седых. - В море ты где спишь?

- Где свалит, - улыбнулся Овцын. -Обычно в рубке.

- Отсюда и талант, - заметил Белых.

Капитан Седых взялся за фуражку., сказал:

- Тогда мы тебя сейчас теребить не станем. Иди отдыхай. Утром придем, поговорим о делах.

- Да, - сказал Овцын. - Лучше завтра. И если вам в гостинице неудобно, несите сюда чемоданы. Марат Петрович откроет вам «люкс».

- Нас много, - сказал капитан Седых. - На всех «люксов» не хватит. Примем судно, тогда уж разойдемся по своим законным.

- Самое верное, - согласился Овцын. - Простите, что я вас так неласково встретил. Завтра исправлюсь.

- Все в порядке, - сказал Седых и похлопал его по спине. - Мы же видим, какой ты весь прозрачный. Шесть суток, говоришь? Ну, вот. Иди - и спокойной ночи.

Он спустился в салон выпить чаю; к нему подошла Ксения, сказала:

- Я слышала, что вы будете капитаном на другом судне. Не забудьте взять меня.

- На «Титане» ведь есть буфетчица, - сказал он.

- Меня не касается, кто там есть, - произнесла Ксения.

Она поставила перед ним завтрак и ушла в раздаточную.

«Она права», - подумал Овцын. Но за какие грехи должна страдать буфетчица с «Титана»? У кого поднимется рука уволить ее из-за того, что блажная женщина захотела плыть до Тикси?

24

Они допивали шампанское в маленьком зальце аэропорта, сотрясаемом ревом самолетов. Згурский, долго молчавший, мрачный и опять небритый, наклонился к Овцыну, прошипел в ухо:

- Мне все известно. Я вам этого не прощу. Я буду жаловаться.

- В чем дело? - удивился подслушавший зловещий шип Згурского Соломон.

- Он обесчестил девушку! - громко заявил Згурский.

- Заткнитесь, Вадим, - сказал Овцын. - У девушки не убавилось чести оттого, что она стала моей женой.

- Чхт-то? - поперхнулся оператор.

- Запейте, - сказал Овцын и протянул ему бокал.

Згурский выпил до конца, спросил:

- Эра, это серьезно? Об этом можно сообщить Леночке?

- Всему свету, - сказала Эра.

Объявили посадку. Они пошли позади; и когда идти было уже некуда, он положил пуки ей на плечи.

- Наверное, зря улетаю, - сказала она.

Зябнувшая стюардесса торопила.

Он приподнял Эру, поставил на первую ступеньку трапа.

- Лети, - сказал он. - Ничего не бывает зря. Неужели ты думаешь, что жизнь так расточительна?

- А ты не застрянешь во льдах?

- Я постараюсь.

Стюардесса страдальчески устремила глаза в небо и сунула руки под мышки.

- Ты знаешь, как я тебя буду ждать? - спросила Эра.