Рехтбергъ. Кто это Джованни и Франческо?
Кистяковъ. Не безпокойтесь. Хорошіе люди. Тоже при насъ околачиваются.
Леманъ. едоръ едоровичъ!…
Франческо спускается съ верха, съ свирпымъ видомъ, пятерней поправляетъ волоса на ходу. Джованни слдуетъ за нимъ.
Франческо. Я теб, чорту, такого едора едоровича пропишу… Сказано: не люблю…
Расшаркивается передъ Рехтбергомъ и размашисто подаетъ руку.
Имю честь: Франческо-д-Арбуццо, бассо профундо ассолюто и потомственный почетный гражданинъ. Джованни, андьямо.
Бгутъ вверхъ по широкой лстниц.
Рехтбергъ. Извстный?
Кистяковъ. Нтъ, покуда еще неизвстный.
Рехтбергъ ( съ разочарованіемъ). Ну, такъ вотъ-съ… Тмъ не мене, милая барышня, одна изъ моихъ немногихъ слабостей…
Берта направляетъ его къ лстниц и ведетъ наверхъ, вся компанія съ шумомъ и смхомъ движется за ними. Слышны мандолина, гитара и басъ Франческо.
Лештуковъ ( приподнялся съ качалки, смотритъ вслдъ имъ). Собственникъ и состояніе… Отправимся состоять…
Поднимается по лстниц.
Занавсъ.
ДЙСТВІЕ III.
Мастерская Ларцева въ громадномъ и пустынномъ, какъ сарай, залъ, выходящемъ окнами на морскую набережную. Отсвты волнъ дрожать по стнамъ и высокому куполу зала. Слва высокія рзныя двери на выходъ, он растворены настежь. При поднятіи занавса, трое факкино выносятъ въ нихъ большую картину, заколоченную въ ящикъ. Стна отъ рампы до этой двери сплошь стеклянная, полузадернутая коленкоровыми занавсками и подзорами. Въ глубин - драпировка темно-синяго бархата: за нею маленькое жилое помщеніе. Справа въ углу узкая дверца на винтовую лстницу въ нижнія комнаты, черная деревянная, лакированная въ ростъ панели. Она длаетъ очень примтное и дисгармонирующее пятно. Правая стна и выступъ задней стны, до драпировки, расписаны старыми батальными фресками. Въ мастерской разгромъ и безпорядокъ. Слуга Ларцева и дв горничныя итальянки шныряютъ по сцен, забирая и унося мелкія вещи. Ларцевъ, загорлый, въ дорожномъ костюмъ, завязываетъ большой кожаный чемоданъ; Берта, въ глубинъ сцены, y драпировки - маленькій для вагона. Мебели очень мало. Какая есть разнокалиберная, случайная. Два-три стула очень старинныхъ. Слва, недалеко отъ стеклянной стны, и, замтно не на своемъ мст, большой письменный столъ; одинъ изъ краевъ его небрежно накрытъ скатертью нсколько тарелокъ съ сыромъ, виноградомъ, орхами, нсколько пустыхъ и полныхъ чашекъ чернаго кофе, коньякъ и рюмки къ нему, фіаска кіанти. Подл въ глубокихъ креслахъ XVIII вка - сидитъ Лештуковъ со стаканомъ вина, пьетъ частыми и маленькими глотками, какъ человкъ, y котораго поминутно пересыхаетъ во рту. Леманъ, тоже со стаканомъ, сидитъ верхомъ на внскомъ стулъ подл Ларцева.
Кистяковъ ( входить по винтовой лстниц). Ршено, стало быть? дешь окончательно и всенепремнно?
Ларцевъ. Безповоротно. Вс вещи уже на вокзал.
Леманъ ( смотритъ въ окно). Рехтберги къ теб шествуютъ. И ужасъ сколь великолепны. Онъ въ редингот, она въ визитномъ туалет.
Кистяковъ ( подбжалъ и заглянулъ). Фу ты, ну ты, ножки гнуты!
Берта. И даже не прямо изъ своихъ апартаментовъ, А съ улицы, по парадной лстницъ.
Кистяковъ. Это ужъ почета ради.
Леманъ. Вотъ что значить быть "нашимъ извстнымъ".
ЛАpцевъ ( Леману). Отвори имъ, сдлай одолженіе. Маттіа ухалъ на вокзалъ.
Леманъ. Оллъ райтъ!
Уходитъ.
ЛАpцевъ ( Лештукову). Богъ знаетъ эту бдную Джулію. Въ чемъ виноватъ передъ нею, самъ не знаю, А въ чемъ-то виноватъ.
Лештуковъ. Душа совстью заболла?
ЛАpцевъ. Такъ вотъ сердце и сжимается, когда вспомню о ней. И стыдно какъ-то. Будто что укралъ…
Входятъ Рехтбрги: мужъ и жена.
Маргарита Николаевна. Пришла пожать вамъ руку и - видите, какъ торжественно. Это, впрочемъ, Вильгельмъ Александровичъ заставилъ. Этикетъ по его части.
Рехтбергъ ( со всми здоровается). Хе-хе-хе! Этикетъ, даже и въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, не худое дло-съ, далеко не худое.
Маргарита Николаевна. Здравствуйте, Дмитрій Владиміровичъ. Я не видала васъ сегодня за обдомъ.
Лештуковъ. Я провелъ весь день на мор.
Маргарита Николаевна. Въ такую-то волну?
Отходить къ мужу. Лештуковъ провожаетъ ее не добрымъ взоромъ. Вообще, съ тхъ поръ, какъ вошли Рехтберги, y него лицо и обращеніе фальшивы и непріятны. Онъ очень вжливъ, много улыбается, но, когда никто не обращаетъ на него вниманія, глаза его мрачны, видъ угрюмъ, въ немъ чувствуются опасная угроза, сильная ненависть. Кистяковъ, Леманъ и Берта образуютъ группу вокругъ Рехтберга, который сидитъ на средневковомъ стул, поставивъ около на полъ новенькій цилиндръ; Ларцевъ тоже услся на внскомъ стул, въ обязательной поз хозяина, стсненнаго гостемъ.
Кистяковъ. Ужъ больно вы строги, Вильгельмъ Александровичъ. Мы народъ вольный. Серьезную марку выдерживать - не могимъ.
Леманъ. Гд ужъ намъ, пролетаріямъ, оцнить напримръ, такое cri de Paris?
Указываешь на рединготъ Рехтберга.
Рехтбергъ ( съ любезною улыбкою). Господа, вы в заблужденіи…
Берта. Я думаю, вамъ цыганщина наша страсть осточертла?
Рехтбергъ. Какъ вы изволили?
Берта. Осточертла. Это отъ ста чертей.
Леманъ. Для статистики, знаете. Когда человку такъ скучно, что онъ чертей до ста считаетъ.
Маргарита Николаевна ( Лештукову). Ршено, завтра демъ.
Лештуковъ. Завтра?
Маргарита Николаевна. Утромъ, съ пароходомъ на Геную.
Лештуковъ. Вотъ какъ!
Маргарита Николаевна ( тихо). Желаетъ испытать морскія впечатлнія.
Отошла.
Рехтбергъ ( съ отмнной граціей, защищаясь отъ фамильярнаго спора). Вы вс, вс въ заблужденіи. Совсмъ нтъ. Цыганщина, богема… можно ли быть такъ черству духомъ, чтобы не любить богемы? Это прелестно, это поэтично. Я обожаю богему.
Кистяковъ. Это вы изъ деликатности говорите, А человку аккуратному съ нами, въ самомъ дл,- смерть. По многимъ нмцамъ знаю.
Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, кланяйся и благодари: ты уже въ нмцы попалъ.
Рехтбергъ ( съ нкоторымъ которымъ неудовольствіемъ). Monsieur Кистяковъ, я долженъ исправить вашу ошибку. Я не нмецъ, хотя иные, по фамиліи, и принимаютъ меня за нмца.
Кистяковъ. Извините, пожалуйста. А, впрочемъ, что же? Обиднаго тутъ ничего нтъ.
Рехтбергъ. Впрочемъ, германская рыцарская кровь, дйствительно, текла въ предкахъ моихъ, баронахъ фонъ Рехтбергъ, гербъ и имя которыхъ я имю честь представить.
Леманъ. А что y васъ въ герб?
Рехтбергъ. Два козла поддерживаютъ щитъ, на коемъ въ нижнемъ голубомъ полъ плаваетъ серебряная семга, А съ верхняго краснаго простерта къ ней благодющая рука.
Кистяковъ. Занятная штука.
Рехтбергъ. Девизъ "Аb infimis ad excelsos". Это по-латыни.