Изменить стиль страницы

На самом деле старший помощник вел учет причудам и немотивированно жестким решениям капитана, заведя «Медицинский журнал лейтенант-коммандера Квига». Марик держал его в сейфе. Зная, что шифр известен капитану, старпом как-то ночью открыл сейф и изменил комбинацию цифр. Запечатанный конверт с новой комбинацией от отдал Вилли Кейту, приказав вскрыть конверт только в случае его смерти или исчезновения.

За последующие месяцы в «журнале» появилось немало записей. Оказавшись на Фунафути, «Кайн» попал в лапы командования юго-западного сектора Тихого океана, в Седьмой флот. Не успевал «Кайн» отвести один караван, как его тут же направляли на сопровождение другого. Походы эти отнимали силы и трепали нервы. Тральщики, переделанные из старых эсминцев, эти пасынки флота, не имея постоянного командования, становились рабами любого адмирала, в акваторию которого забрасывала их судьба. Случилось так, что командующему Седьмым флотом требовались корабли сопровождения для охраны десантных транспортов, бороздящих просторы Тихого океана. Когда конвой из Фунафути прибыл в Нумеа, «Кайн» задержали и послали в Гвадалканал с группой ПДК[23], жалких посудин, ползущих со скоростью семь узлов. Пробыв в Гвадалканале неделю, «Кайн» вернулся в Нумеа, отправился на запад, к Новой Гвинее, вновь попал в Нумеа, оттуда — Гвадалканал, снова в Нумеа, наконец, на восток, к Фунафути, где поблаженствовал у борта «Плутона», оттуда взял курс на запад к Гвадалканалу и замкнул круг на юге, в Нумеа.

Дни сливались в недели, недели — в месяцы. Время, казалось, остановилось. Жизнь превратилась в череду вахт, заполнения бортовой документации, жгучего солнца, ярких звезд, сверкающей синевы воды, жарких ночей, жарких дней, внезапных ливней, записей в вахтенном журнале. Ежемесячные отчеты, ежемесячные ревизии сменяли одна другую и казалось, что месяцы проходили со скоростью дней, а дни растягивались на целые месяцы, и время слилось и стало бесформенным, как размякшие от жары плитки шоколада в корабельной лавке или масло в масленках.

За эти подневольные месяцы капитан Квиг стал еще более раздражительным, замкнутым, странноватым. Появляясь из каюты, он обязательно учинял кому-нибудь яростный разнос, суть которого затем Марик заносил в свой «журнал». Квиг сажал матросов в карцер, а офицеров — под арест. Он запрещал пользоваться водой, пить кофе, а когда киномеханик забыл известить его о начале просмотра, на полгода отменил показ фильмов для всей команды. Он требовал бесконечные рапорты и объяснительные. Однажды он продержал офицеров в кают-компании сорок восемь часов, пытаясь выяснить, кто из вестовых сжег кофеварку (виновного так и не нашли, и капитан влепил каждому офицеру по двадцать штрафных баллов). Он завел привычку среди ночи вызывать к себе офицеров на совещания. Состояние войны между ним и кают-компанией, объявленное после суда над Стилуэллом, стало нормой жизни. Каждому из офицеров удавалось поспать не более четырех-пяти часов в сутки. Серый туман усталости застилал им глаза. Они стали нервными, заводились с полоборота и с каждой неделей все больше страшились телефонного звонка в кают-компанию, за которым следовали слова: «Капитан ждет вас в своей каюте». И все это время Марик упорно заполнял «журнал».

В начале июня наступило облегчение. Пришел приказ о нападении на Сайпан. «Кайну» поручалась охрана десантных транспортов. Искренняя радость царила среди офицеров и матросов, когда старый корабль взял курс на Эниветок, где базировалось ударное соединение. Выбирая между сражением и рабской долей под тяжелой десницей командующего Седьмым флотом, чуть ли не все они проголосовали бы за битву. Лучше умереть, чем гнить заживо.

В первый день операции по захвату Сайпана Марик внес в «журнал» одну из самых коротких, но самых важных записей: эпизод с участием Вилли Кейта.

За час до рассвета в день вторжения, когда ночь посветлела, и Сайпан черной глыбой начал вырисовываться на горизонте, Вилли неожиданно для себя испугался. Он стыдился возникшего чувства страха, все возрастающего с приближением к месту второго в его жизни сражения, потому что не испытывал ничего похожего, участвуя в первом бою. Он как бы лишился невинности. Пламя, грохот, руины и падающие фигурки людей на Кваджалейне запали в его душу и оставили неизгладимый след, хотя в то время он и насвистывал веселенький мотив.

Но, едва встало солнце, Вилли моментально забыл о страхе, потрясенный красотой Сайпана. Весь в террасах и садах, он словно сошел с вышитых японских ширм или фарфоровых ваз. Большой остров, с пологими зелеными холмами, утыканными маленькими домиками, поднимался над серым морем. Наполненный цветочными ароматами ветер обдувал палубу. Взглянув на грязный полубак, где расчет первого орудия выстроился синей фалангой, в обтрепанной форме, спасательных жилетах, касках, Вилли на мгновение даже ощутил симпатию к японцам. Он представил, каково быть низкорослым, желтолицым, преданным лубочному императору и смотреть в лицо смерти, которую несли орды белых людей, возникающих отовсюду в изрыгающих пламя машинах. Хотя корабельный обстрел и бомбардировка с воздуха расцветили буколическую красоту Сайпана огненными языками и грибами пыли и дыма, зелени оставалось куда больше, чем на Кваджалейне. Шеренги десантных судов двинулись к зеленеющему парку отдыха, а не грозящему смертью форту.

«Кайн» направили в противолодочное патрулирование, как только началась высадка десанта, и корабль выписывал бесконечные восьмерки длиной в несколько тысяч ярдов. Двенадцать других эсминцев двигались в унисон с «Кайном», вперед и назад, со скоростью десять узлов, защищая от подлодок стоящие ближе к берегу транспорты. Создавалось впечатление, что «Кайн» в безопасности, и настроение Вилли улучшалось с каждым часом. Кто его нервировал, так это капитан Квиг, мечущийся с одной стороны мостика на другую, лишь бы не оказаться на борту, обращенному к берегу. На этот раз ошибки быть не могло, ибо каждые несколько минут корабль ложился на обратный курс, поочередно подставляя Сайпану то левый, то правый борт, а капитан с той же периодичностью переходил на сторону мостика, защищенную от берега рубкой. Тут уж Вилли получил долгожданную возможность выразить свое презрение капитану: при его появлении он уходил на противоположную сторону мостика. Вилли чувствовал, что и матросы обратили внимание на поведение Квига. Они переглядывались и шушукались между собой. А Квиг и не замечал, что его и Вилли все время разделяет рубка.

Ничто не нарушало спокойствия в секторе патрулирования, и в полдень капитан отпустил команду с боевых постов, а сам спустился с мостика в свою каюту. Вилли сдал вахту. Он ужасно устал, не сомкнув глаз на протяжении более тридцати часов, но капитанский указ запрещал спать в дневное время, и он не решался улечься на койку. Он знал, что Квиг сейчас крепко спит, но в любой момент физиологическая потребность могла заставить капитана прошествовать через кают-компанию. Поэтому Вилли поднялся на верхний мостик, улегся на горячую железную палубу и четыре часа, как кот, спал под палящим солнцем. На вахту он заступил куда более посвежевшим.

Вскоре после того как он взял бинокль у Кифера, над северными холмами по направлению к «Кайну» пролетал «корсар»[24]. Внезапно самолет охватило пламя, и по крутой дуге он упал в море между «Кайном» и другим патрульным кораблем, недавно построенным эсминцем «Стэнфилд». Вилли позвонил капитану.

— Хорошо, идем туда, ход двадцать узлов, — последовал ответ.

Квиг явился на мостик в шортах и шлепанцах, позевывая, когда «Кайн» и «Стэнфилд» разделяло не более тысячи ярдов. От самолета осталось лишь радужное пятно бензина на поверхности воды.

— Прощай, «корсар», — пробурчал Квиг.

— Пошел ко дну, как камень, — пробормотал Вилли. Он взглянул на маленького, с заметным брюшком, капитана и почувствовал укол стыда. Куда девалось его чувство меры, думал Вилли, если Квиг, этот злодей из дешевой оперетки, мог так раздражать и расстраивать его. Только что на его глазах погиб человек. Судя по переговорам между кораблями, на берегу умирали сейчас тысячи морских пехотинцев. Он еще не видел, чтобы на «Кайне» пролилась кровь, за исключением случаев неосторожного обращения с инструментами. Как бы не стать жалующимся на судьбу нытиком, которых терпеть не могут в армии…

вернуться

23

ПДК — пехотно-десантный катер.

вернуться

24

«Корсар» — тип самолета военно-морской авиации.