— Сэр, я уже говорил, я не психиатр. — Кифер заметно побледнел.

— А теперь об этих записях в журнале, которые вел Марик. Вы читали журнал, мистер Кифер, не так ли? Факты, изложенные в нем, вам известны?

— Большинство из них да, сэр.

— И эти факты, заставившие Марика решиться на то, чтобы доложить о них адмиралу Хэлси, все же не показались вам достаточно убедительными, не так ли?

— Да, сэр, не показались.

— Почему?

Кифер ответил не сразу. Он посмотрел сначала на часы, а потом на председателя суда.

— Сэр, на этот вопрос трудно ответить неспециалисту…

— Вы сказали, что были близким другом мистера Марика. Суд пытается найти смягчающие вину обстоятельства. Говорят ли вам, как неспециалисту, факты, записанные в журнале Марика, что капитан Квиг является нормальным и компетентным офицером?

В голосе Блэкли звучала ирония.

— Как неспециалист, сэр, — быстро сказал Кифер, — я понимаю, что вопрос о психической норме весьма относителен. Капитан Квиг был приверженцем суровой дисциплины, особенно придирчив к мелочам и признавал правильной лишь свою точку зрения. Общаться с ним было нелегко. Я не имею права подвергать сомнению правильность всех его решений, но были случаи, когда, по моему мнению, он был чрезмерно суров и придирался по мелочам. Все эти случаи отмечены в журнале Марика. Не очень приятные случаи. Но на их основании не следовало делать вывод, что капитан Квиг маньяк… Поэтому я считал своим долгом честно предупредить Марика не делать этого.

Блэкли кивнул прокурору, и они тихо обменялись замечаниями.

— Вопросов больше нет. Свидетель, вы свободны, — сказал председатель суда.

Кифер встал, по-военному повернулся кругом и быстрым шагом вышел из зала суда. Марик посмотрел ему вслед с какой-то растерянной улыбкой.

Дневное заседание началось с допроса Хардинга и Пейнтера. Это были угрюмые и молчаливые свидетели. Суд даже вынужден был предупредить Пейнтера об ответственности за уклонение от ответов. Все, что Челли удалось выжать из свидетелей, подтверждало показания Кифера: когда капитан Квиг был отстранен от командования, он не производил впечатления психически больного. Они не знают, что заставило помощника капитана принять такое решение. Допрос свидетелей показал, что оба они относятся к Квигу с неприязнью. Но тот и другой вынуждены были подтвердить, что во время пребывания капитана на судне не видели, чтобы он совершал какие-либо действия, говорящие о психическом расстройстве.

Подвергнув Хардинга перекрестному допросу, Гринвальд выяснил, что Стилуэлл на целых полгода был лишен увольнительных за то, что читал на вахте, и что однажды, когда тральщик после плавания вернулся в Штаты, вся команда была лишена полагающегося ей пятидневного отпуска за то, что часть матросов явилась на общий смотр без спасательных жилетов. Адвокату все же удалось заставить Пейнтера рассказать, как проходил суд над Стилуэллом.

Прокурор Челли раздраженно спросил:

— Мистер Пейнтер, капитан Квиг принуждал вас признать Стилуэлла виновным?

— Он не приказывал мне, нет. Но по тому, как он объяснил закон, было ясно, какого приговора он от нас ждет.

— Какого же?

— Признать виновным, уволить с флота за недостойное поведение.

— А какой приговор вынес суд?

— Виновен, лишается шести увольнений на берег.

— Пытался ли капитан Квиг оказывать на вас давление, чтобы изменить приговор?

— Нет.

— Он представил суду письменное возражение?

— Нет.

— Принимал ли он потом против личного состава судна какие-либо меры наказания?

— Пожалуй, да. Он не разрешал сон после ночной вахты. Вел учет всех ошибок в записях, которые обнаруживал в вахтенных журналах.

— Следовательно, требования правильно вести записи в вахтенном журнале и не спать в дневные часы вы рассматриваете как суровые меры наказания?

— Тогда вахту несли только три офицера, которые сменялись каждые четыре часа, и без сна…

— Отвечайте на вопрос. Вы эти меры считаете наказанием?

— Да.

— Вопросов больше нет.

Поднялся Гринвальд.

— Мистер Пейнтер, какое задание выполнял тогда тральщик?

— Мы сопровождали десантные суда в район боевых действий.

— Тральщик долго находился в море?

— Практически все время.

— Кто из офицеров нес ходовую вахту?

— Кифер, Кейт и Хардинг. Мне почти все время приходилось находиться в машинном отделении из-за частых поломок.

— Они все командовали какими-то, службами, у каждого были свои обязанности помимо дежурства?

— Да.

— Вахта была круглосуточной, вахтенные офицеры сменяли друг друга каждые четыре часа. Сколько часов в сутки в среднем выпадало на сон?

— Сейчас скажу. Если из трех смен две ночные, теряешь четыре часа сна — это когда ночная смена с 24.00 или же утренняя с 4.00. Ну а если бывали боевые тревоги на рассвете… В среднем дежурные спали в сутки часа четыре или пять. Если, конечно, не бывало еще ночных тревог.

— А как часто они бывали?

— Раза два в неделю это уж обязательно.

— Капитан Де Врисс запрещал отсыпаться днем после ночной вахты?

— Нет, не запрещал. Он, наоборот, советовал отсыпаться каждую свободную минуту. Говорил, что ему не нужны на корабле лунатики, которые не соображают, что делают…

— Мистер Пейнтер, на судне бывали смертные случаи от переутомления? — вновь коротко спросил прокурор Челли.

— Нет, не было.

— Вам известны среди команды случаи расстройства нервной системы на почве переутомления?

— Нет.

— В результате такого жестокого преследования со стороны капитана, запретившего спать в дневное время, был ли нанесен ущерб работоспособности команды тральщика?

— Нет.

Следующим свидетелем был Урбан. Правая рука маленького сигнальщика дрожала, когда он произносил слова присяги.

Прокурор сразу же попросил свидетеля подтвердить, что он находился в ходовой рубке вместе с капитаном Квигом, офицерами Мариком и Кейтом и рулевым Стилуэллом в тот момент, когда был отстранен капитан Квиг.

— Что вы делали в ходовой рубке?

— Я вел навигационный журнал, сэр.

— Расскажите своими словами, как старший лейтенант Марик отстранил капитана Квига от командования.

— Это произошло в 9.45. Я внес запись в журнал.

— Как это произошло?

— Марик сказал: «Сэр, я отстраняю вас от командования кораблем».

— Он больше ничего не сказал или сделал?

— Я не помню, сэр.

— Почему он отстранил капитана? Какая в это время была обстановка?

— Началась сильная бортовая качка.

Прокурор Челли глазами, выражавшими отчаяние, посмотрел на судей.

— Урбан, опишите с точностью обстановку за десять минут до того, как капитан был отстранен от командования.

— Я уже сказал, началась сильная бортовая качка.

Челли ждал, в упор глядя на матроса. После долгой паузы он не выдержал:

— И это все? Помощник капитана что-нибудь говорил? Капитан что-нибудь говорил? А вахтенный офицер? Значит, все десять минут бортовой качки прошли в полном молчании?

— Был сильный шторм, сэр. Я не помню всего точно.

Блэкли наклонился вперед и поверх своих сложенных вместе пальцев посмотрел на матроса.

— Урбан, вы присягнули говорить правду. Отказ отвечать военному суду на вопросы означает неуважение к суду, а это очень серьезный проступок. Обдумайте хорошенько свой ответ.

— Мне кажется, сэр, капитан хотел дать команду «Лево руля», а старпом, наоборот — «Право руля». Что-то в этом роде, — в отчаянии произнес Урбан.

— Почему капитан давал команду «Лево руля»?

— Не знаю, сэр.

— Почему старший помощник требовал «Право руля»?

— Сэр, я сигнальщик. Я вел журнал. Я добросовестно выполнял свои обязанности, несмотря на сильную бортовую качку. Я не знал, что там между ними происходило, не знаю и сейчас.

— Капитан вел себя странно?

— Нет, сэр.

— А помощник?

— Нет, сэр.

— Помощник казался испуганным?