Н. Каманин. 9.10 1971 г.»
— Пусть! Пусть будет еще труднее...
Наверное, к этим его словам ничего не добавишь. Он готов а к новым испытаниям, и к преодолению новых трудностей. Всегда!
ТОЧКА НЕ ПОСТАВЛЕНА
Борис Валентинович Волынов
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник Борис Валентинович Волынов. Родился в 1934 году в городе Иркутске. Член КПСС. Совершил два полета в космос: первый — в 1969 году, второй — в 1976 году.
Ему скоро пятьдесят. Женат, двое детей. В Звездный пришел вместе с Юрием Гагариным. Он ладно скроен, высок, красив, сдержан, уравновешен, всегда предельно собран. Я никогда не слышал от него грубого слова, не видел, чтобы он сорвался, вспылил...
Ему выпал нелегкий путь в космонавтике. Хотя внешне, казалось, все обстояло хорошо. Подготовку к встрече с космосом он начал вместе с А. Николаевым и П. Поповичем.
— Борис был моим дублером,- говорит П. Попович,- когда готовился старт «Востока-4». Если бы он полетел тогда — я уверен в этом,- он сделал бы все, что предусматривалось программой. И наверное, лучше, чем я. У него мы многому научились, когда прыгали с парашютом. Он умел внести хороший настрой в наши тренировки... Человек он сильный. Отступать, киснуть — не в его характере...
В июне 1963 года Волынов прибыл на космодром как дублер Валерия Быковского. Когда ракета-носитель умчала на орбиту корабль «Восток-5», он сказал Валентине Терешковой:
— Так проводим и тебя, Валя.
Казалось, что следующим пойдет он, но... Стартовали в космос «Восход», потом «Союз», а он оставался в запасных экипажах. Оставался и ждал. Помните стихи Михаила Светлова:
Горизонт мой! Ты далек? Ну еще, еще, еще рывок!
Горизонт был впереди, и он рвался к нему.
Человеческая память — своеобразный фильтр; она пропускает все обыденное, малозначащее, но задерживает в своих ячейках что-то главное, связанное с различными вехами жизни, поворотными пунктами, что ли. У него они тоже были.
Он не мечтал о небе. Наоборот, его тянуло под землю, как и многих других мальчишек, которые жили в городе шахтеров, где на каждом шагу, как гигантские часовые, высятся копры и терриконы, как бы охраняющие его родной Прокопьевск. Они маячили в степи, бросая длинные тени на улицы, степь, дома. По ночам на них загорались яркие огни и красные звезды — символ трудовой славы.
Бабушка говорила, что ночью весь город спит. Не спят только шахты. Они никогда не спят. Там, под землей, люди круглосуточно добывают уголь. Утром по улицам двигался людской поток — конец смены. Торопливо собиралась мать — она работала в горняцкой поликлинике хирургом. «Шахтерский доктор» — называли ее в округе.
Борис каждое утро провожал глазами этот рабочий поток, и его неудержимо тянуло влиться в него, спуститься в шахту. Глубина манила своей таинственностью. И вот первый спуск. Это было в школьные каникулы. Ребятам показали настоящую шахту. Сначала они были просто экскурсантами, потом ходили на субботники: помогали взрослым как могли, гордились первыми трудовыми рублями. На эти деньги Борис покупал книги. Одна из них поведала ему об удивительной судьбе летчика Анатолия Серова. В ней рассказывалось о войне в Испании, об испытаниях самолетов, о смелых и мужественных людях.
Мальчишку взволновала биография летчика, у которого отец был горняк и который вырос в таком же городке, как и Прокопьевск.
Вот ведь как бывает в жизни: ни разу не встречал человека, а он вдруг ворвался ураганом в твое сердце и повел за собой. И уже не земля, а небо звало Бориса, звало настойчиво. Решено: он будет летчиком. Так и объявил об этом дома.
— Летчиком? — удивилась мать. — Почему именно летчиком? Ты не представляешь, что это за профессия. Даже самолета вблизи не видел.
«Мальчишка еще, потому так легко смотрит на жизнь,- думала она. — Позавчера хотел быть шофером, вчера шахтером. Сегодня — в авиацию... Повзрослеет, во всем разберется...»
Но новое увлечение не было мимолетным. Борис увлекся авиамоделированием, строил самолеты с резиновыми моторами, пытался соорудить реактивную вертушку по собственным чертежам. Посмотреть на пробный запуск пришел весь класс.
Потом Борис мастерил реактивный снаряд и ракету. Как признанный авторитет выступал перед кружковцами с лекцией об авиации. Когда его принимали в комсомол, кто-то из работников райкома спросил:
— Книги читаешь, Волынов?
— Читаю.
— Какие?
— Как какие? Про летчиков, про Жуковского, про самолеты... В зале заулыбались. Секретарь определил: «Стойкий однолюб».
И окрестили его Борей-летчиком.
...Авиационная биография Бориса началась со школы первоначального обучения. Ехал туда поездом. Всю дорогу простоял у окна вагона. За пыльным стеклом плыла степь. И только внимательные глаза могли заметить пологие низины, извилистые овраги, одинокие, разросшиеся на свободе ветлы у низких колодцев и белые барашки облаков, бросающие тени причудливой формы... И над всем этим простором парил маленький самолет. «Откуда он взялся здесь? Наверное, почтовый...»
Ехал с тяжелым сердцем. Мысли путались: он находил и оправдание себе, и понимание тревоги матери, и жалость к бабушке... И только не было сомнений в правильности избранного пути. На первой же станции выскочил на перрон, подбежал к окошку вокзальной почты, попросил бумаги, конверт с маркой, торопливо написал:
«Дорогая мама! Ты должна понять, что я уже взрослый человек. Все будет хорошо, верь мне, мамочка. Я не хочу иной профессии. Я буду только летчиком и учиться буду хорошо...»
Сошел на вокзале степного города. Жара, духота. На перроне еще десяток таких, как он,- с чемоданчиками, рюкзачками. Встречающий собрал всех, переписал, посадил в старый грузовик. Машина запрыгала на ухабах, взметая столбы сизой пыли. Ехали долго. Остановились у палаток, раскинутых прямо на песке. Огляделись — пустыня.
— Это и есть школа летчиков? — удивленно спросил белобрысый парень со смешливым открытым лицом.
Это и будет школа,- ответил офицер в летной форме. — Тут будете жить. — И добавил: — Пока тут...
В палатках голые койки. Матрацы набивали соломой. Очень хотелось пить. А вода — привозная, по строгой норме. Каждая кружка на учете. Обещали пробурить скважину, но когда это будет... Зароптали: «Куда попали?»
На другое утро появился начальник школы. Присел на кровать — табуреток еще не было, — обвел всех взглядом:
— Доброе утро. С прибытием.
— Доброе... — нехотя ответили ребята. Лица у всех мрачные, разочарованные. Начальник же словно не замечал их настроения.
— Солнышко пригревает?
— Уж как греет! — вздохнули прибывшие. — Сил нет. Начальник тоже вздохнул:
— Верно. Сам еще не привык. Я ведь сибиряк. Кстати, мы, кажется, земляки? Так вот, земляки, утешать не буду. Поговорим па-чистоту. Согласны?
Борису по душе пришелся тон разговора — прямой и по-мужски серьезный. И больше всего подкупили почему-то слова: «Утешать не буду». Не маленькие, мол, и к тому же сибиряки. Борис уважал откровенность, пусть даже суровую. Ответил за всех:
— Согласны!
— Обстановка такая,- продолжал офицер. — Все начинаем с нуля. На голом месте создаем школу. Сами создаем: и я, и приехавшие летчики-инструкторы... И вы, стало быть. Первый год будет трудно. Даже очень трудно. Второй — легче. Основная трудность в том, что будем совмещать работу с учебой. Обещаю: здесь из вас сделают летчиков. Хороших летчиков. А пока... Запаситесь терпением, мужеством, дисциплиной... А если кто не уверен в себе, может уехать. Есть такие?
В ответ — молчание. Желающих уезжать не оказалось. Начальник школы встал, пожал каждому руку: «Спасибо, товарищи!» — и ушел.
Вытирая пот на лице, Борис проговорил: