— А поверят?
Виктор пожал плечами.
— То-то, не поверят. Никуда ты не ходи, я сам пойду. — Он надел фуражку, приблизился к Виктору, словно хотел получше рассмотреть. Глаза его горели, и весь он показался Виктору расслабленным, больным. — Не поверят, — повторил Малко и, повернувшись, зашагал к штабу. Он удалялся косолапо, будто нес на плечах тяжелый груз, который давит его. Виктору стало жалко Малко. Он догнал его на окраине рощи, умоляюще произнес:
— Товарищ старший лейтенант, остановитесь.
Малко, не оглядываясь, бросил:
— Что?!
— Остановитесь...
— Поздно. Слышите, поздно!
— Я не понимаю вас, товарищ старший лейтенант.
— Поздно!
— Не понимаю...
— Не понимаешь?! Видишь на плечах офицерские погоны? Завтра, может, их снимут. Завтра старшего лейтенанта Малко будут судить, как подлеца и карьериста... Я иду сбросить груз, который жестоко давит мне плечи. О, как жмет. Я бы тебе обо всем рассказал, да не могу — стыдно. — Он закрыл глаза и шепотом сказал: — Идите в спортивный городок, я приказываю. Скажите сержанту, что я занят срочным делом и чтобы он вел взвод в казарму. Идите!
Он открыл глаза, когда Виктор был уже далеко. Было очень тихо, томительно и глухо. Потом издали донеслось:
— Взво-од, в две шеренги — становись!
— Становись! — повторил Малко и подумал: «Не в последний ли раз произношу это слово — становись?»
И побежал в штаб.
Издали Малко увидел черную «Волгу». Это была машина генерала. Он перешел на шаг, полагая, что теперь-то успеет застать командующего. Но тут, к своему ужасу, заметил, что машина вдруг попятилась назад, затем быстро помчалась к проходным воротам. Он решил сразу перед всеми — и Гросуловым, и Громовым, и Бородиным — признаться, выложить все, чтобы потом не объясняться с каждым в отдельности. Он чуть не закричал, чтобы остановить машину, и, конечно, крикнул бы: «Товарищ генерал, остановитесь». Но тут из-за угла клуба показался майор Савчук.
— И все-то вы торопитесь. — привычно заметил Петр Захарович. — Теперь-то куда спешить...
У Малко мелькнула догадка: «Обо мне шла речь, и все уже знают». Он медленно закурил, сказал:
— Да, теперь спешить некуда...
Савчук потрогал затылок, вздохнул:
— Неужели это так и случилось?.. Скажите, так?
— Да...
— Значит, руками своего подчиненного решили притормозить Узлова, чтобы как-то самому подняться над другими, в «маяки» пробиться?
— Да...
Подслеповатое лицо Савчука передернулось. Он переложил папку из одной руки в другую.
— А я верил вам... старается офицер, надо поддержать. — Савчук взял Малко за рукав повыше локтя и, глядя мимо, куда-то вдаль, медленно продолжал: — Понимаете, чем вы меня подкупили? Очень правильными словами. Вы не Узлов, тот ершистый, взовьется так взовьется, что в душе, то и выплеснет. Его слова иногда могли обидеть, взвинтить нервы. Ваши — упаси бог! Вы всегда говорили о большом, важном. Не слова, а музыка: общая копилка, не ради личной славы, боевая готовность — песня! Ах, черт побрал бы меня, уши развесил. Ах, как нехорошо! — Савчук заметил: глаза у Малко сильно повлажнели, вот-вот из них, голубых и всегда быстрых, теперь поблекших, покатятся слезы. Савчука даже передернуло: — Будьте мужчиной хоть сейчас. Это очень полезно — быть мужчиной...
Аннета подписывала рисунки. На столе лежал серый пакет для отправки работ в московское издательство. В душе грустинка: вот и пришла пора расстаться с тем, чем жила многие дни, — волновалась, ругала себя за то, что согласилась иллюстрировать трудную тему. Теперь все тревоги позади: контрольки, которые она отослала в издательство, вернулись с положительной рецензией.
Она подписывала не спеша, как бы растягивая приятное грустное состояние. Ей хотелось, чтобы и Мишель вместе с ней пережил это чувство. Но муж в последнее время мало интересовался ее работой, больше того, он почему-то нервничал, когда она, ставя свою подпись, говорила:
— Жена старшего лейтенанта Аннета Малко. Хочешь, так и подпишусь?
— Нет, — коротко бросил он и сделал вид, что слишком увлечен книгой, которую держит перед собой раскрытой. Однако и книгу он не читал, лишь выхватывал отдельные слова и фразы: «Егорка, ты по-настоящему герой или трепач?.. Он дважды горел в самолете... Когда его спрашивали об ожогах на лице, скупо отвечал: «Пустяк, не у меня одного»... Открыл один глаз: широченная спина фрица... поднялся и...»
«Поднялся, поднялся», — про себя повторил Малко. Еще не верилось в то, что могут снизить в воинском звании, как объявил Громов. Он знал, что его проступок пока известен немногим, о нем еще не знает Узлов. И оттого, что не знает Узлов, казалось, есть какая-то надежда уменьшить тяжесть вины. «Надо пойти к Узлову, признаться до того, как сообщат ему, извиниться, — мысль эта полностью завладела Малко. — Да, да попросить извинения: Днма, вот так произошло... Пойми, пойми меня».
Занятый своими мыслями, он не заметил, как Аннета запечатала пакет, переоделась, чтобы отнести его на почту.
— Мишель, — сказала она, удивляясь тому, что он не собирается идти с ней. — Мишель, — взъерошила ему волосы, — что с тобой?.. Одевайся...
— Что такое? — спохватился Малко. — А-а, на почту...
Она стояла перед ним в том платье, в котором он впервые увидел ее в Доме актера. Он подумал о том, как хороша она в этом наряде.
— Богиня, — заставил он себя улыбнуться. Но улыбка получилась искусственной.
— У тебя неприятности? Мишель, от меня не надо скрывать...
Он опасался: узнает, может уехать в Москву, вообще оставить его. «Ходи по жизни своей дорогой, остальное приложится», — вспомнил он ее слова. «Дорога у нее прямая, и идет она по ней уверенно. Вот как получилось». Он не думал, что Аннета окажется такой: казавшаяся ветреность этой красивой двадцатитрехлетней женщины нравилась ему, и он полагал, что будет поводырем и властелином ее всю жизнь, а она, испытавшая однажды грубость и обман, станет безропотной, податливой и послушной. «Отошлет рисунки, потом вслед за ними и сама уедет... Нет, нет, она не должна знать, как-нибудь выкручусь».
— У меня все в порядке. — Он взял ее руку, прижал к своей щеке. — Будет и над нами небо в алмазах, Аннеточка. Ты веришь мне? — Он поднялся, посмотрел ей в глаза. — Веришь?
— Верю, Мишель... Только зачем нам алмазное небо, я этого не понимаю.
— Шутишь, — качнул он головой. Оделся, сказал: — Актрисой ты хотела быть?
— Да, конечно.
— Для чего, зачем?
— Думала, что это мое призвание.
— И только?
— Да.
— А слава, положение в обществе тебя не интересовали?
— О да, — засмеялась она и нахлобучила фуражку Малко на глаза. — Пойдем, небо в алмазах...
Возле почты она остановилась, сказала:
— Мишель, ты знаешь, как я представляю себе славу? Слава — это тигр, дикий, зубастый, разъяренный. Ну-ка попробуй его поймать, приручить, сделать своим другом! Нужно много терпения, выдержки, сметливости. И если человек побеждает в такой борьбе, он достоин славы. Все понятно? — подражая мужу, сказала Аннета и рассмеялась: — Рикимендую, Мишель, не считать славу воробышком: изловчился — и птенчик в сачке.
— Философ. — протянул Малко и вдруг заметил возле входа в городской сад лейтенанта Узлова в окружении сержанта Добрыйдень. Цыганка и Волошина. «Сейчас пойду и попрошу извинения». — решил он и сказал Аннете: — Отправляй почту, мне надо с лейтенантом Узловым поговорить. Жди меня возле кинотеатра.
— Сколько ждать? — спросила Аннета.
— Как получится, — ответил Малко и напрямик перебежал дорогу.
Они — Узлов и Малко — шли впереди, солдаты стайкой — вслед. Аллея вела в глубь сада, там. в конце, впритык к кирпичной ограде, находился стрелковый тир. Малко предложил свернуть в сторону, сказав, что у него есть одно дельце, о котором может рассказать только с глазу на глаз. Он полагал, что это заинтересует Узлова, но Дмитрий лишь махнул рукой: