Жизнь в Таксонии не давала обычно простора для фантазии: когда уж тут помечтаешь, если каждый твой день расписана поминутно. Да и к чему думать, если схема одна для всех: родился; до шестнадцати лет прошлялся по улицам, не зная, чем себя занять - развлечения в городе Б можно было по пальцам пересчитать; получил разнарядку от людей А - пошел работать на указанное место; получаешь талоны и надеешься, что однажды насобираешь достаточно, чтобы к тебе пришел вестник из города счастливчиков. Но, скорее всего, он не придет, и в пятьдесят ты состаришься и умрешь. Конечно, была и другая надежда, кроме прихода вестника: что тебя переведут на один из закрытых заводов и выделят дом на более престижной, чем Заводская, улице - если совсем повезет, то на улице Зеленых крыш.

Но Уно все еще умел мечтать - очередной повод для шуток других ребят. Вот и сейчас он погрузился в фантазии.

А ведь над городом людей А точно такое же небо. Может, в эту секунду кто-то стоит за стеной, запрокинув голову, и всматривается в тоже зеленое или фиолетовое облако выбросов.

Мальчик погрузился в воспоминания. Они окутывали, как теплое одеяло, и защищали от страхов. В голове вновь появился образ отца. Такой теплый, почти ощутимый образ - будто руку протяни и дотронешься до него.

Фантазии - это почти все, что оставалось у Уно, когда речь заходила о папе. Сам отец почти не появлялся в его жизни, ведь большую часть дня он пропадал на фабрике по изготовлению защитных костюмов, а затем до самого отбоя отправлялся гулять по городу. Но мальчик был уверен, что папа был очень сильным и хорошим человеком. Высоким, с добрыми карими глазами и короткими волосами, торчащими смешным ершиком.

Однажды Уно нарушил обещание, данное маме, и пошел вслед за ним - папа гулял рядом с высоченной стеной, окружающей верхний город, город счастливчиков, город людей класса А.

Чуть позже мальчик с радостью начал понимать, что весь пошел в отца - они оба хотели попасть туда! Уно с гордостью и взрослым пониманием смотрел на папу и думал: "Он ведь тоже хочет есть конфеты и шоколадки и смотреть фейерверки близко-близко!". Видимо, это понимала и мама, все чаще кричащая на него из-за того, что он забивал голову глупыми мечтами.

Сам того не заметив, Уно стал робко улыбаться - страх медленно отступал.

Терпкий запах, исходящий от брезента, забивал нос, и время от времени мальчик невольно с шумом втягивал воздух, стараясь не чихнуть. Валяться без возможности почесать нос - это очень неприятно, как оказалось.

Чуть дернувшись, ребенок зацепился плечом за брезент и прямо перед его лицом развернулся очередной агитационный плакат с вдохновляющей надписью: "Не уделяйте время детям - они вырастут людьми, которые ничего не добьются! Ребенок должен быть один!". Мальчик всмотрелся в изображение женщины, уверенно уходящей из дома, где на полу сидел счастливый младенец, и подумал, что он-то должен всего добиться - родители следовали постулату людей А.

Искушение громко чихнуть нарастало, так что Уно снова попытался думать о чем-то другом. Его всегда отвлекали мысли о людях класса А. Это ведь здорово фантазировать о том, какие они и как живут, а иногда даже представлять себя на их месте, смотря на ночное небо.

Они, наверное, выглядят также, но не носят дурацкие защитные костюмы - в идеальном мире за стеной нет заводов, а значит и ядовитых луж и дождей тоже нет.

Мамина подруга, работающая на одном из заводов высокого класса, однажды проговорилась, что она фасует пироги с самыми разными овощами и фруктами. И, как понял Уно, пироги - это как большая картошка, только другая по вкусу, и внутри нее совсем не картофельная масса. Фрукты - это вроде как сладкие овощи, но их очень сложно получить, а потому их и получают по особым талонам. Но самым желанным для каждого ребенка все равно оставался талон на сласти!

Уно мечтал, чтобы однажды теневые талоны бы заменили на какие-нибудь фанерные, которые бы выдавали каждый месяц - тогда бы он смог часто есть конфеты и не был бы изгоем! Тогда и мечтать бы было не о чем.

Иногда мальчик даже думал, что папа сошел с ума как раз из-за того, что давно не ел ничего сладкого - целых пятнадцать лет! Взрослые не получали теневые талоны - это ведь так несправедливо!

Едва Уно начинал думать о такой жуткой цифре, как ему сразу становилось плохо. Это ведь очень долго. Он сам не ел конфет четырнадцать месяцев и это было ого-го каким сроком.

Трепетные воспоминания нахлынули на мальчика: он вспомнил четверть сладкой, чуть подтаявшей шоколадки, которую он съел, получив долгожданный теневой талон. Она оказалась такой сладкой, что не передать словами: даже сейчас только от одних воспоминаний рот Уно заполнился вязкой слюной, а желудок ощутимо забурчал. Мучительная мысль, что он, наверное, еще не скоро вновь ощутит этот вкус, заставила мальчика с грустью поджать губы. Изумительная горечь и одновременно сладость шоколада - это, наверное, и есть съедобное счастье.

Фиолетовые клубы дыма стали чуть светлее, и Уно с часто забившимся сердцем понял, что он дождался рассвета, а значит, еще совсем чуть-чуть и появятся рабочие с ближайшего завода! Собравшись с духом, мальчик попробовал еще раз пошевелить пальцами. Очередная попытка - и ничего, будто руки и ноги принадлежали другому человеку. Черные уродливые пятна на коленях пугали мальчика, но он не хотел думать о том, что это теперь навсегда. Уно даже представить не мог, как это: больше не суметь ходить? Ведь это же просто невозможно!

Скрип донесся слева, но разглядеть источник шума из-под брезента мальчик не мог, так что на всякий случай затаился и стал прислушиваться. Только бы дальше не последовало мерзкое: "тук-тик". Весь сжавшись, Уно старался различить даже малейший шорох, но звуки, словно в издевку, стихли. Инстинкты кричали мальчику не двигаться, но ему так хотелось приподняться и высунуть голову наружу, в надежде увидеть Феню!

Эмоции уже начинали побеждать осторожность, и Уно даже подался всем телом вперед, чуть задевая макушкой брезент.

- Тук-тик, - раздалось совсем близко, и мальчик тут же рухнул обратно на землю, чувствуя, как у него немеет от страха все тело, а не только руки и ноги.

От резкого движения брезент качнулся, и комок пыли упал прямо на лицо мальчика - проклятый нос зачесался еще сильнее - и Уно, не выдержав, оглушительно чихнул. Медленно раскрыв глаза, он увидел громадную тень на земле, достающую до кончиков его ботинок.

- И как ты только два часа пролежал? - прозвучал издевательский голос, а в следующую секунду с шелестом брезент съехал влево.

Феня, одетый в защитный костюм, с наглой ухмылкой навис над лежащим мальчиком. Он напоминал Шэр такими же янтарными, как и у девочки, волосами и темными веснушками, хаотично разбросанными по бледному лицу.

- Струсил, мелкий? - задал провокационный вопрос Феня. - Ожидал уже увидеть жутких атлантов, да? Чего молчишь, Уко?

- Уно, - поправил мальчик, нервно сглотнув и еще не веря, что его мучения закончились.

- Плевать. С тебя три золотых талона за спасение, - абсолютно серьезно сказал старший брат Шэр. - Тебя же еще до дома донести нужно, да и я на завод опоздать могу - это, понимать уже должен, нехорошо.

Волнение охватило Уно, когда он вспомнил, что в ближайшие пару недель ни у него, ни у мамы золотых талонов не будет.

- Извини, но у меня нет золотых, - пробормотал мальчик, не ожидавший такого развития событий: Шэр ничего не говорила про плату за помощь.

- Если так, то... - тут Феня сделал долгую паузу, задумчиво осмотрев колени и ладони Уно. - Это нехорошо, но поправимо. Тогда шесть стандартных талончиков - все равно лучше, чем штраф, согласись. Очень сомневаюсь, что ты хочешь и дальше здесь валяться и ждать атлантов.

Не слишком уверено мальчик кивнул и, как наяву, услышал бурление желудка.

Феня улыбнулся и довольно потер ладони предчувствуя сытный ужин.