Банкир, устроив свои дела, старался теперь спасти Панина, а тот, запершись в домике аллеи Мальо, лишал этого честного человека его счастья и чести.

Пьер, Кейроль и госпожа Деварен собрались в кабинете Марешаля. Пьер советовал принять скорее энергичные меры и поговорить с князем. По его мнению, теща была обязана открыть глаза Панину, очевидно, одураченному Герцогом.

Госпожа Деварен с грустью покачала головой. Она боялась, что Серж являлся не обманутым, а скорее всего соучастником. Да и что сказать ему? Что он погиб? Он не поверил бы ей. Ведь она хорошо знала, как он относился к ее советам и предостережениям.

Объяснение между ней и Сержем было невозможно. Ее вмешательство, пожалуй, скорее привело бы князя на край пропасти.

— В таком случае я ему скажу, — сказал тогда решительно Пьер.

— Нет, — сказала госпожа Деварен, — не ты! Только один из нас может представить ему такие доводы, что он послушает. Это Кейроль! А нам лучше всего удержаться. Особенно постарайтесь следить за вашими словами и за вашим выражением на лице, чтобы только Мишелина ничего не узнала!

В такие важные минуты, когда грозила опасность богатству, а, может быть, и чести, эта мать заботилась только о спокойствии своей дочери.

Кейроль отправился к Панину. Князь только что возвратился домой: он сидел с сигарой во рту в своем кабинете и распечатывал письмо. Кейроль вошел с заднего двора по маленькой лестнице через дверь, находящуюся под обоями. Он сделал так, чтобы не встретиться с Мишелиной.

Увидя мужа Жанны, Серж проворно поднялся. Он испугался, не узнал ли все Кейроль, и при этой мысли немного попятился. Выражение лица банкира скоро разубедило его. Тот был серьезен, но не раздражен. Очевидно, он пришел по делу.

— Дорогой Кейроль, — сказал весело Серж, — какими судьбами вы здесь?

— Если судьба привела меня к вам, то во всяком случае не добрая, — сказал серьезно Кейроль. — Я хотел бы поговорить с вами, князь, и был бы очень благодарен вам, если бы вы выслушали меня терпеливо.

— О, как вы сегодня важны, мой дорогой! У вас какая–нибудь трудная ликвидация? Может быть, вам нужна помощь? Я скажу об этом Герцогу.

Кейроль посмотрел на князя с изумлением. Значит, он ничего не подозревал. Подобная беспечность и легкомыслие озадачивали Кейроля. Что же это за человек? Банкир решился говорить с ним ясно и беспощадно. Чтобы открыть глаза такому слепому, надо было нанести ему громовой удар.

— Это касается не моих дел, а ваших, — возразил Кейроль. — «Всемирный Кредит» накануне банкротства. Еще есть время выйти вам целым и невредимым из этого погрома. Могу предложить вам для этого верное средство.

Серж начал смеяться.

— Спасибо, Кейроль, вы очень, милый мой, любезны, и я очень вам благодарен за старание, только я не верю ни одному вашему слову. Вы посланы госпожой Деварен. Вы сговорились с ней уговорить меня отказаться от этого удивительного предприятия, пущенного Герцогом. Но меня никто в мире не разубедит. Я знаю, что я делаю.

Закурив спокойно новую папироску, Серж с наслаждением пустил клубы дыма к потолку.

Кейроль не стал спорить с ним, а, вынув из кармана номер газеты и протянув ее Панину, сказал ему просто:

— Читайте.

Это была статья, напечатанная еще накануне в одной из серьезных финансовых газет. В ней высказывались по отношению к «Всемирному Кредиту» зловещие предсказания, опиравшиеся на неопровержимые цифры. Серж взял листок и начал пробегать. Он побледнел и с сердцем смял его.

— Какая низость! — вскричал он. — Я узнаю в этом злость наглых соперников. Да, они знают хорошо, что должны быть уничтожены нашим новым предприятием, и потому стараются делать все, что возможно, лишь бы помешать успеху. Ревность! Зависть! Никакого другого основания нет в этих случаях, недостойных внимания серьезных людей!

— Совершенная неправда: нет пи ревности, ни зависти, а одна только правда! — ответил Кейроль. — Вы верите, конечно, что я искренно вам предан! Итак, уверяю вас, что положение ужасно и что вам следует оставить правление «Всемирного Кредита», не теряя ни часа, ни минуты. Садитесь же и пишите свою отставку!

— Так вот как! Вы принимаете меня за ребенка, которого водят за нос? — вскричал с гневом князь, — Если вы искренни, Кейроль, как я думаю про вас, то вы и наивны. Вы ничего не понимаете!.. Чтобы я отказался от предприятия?.. Никогда! Кроме того, у меня там вложено много денег.

— Ах, забудьте о ваших деньгах! Госпожа Деварен отдаст вам их. По крайней мере, вы спасете свое имя!

— Вот и видно, что вы заодно с ней! — сказал раздраженно князь. — Ни слова больше не говорите мне, я вам не верю! Сейчас я еду в правление «Общества Всемирного Кредита», поговорю с Герцогом, и мы примем меры для преследования газет, распускающих такие ложные слухи.

Кейроль видел, что ничто не могло убедить Панина. Он надеялся еще, что, быть может, разговор с Герцогом все разъяснит ему; нужно надеяться на случай: собственные его доводы были бессильны. Он возвратился от Панина к госпоже Деварен.

Серж отправился в правление «Всемирного Кредита». Это был первый день водворения общества в собственном великолепном доме. Герцог хорошо все устроил. Конторы внешним видом должны были внушать клиентам представление о крупных делах. Как не доверить своих денег спекуляторам при виде высоких комнат с золочеными карнизами, с удобными и широкими кожаными диванами, с огромными зеркалами и такими мягкими коврами, что нога утопала в них! Была ли какая–нибудь возможность сомневаться в результате предприятия при виде служащих контор, одетых в платье из синего сукна с красными кантами, с вензелем общества на пуговицах, принимающих публику с горделивой снисходительностью. Все предвещало по наружному виду успех. Слышно было за решеткой, как кассир двигал груды золота в огромной железной кассе, занимающей всю заднюю часть кабинета. Люди, поставившие «Общество Всемирного Кредита» на подобную ногу, были или очень богаты, или очень смелы.

Серж вошел со шляпой на голове, как бы у себя в доме, и прошел через толпу мелких подписчиков на акции, явившихся сюда очень встревоженными после чтения статей в газетах, но уходящих совершенно успокоенными и изумленными великолепной богатейшей обстановкой общества. Князь подошел к кабинету Герцога и в ту же минуту, как хотел отворить дверь, до его ушей долетел оживленный разговор двух собеседников. Финансист в чем–то убеждал одного из своих администраторов.

Панин прислушался.

— Спекуляция эта удивительна и надежна, — сказал Герцог. — Я знаю хорошо, что акции упали потому, что я перестал поддерживать их. Я даю приказание в Лондон, Вену и Берлин, чтобы скупить все акции, сколько их нам ни предложили бы. Поднимем акции и при продаже получим огромную прибыль. Все это удивительно просто.

— Но сомнительно честно, — ответил другой голос.

— Почему же? Я защищаюсь так, как на меня нападают. Главные банки понижают ценность бумаг, я покупаю их и заставляю моих соперников расплачиваться. Разве это не справедливо, не законно?

Папин тяжело вздохнул, он был успокоен. Сам Герцог устроил понижение, он сейчас говорил об этом. Значит, нечего было бояться. Искусный финансист приготовился сыграть с биржевым миром один из тех ловких оборотов, в которых показал себя мастером дела, и «Всемирный Кредит» должен был выдвинуться из этой спекуляции еще более блестящим образом.

Серж вошел.

— Но постойте, вот и князь Панин, — вскричал радостно Герцог. — Спросите его, какого мнения он о положении дела: я выбираю его своим судьей.

— Я ничего не хочу знать, — сказал Серж, — я полон доверия к вам, дорогой директор. Я твердо уверен, что паши дела процветут в ваших руках. К тому же мне известны действия наших конкурентов и я нахожу, что такие финансовые средства превосходны для ответа им.

— Ну, что я говорил вам? — вскричал Герцог, обращаясь к своему собеседнику с торжествующим видом. — Предоставьте мне дело, и вы увидите; во всяком случае я не буду удерживать вас насильно, — прибавил он сурово. — Вы свободны оставить нас, когда вам будет угодно.