— До свидания, господин полковник… До завтрашнего утра!

Через час Матеяну вернулся к своим. Только по пути в отряд он понял, почему генерал даст ответ утром: русские хотели проверить все, что сказал Матеяну.

«Советское командование хочет убедиться, — думал он, поднимаясь по склону, — что в этой страшной суматохе фронтов и армий отряд сохранился и существует на самом деле. Да, действительно существует!» Матеяну, оживившись, окинул взглядом расположение своего отряда на холме с выделявшимися силуэтами танков и солдат между ними.

VI

Матеяну лег, не раздеваясь. Проснулся он на рассвете и первым делом окинул взглядом свои танки. Солдаты еще спали, сломленные тяжелым сном. Дежурный офицер, младший лейтенант из саперов, ожидал на краю лагеря, поглядывая на часы, с горнистом, готовым подать сигнал подъема. Матеяну поднялся и остановил его жестом руки. Он знал, что подъем для солдат, утомленных и обессиленных, равносилен самой большой муке. Это все равно что выбираться из засасывающего тебя болота.

— Иначе мы опоздаем, господин полковник, — нерешительно проговорил молодой офицер.

Матеяну скрепя сердце сделал знак горнисту играть подъем и пошел среди солдат, сгибаясь, как под тяжестью ноши. Люди были не только изнурены, но внутренне опустошены ненужностью войны, в которой они пролили столько крови, и возможно, они еще не опомнились после непредвиденных событий в Бухаресте. «Найдут ли они в себе силы, чтобы начать наконец Войну с немцами?» — спрашивал самого себя Матеяну.

— Отряд к поверке готов, господин полковник, — прервал его мысли майор Михуляк.

Матеяну оторвал взгляд от далеких гор и перевел его на плотные ряды солдат.

— Что будем делать, Михуляк?

— Солдаты еле на ногах стоят, господин полковник, — ответил майор.

Матеяну задумчиво выслушал рапорт, прошел в середину строя и без команды подал знак солдатам подойти ближе. Ряды двинулись к нему и остановились, перемешавшись, на расстоянии одного шага.

— Знаю, — начал он, вглядываясь в потемневшие, ввалившиеся глаза солдат, — что у вас нет больше сил, что у вас ноги подгибаются от усталости, что вы голодны и душа у вас тоскует по сигарете… что ваши мысли скорее дома, где неизвестно что произошло и что еще произойдет… Но, — его голос дрогнул, будто в горле застряло что-то, — мы должны держаться крепко, мы должны показать, что существуем, что у нас еще есть силы сражаться против немцев и что мы действительно хотим сражаться, как хотели всегда…

Матеяну замолчал. Дежурный офицер пробрался через толпу солдат и доложил, что на дороге появились три советские штабные машины. Солдаты с глухим шепотом перестроились в каре. Когда машины достигли холма, горнист подал первый протяжный, высокий и дрожащий сигнал, потом проиграл приветствие. Матеяну подал короткую команду, и солдаты взяли оружие на караул. Он подождал, пока советские офицеры выйдут из машины, и только после этого направился упругим широким шагом им навстречу. Советский генерал Л., с которым он познакомился накануне, шел на расстоянии шага позади других двух генералов. Советские офицеры и Матеяну остановились в торжественной позе друг против друга, приложив ладони к фуражкам. Звук горна оборвался, и Матеяну приветствовал генералов, представил им отряд и по очереди пожал каждому руку. Прибывший с генералами советский офицер переводил. Один из генералов, с седыми висками, со сдержанными и спокойными движениями, был командиром советского гвардейского корпуса, другой генерал, массивный и более хмурый с виду, — командующим советскими танковыми войсками, прорвавшими фронт и теперь устремившимися по дорогам на юг страны. Знакомый уже Матеяну генерал дружески пожал ему руку.

— Вижу, нам оказали исключительно высокое внимание, — проговорил полковник.

Генералы ничего не ответили. Матеяну прошел слева от них и провел их перед плотным строем застывших солдат. На правом фланге выстроились горные стрелки в сдвинутых набок беретах, затем следовал более пестрый строй саперов, связистов и приставших к колонне пехотинцев; в глубине, рядом со своими танками, вытянулись черные фигуры танкистов, а слева — высокие и массивные силуэты заряжающих. Генералы шли редким, несколько тяжеловатым шагом, всматриваясь в осунувшиеся, непроницаемые лица солдат. Напротив командиров подразделений генералы останавливались и пожимали им руки с несколько преувеличенной любезностью и еще не полностью растаявшим холодком.

Потом генералы собрались группой и начали о чем-то совещаться, а Матеяну подал отряду команду «Вольно». Пожилой генерал с седыми висками и живым горящим взглядом подал знак, и все направились на правый фланг. Здесь генералы остановились против одного из солдат, крепко сложенного, но с маленьким, почти детским лицом, и один из них спросил:

— Ты из какой части?

Солдат вытянулся с оружием у ноги и, переводя взгляд с генерала на переводившего офицера, ответил:

— Из первого горнострелкового батальона первого отряда первой румынской бронетанковой дивизии!

— Первый, первый, первый! Хорошо! — одобрил генерал, потом подошел еще к одному солдату и попросил его развязать вещевой мешок. Он сам пошарил в мешке и извлек оттуда по очереди две гранаты, несколько обойм, военную почтовую открытку, датированную 19 августа, но так и не отправленную, грязное полотенце, гильзу от винтовки, забитую деревянной пробкой и служащую вместо солонки. Генерал задержал руку в пустом вещевом мешке и повлажневшими мягкими глазами взглянул на солдата:

— Хлеба нет?

— Нет, господин генерал…

— Табака, махорки нет?

— Нет, господин генерал.

Взгляд генерала замер на застывших лицах солдат, потом генерал повернулся и один пошел к машинам.

Второй генерал еще задержался возле танкистов. Матеяну подошел к нему.

— Это вы командовали танками в последнем бою? — спросил генерал.

— Я, господин генерал!

— Сильны вы, господин полковник! — окинув его взглядом, бросил генерал.

— А вы великодушны… — улыбнулся Матеяну.

Потом они рядом быстро пошли к машинам, где их уже ожидали остальные. Пожилой генерал посмотрел на своих спутников и просто сказал:

— Как вижу, нам нечего больше обсуждать. Господин полковник, — обратился он к Матеяну, — вы действительно очень хотите сражаться?

— Во что бы то ни стало, господин генерал!

— Тогда нам нужно вместе уточнить некоторые детали, — проговорил он и начал перечислять, загибая каждый раз по одному пальцу: — Первое: вы готовы сотрудничать с Советской Армией?

— Да… до полного освобождения страны, господин генерал!

— Второе: как командир, вы берете на себя всю ответственность за поведение ваших солдат в бою?

— Само собой разумеется, господин генерал! — даже несколько сердито ответил Матеяну. — Я отвечаю за каждого из своих солдат!

— Ну хорошо! — заключил генерал и пожал ему руку. Потом представил ему нескольких офицеров связи, которые должны были остаться в отряде и которым он приказал в этот же день обеспечить отряд хлебом, консервами, сахаром, чаем и табаком, а машины и танки — горючим.

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы, господин полковник?

Матеяну ответил не сразу. Он нахмурил брови, взгляд его посуровел, но в нем крепли смелость и убеждение, что теперь он может рассчитывать на то, что генералы поймут его. Ссылка на лояльность пожилого генерала, дружеская улыбка уже знакомого генерала — все укрепляло его в мысли, возникшей во время беседы с советскими генералами.

— Пожалуйста, господин полковник, — подбадривал его генерал.

— Нам еще нужны танкисты, — проговорил Матеяну, — водители, механики, радисты, шоферы. У нас нет ни одного полностью укомплектованного экипажа.

— Откуда их взять? — благожелательно, но удивленно спросил генерал.

— Вы танкист, господин генерал, — обратился Матеяну к седому генералу, — и знаете, что значит потребовать от солдат зарыться с танками в землю.

— Следовательно, вы сделали это намеренно?