— Свяжите меня с майором Олтяном!.. — потребовал он, схватил наушники, из которых неслись треск и шорох, и приложил к ушам.

— Вы еще не уехали, господин полковник? — с отчаянием в голосе воскликнул Олтян. — Хотя, впрочем, уже нет никакого смысла.

— Олтян, — проревел Матеяну, будто раненый, — зарой танки в землю! Мне нужен час, чтобы оторваться. Танки уже в пути.

— Час — это много, господин полковник… Не знаю, хватит ли наших жизней… Но будьте уверены, я сделаю все возможное…

— Я обнимаю тебя, Григоре… всех вас…

— Помните о нас, господин полковник!

В наушниках засвистело, что-то затрещало, потом все смолкло. Мощный взрыв потряс долину. Солдаты суетились вокруг машины, тарахтевшей под деревьями, но Матеяну задержался на несколько мгновений, прижавшись грудью к стенке окопа и устремив взгляд в сторону долины. Там больше ничего нельзя было различить: долину закрыло черное облако пыли и дыма. Солнце, уже низко опустившееся над холмами в западной стороне, окрасило вечерний горизонт багрово-красными пламенеющими полосами, Лес, поредевший от взрывов, успокаивался. Но долина ревела сильнее прежнего, охваченная адским кипением.

— Мы слишком задержались, господин полковник… — осмелился напомнить лейтенант Войня.

Матеяну вздрогнул, будто очнувшись, и вытер глаза. Машина связистов тронулась вперед. Какое-то время в ушах звенела торжественная тишина покинутой земли. А перед глазами еще долго стояла, окутанная дымом и пылью, клокочущая долина, огненное пекло в конце ее, где закопались в землю танки Олтяна…

II

Выйдя из лесу, он вскочил на мотоцикл и, проехав в голову колонны, увлек ее за собой на вершины холмов, так как уже не осталось времени следовать окольным путем по долинам. Он должен был перейти Серет при дневном свете и боялся, как бы советские танки не настигли его раньше моста в Миклэушешти. Видимо, Олтян действительно выстоял в течение целого часа, потому что колонна сумела оторваться от преследования. Но на вечернем небе над вершинами холмов Матеяну заметил четкие силуэты советских самолетов. Те несколько раз с ревом пролетели над колонной, сбросив бомбы и обстреляв ее из пулеметов. Настигнутые прямым попаданием, три грузовика дымили высокими факелами на вершине холма. Мертвых наскоро похоронили тут же на месте, раненых погрузили на зарядные ящики, колонна построилась и двинулась дальше, окутанная пылью, постепенно скрываясь в серо-красных сумерках. К ночи голова колонны вступила на покинутый охраной мост через Серет с разбитым, висящим в воздухе парапетом. Проход местами был завален разбитыми орудиями и повозками, уткнувшимися в парапет автомашинами. Въезд на мост сделали сбоку, поскольку прямо перед мостом на шоссе зияла огромная воронка от взрыва бомбы, а по краям ее валялись трупы солдат. Матеяну выставил по обеим сторонам моста по танку для охраны, а остальные быстро вывел на мост, чтобы скорее отвести их в безопасное место. Потом сел в коляску мотоцикла и в течение двух часов мрачно наблюдал, пока не прошла, скрытая сумерками, вся колонна. После танков по мосту прошли зенитные и противотанковые орудия, тяжелые минометы, прицепленные к машинам, потом грузовики, битком набитые горными стрелками и саперами. Поток перепуганных пеших солдат, достигших моста, поглощенный сгустившейся темнотой и пылью, ворвался на мост вслед за машинами, как скопище странных призрачных теней. И как раз в этот момент вышли к мосту первые машины авангарда советских войск. Последние автомашины с охраной моста с ревом прошли перед Матеяну, подгоняемые его жестами. На долгие и редкие автоматные очереди советских танков, одиноко прозвучавшие в ночи, вначале ответили пулеметы двух охранявших мост танков. Потом, когда и Матеяну въехал на мост, коротко прогрохотали несколько выстрелов из орудий. Советские танки, возможно, сочли, что мост охраняется, и остановились. Когда, однако, по мосту загрохотали гусеницы последних двух танков из охраны моста, вслед им ударили несколько орудий. Снаряды упали большей частью в воду и только два — прямо на мосту. Не получив ответа, орудия замолчали. Тогда Матеяну понял, что авангард остановился в ожидании утра.

Проезжая на мотоцикле вдоль колонны, он все время подгонял людей, стараясь выиграть время и уйти как можно дальше от Серета. Только когда колонна пересекла железную дорогу у Мирчешти, он немного успокоился и устало откинулся в коляске, почти ничего не видя вокруг. В ушах стоял и приглушенный лязг гусениц, и шуршание колес по шоссе.

Очнувшись через некоторое время от тряски, он не сразу собрался с мыслями. Матеяну не знал, сколько времени прошло после того, как они пересекли Серет: час, два, а может, три? Шум колонны стал все же тише, и он не мог понять, слух его притупился или танки, машины и люди пошли медленнее… Он повернул голову и различил силуэты машин и танков, тени солдат, с трудом продвигающихся в густом облаке темноты и пыли. Взглянув на светящиеся стрелки часов, Матеяну с удивлением констатировал, что до рассвета осталось всего два-три часа. От своего связного, пристроившегося сзади на сиденье мотоцикла, он узнал, что последним селом, которое они прошли, было Рэзбоени. Матеяну развернул на коленях карту и при желтоватом свете фонарика с удовлетворением отметил, что они сделали крюк в сторону, а теперь дорога идет прямо на юг. «Мы оторвались достаточно!» — решил он и подал знак мотоциклисту остановиться у обочины. Потом послал связного, и вся колонна со скрежетом остановилась в темноте. Некоторое время задние еще напирали на передних, потом все замерли на месте. В первые минуты он ничего не различал в скоплении темных теней, только чувствовал, как ему на шею, на ресницы, на губы ложится пыль. Долгая ночь постепенно светлела.

Солдаты рухнули как подкошенные в канавы поближе к танкам и машинам, от раскаленных двигателей которых несло жаром. Но солдаты не обращали на это внимания, боясь, по-видимому, отстать от колонны. Матеяну тоже вытянулся на плащ-палатке, распрямившись наконец после многочасового сидения в коляске и устремив взгляд на звезды, мерцавшие в светлеющем небе. Группы солдат расположились по другую сторону канавы, готовые подняться при первом же звуке работы танкового двигателя. Только теперь Матеяну имел возможность трезво оценить сложившуюся обстановку в целом. Возможно, все дороги Молдавии сейчас забиты солдатами. Может, еще накануне весь фронт распался. Но до нового района сосредоточения уже не так далеко. Завтра утром он может прибыть вместе с танками в распоряжение командования армии. Но кто знает, что принесет с собой завтрашний день?.. «Нужно в любом случае найти в себе хоть сколько-нибудь силы, которая могла бы нас спасти. Может, в этом и есть скрытый смысл приказа спасти от уничтожения эти последние танки!»

Вокруг места привала установилась глубокая тишина. Подходили все новые группы солдат и валились на землю рядом с лежащими вповалку ранее прибывшими группами. Если бы он мог, то захватил бы их всех со своей колонной, поспешно отходящей от прежней линии фронта к югу. Но кто может знать, что теперь творится по ту сторону фронта, в стране, в Бухаресте? Он вспомнил о Ноне и о детях, которых не видел с июня. После стабилизации фронта в Молдавии он на несколько дней вырвался в Бухарест в штаб механизированного корпуса с документами относительно снабжения дивизии. Нону он застал напуганной, обеспокоенной за его жизнь, взволнованной приближением к Бухаресту фронта, который за период с марта по май перешагнул через Днестр и Прут. Поскольку школы давно закрылись, а опасность бомбардировок увеличилась, он наконец сумел убедить ее эвакуироваться и ночью на военной машине перебросил их всех троих в Куртя-де-Арджеш, к сестре Ноны… «Теперь, — грустно жаловалась Нона, — ты все дальше от нас…» «Это, конечно, так. Но я всегда выберу время навестить тебя, когда буду приезжать в штаб корпуса», — успокаивал он Нону. Получилось, однако, так, что с тех пор он так ни разу и не побывал в Бухаресте. В конце июля германское командование сняло свои бронетанковые дивизии с позиций, чтобы бросить их на прорыв фронта на Висле. Румынское командование тогда было встревожено, так как ему предстояло закрыть образовавшуюся брешь на фронте своими силами. И вот теперь, за несколько дней до начала советского наступления, пользуясь затишьем, которое длилось все лето, он добился разрешения генерала послать его в учебный центр Тырговиште за новыми танковыми экипажами. Но навестить семью он опять не смог, так как начиналось наступление. «В любом случае, — сказал он себе, думая об обстановке на фронте, — в Куртя-де-Арджеш они в большей безопасности. А вдруг Нона не смогла выдержать там столько времени и вернулась в Бухарест?» Мысли его остановились на этом, и он заснул, убаюканный мерцанием звезд. Его словно поглотили свинцовые воды, и он не имел представления, забылся он лишь на несколько мгновений или на целый час. Очнувшись, он услышал рядом с собой непрерывный глухой шелест. На небе не осталось ни единой звезды. Оно казалось пористым, застывшим в дымчато-синеватой прозрачности. Был час перехода от ночи ко дню. Рядом, на краю канавы, упершись локтями в колени и зажав сигарету между пальцами, сидел, задумавшись, майор Михуляк. Он был чем-то встревожен, напуган и рассматривал испачканные кровью листки бумаги, лежавшие на земле у его ног.