Гуйжуй понимается нами как название реки. В древности эта река, брала начало в горах Лишань, текла на запад и впадала в Хуанхэ. Некоторые комментаторы (Кун Ань-го, Хуанфу Ми) понимают иероглиф жуй *** в его прямом значении — «излучина реки», считая, что Шунь поселил своих жен «в излучине реки Гуй». Шаванн перевел это сочетание как названия двух рек — Гуй и Жуй, упомянув в примечании, что Жуй, по мнению комментаторов, небольшой приток реки Гуй (МИС, т. I, стр. 54).

Пять отношений (у дянь ***) или близкие к ним пять поведений (у цзяо ***), которые Шуню надлежало распространить в обществе, — непременный элемент древней этики и, по мнению древних философов, главное оружие в борьбе за гармонию общественных отношений. Эти пять отношений или моральных законов по каноническим книгампонимались так: 1. Справедливость отца ***. 2. Любовь матери ***. 3. Дружественное отношение старших братьев к младшим ***. 4. Уважительное отношение младших братьев к старшим ***. 5. Почтительность сыновей к родителям ***. Существовал и другой вариант этих пяти «отношений»: 1. Любовь между отцом и сыном (родителями и детьми) ***. 2. Справедливость в отношениях правителей и подданных: ***. 3. Различия между супругами (мужчинами и женщинами). 4. Порядок в отношениях между старшими и младшими. 5. Доверие между друзьями***.

Распространив «пять отношений» в семье и роде, Шунь ввел эти моральные нормы в среду чиновников, и все дела стали успешно выполняться. По-видимому, в данной грамматической конструкции прямым дополнением к глаголу жу служат те же «пять отношений». Иначе толкует это место Шаванн: «Затем он [Шунь] стал надзирать за чиновниками, и все чиновники назначались на свое место в свое время» (МИС, т. I, стр. 55).

«Четверо ворот», по Ма Юну (79-166), обращены на четыре стороны света, через них въезжали являвшиеся ко двору местные правители. Изучение развалин древних городов II–I тысячелетий до н. э. и археологические раскопки подтверждают, что в высоких стенах, окружавших эти города, были четыре главных входа по странам света.

Нами принято толкование Цай Шэня, предложенное им для аналогичного выражения в Шан шу — жан юй дэ *** — «уступал [более] добродетельным». Внутренний смысл такого отказа связан с преуменьшением Шунем своих возможностей.

Комментаторам не совсем ясно, какое место занимал Вэнь-цэу в общей системе легендарных персонажей древности. Шаванн внес в перевод уточнение: «Вэнь-цзу был предком Яо в пятом поколении» (МИС, т. I, стр. 56), исходя из позднейшей системы пяти поколений предков (*** ни — отец, *** Цзу — дед, *** цзэн-цзу — прадед, *** гао-цзу — прапрадед и *** да-цзу — предок в пятом поколении), однако такая детализация Шаванном не аргументирована.

Последней фразы в совпадающем тексте Шан шу не имеется. Она еще ярче подчеркивает конфуцианскую идею верховной власти Неба, без повеления которого не мог быть назначен правитель Поднебесной. В законченном виде эта концепция изложена в главе Вань Чжан трактата Мэн-цзы. Философ утверждает в своем ответе, что император — Сын Неба не имеет права передавать Поднебесную кому-либо, это может делать только само Небо. Когда Вань Чжан допытывается, каким же образом Небо осуществляет подобный акт, Мэн-цзы поясняет: «Сын Неба может представить человека Небу, но не может вынудить Небо отдать тому Поднебесную… Яо рекомендовал Шуня Небу, и Небо приняло его» (ШСЦ т. 40, Мэн-цзы чжу шу, кн. I, стр. 403). Трудно определить, принадлежит ли редакция данной фразы самому Сыма Цяню или же конфуцианцам позднейших эпох, внесшим это дополнение в текст «Исторических записок».

Название прибора сюань-цзи юй-хэн *** переведенное нами словом «астролябия», упоминается в сходном контексте в 27 гл. Ши цзи (т. 3, стр. 1291). По мнению китайских комментаторов, слова сюань и юй указывают на материал — яшму, из которой были сделаны отдельные части прибора, или на его цвет, а слова цзи и хэн — на механизм прибора, служившего для наблюдения за светилами. Хотя Шунь и получил от Яо приказ управлять Поднебесной от имени Сына Неба, но он не смел выполнить его без совета с Небом. Тогда он решил при помощи астрономического прибора проверить расположение семи главных светил, т. е. Солнца, Луны, Венеры, Меркурия, Марса, Юпитера и Сатурна. Благоприятное их расположение означало, что Небо не возражает против принятия Шунем власти.

Как показывают работы китайских ученых, подобные, даже самые простые, приборы могли появиться только в конце эпохи Чжоу, когда был достигнут определенный уровень развития науки и техники. Сошлемся, в частности, на мнение Чэнь Цзунь-гуя в его «Краткой истории астрономии в древнем Китае» (стр. 129). Можно предполагать, что Сыма Цянь имел в виду какой-то прототип армиллярной сферы хунь-тянь-и ***, существовавшей к эпохе Хань.

Эти жертвы — лишь часть большого перечня ритуальных служб и жертвоприношений эпохи Чжоу, переносимых Сыма Цянем в далекую древность. Тщательно разработанный ритуал жертв находим в Чжоу ли. Так, жертва лэй ***, предназначенная Верховному владыке, приносилась при смене правителя или династии. Такую жертву принес У-ван после победы над царством Инь (см. ШСЦ, т. 13; Чжоу ли, т. 3, стр. 921), Жертва инь*** относится к большим очистительным жертвам и жертвам Небу (Чжоу ли, раздел Чунь гуань, гл. Да цзунбо). Термин «шесть почитаемых» менее определенен и имеет многочисленные толкования. Чжэнь Сюань, например, включает в это понятие: 1. Пять планет: Венеру, Меркурий, Марс, Юпитер и Сатурн; 2. Двенадцать зодиакальных созвездий; 3. Звезду Сычжун ***; 4. Звезду Сымин *** (Сычжун и Сымин — четвертая и пятая звезды из китайского созвездия Вэньчан, находящегося возле звезд альфа и бэта Большой Медведицы); 5. Китайское зодиакальное созвездие Би ***, состоящее из восьми звезд (соответствует созвездию Тельца); 6. Созвездие Ци ***, состоящее из четырех звезд (соответствующее четырем звездам созвездия Стрельца).

Сложность точного определения «шести почитаемых» становится еще более очевидной из исторической справки Чжан Шоу-цзе, в которой отмечается, что ханьский император Ань-ди (107–126 гг. н. э.) приносил жертвы «шести почитаемым» к северо-западу от Лояна с такими же церемониями, как и при жертвоприношениях духам земли. Эти жертвы были отменены лишь в начале династии Цзинь, когда сановник Сюнь И, учитывая неясность понятия «шесть почитаемых», предложил установить новые жертвоприношения.

Жертвы ван *** приносились на расстоянии, в сторону почитаемого объекта — духов известных гор и больших рек. О жертвах бянь *** точных сведений в источниках нет. Под различными духами, по мнению Чжэн Сюаня, понимаются духи холмов и долин.

У жуй означали пять видов жезлов, вручавшихся в качестве внешних символов, власти знатным людям, носившим титулы гуна, хоу, бо, цзы и нань. Разработанная система подобных регалий зафиксирована в каноне Чжоу ли (ШСЦ, т. 12, Чжоу ли чжу шу, кн. 2, стр. 663). Танский комментатор Чжан Шоу-цзе приводит свидетельство некоего Кун Вэнь-сяна о том, что в V в. при перестройке храма Юя на горе Гуйцзи в земле было обнаружено множество жезлов и регалий, соответствующих описанным в Чжоу ли.

Наш перевод исходит из традиционного комментария к Шан шу (как и перевод Шаванна). Возможен и иной вариант: «Шунь собрал пять знаков власти, выбрал благоприятный месяц и день, принял всех правителей земель у четырех гор и возвратил им знаки власти». В этом случае иероглифы сыюэ выступают как географическое понятие. Учитывая, что Шунь постоянно советуется с сыюэ как со своими ближайшими помощниками и поручает им сложные дела, есть все основания принять традиционное толкование.

Чжан Шоу-цзе считает, что была введена единая для страны система исчисления сезонов, месяцев и обозначения дней. Применительно к эпохе легендарных правителей таких заключений, конечно, делать нельзя. И все же современные исследования говорят о раннем (начало Шан) обозначении дней циклическими знаками. Таков вывод Чжан Хун-чжао в книге «Разрешение спорных мест древнего календаря Китая» (стр. 14). Слова «выправил названия дней», возможно, связаны именно с широким использованием циклических знаков.

Под пятью ритуалами обычно имеют в виду пять обрядных разделов всего древнекитайского ритуала: церемонии жертвенные (цзи ли **), церемонии печальные (ай ли ***), церемонии гостевые (бинь ли ***), церемонии военные (цзюнь ли ***), церемонии радостные (цзя ли ***).

В Чжоу ли относительно этих обрядов сообщается следующее: «С помощью жертвенных церемоний служат всем духам в государстве… с помощью печальных церемоний скорбят о несчастьях, постигших государство… с помощью гостевых церемоний сближаются владения… с помощью военных церемоний объединяются владения… с помощью радостных церемоний сближается весь народ» (ШСЦ, т. 12, Чжоу ли чжу шу, кн. 2, стр. 639–656).

В Чжоу ли все дары строго расписаны, князья подносили куски шелка, обернутые в шкуры, сановники — ягнят, высшие чиновники — диких гусей, рядовые чиновники — фазанов, простолюдины — домашних уток, а ремесленники и торговцы — петухов (см. ШСЦ, т. 12, Чжоу ли чжу шу, кн. 2, стр. 664).

Комментаторы полагают, что под «двумя живыми тварями» имеются в виду ягненок и дикий гусь. Ягненок, никогда не отбивающийся от стада, считался символом преданности чиновника повелителю; дикий перелетный гусь — символом подчинения государю. Как ягненок, так и гусь быстро привыкают к человеку, фазан медленно приручается, но зато до смерти не изменяет своим привычкам, его стойкость использовалась как пример для чиновников. Домашняя утка, не улетающая от дома, — символ постоянства и привязанности к родным местам. Петух должен напоминать ремесленникам и купцам о необходимости своевременно выполнять свои обязанности.

По мнению Ма Юна и Кун Ин-да, после представления у государя «пять изделий» возвращались князьям и местным правителям, тогда как другие дары оставались при дворе. Но Цай Шэнь считает, что фраза о подношениях ошибочно поставлена после пяти ритуалов и должна быть перенесена в начало абзаца после слов «принял вождей восточных земель». Тогда смысл текста таков: Шунь, приняв дары, урегулировав ритуалы, унифицировав сосуды, завершал торжество и возвращался (направлялся в следующий район). Представляется, что убедительное толкование Цай Шэня удачно ликвидирует трудности, связанные с переводом так называемого «возвращения [яшмы]», — тогда пойдет речь о возвращении из восточной поездки самого Шуня. Однако необходимость считаться с существующим текстом Ши цзи не дает права менять структуру абзаца и последовать мнению комментатора.

Выражение бянь гао и янь *** переведено на основании текста Ли цзи (см. ШСЦ, т. 20, Ли цзи чжэн и, кн. 2, гл. II, стр. 534), из которого явствует, что Сын Неба при объезде владений требовал представления ему стихов. Знакомство со стихами и песнями, как утверждает чжоуский канон, давало правителю возможность узнать образ мыслей и жизнь народа и судить, как осуществляется правление. Поэтому мы перевели указанное выражение «подробно докладывали… по разговорам», понимая под «разговорами» мнения и речи населения, которые включались в донесения местных правителей. Такое толкование оправдано и грамматически, так как позволяет служебное слово и *** во всех трех случаях рассматривать в одной функции: «по разговорам…», «по заслугам…», «по успехам…». Возможно, однако, и другое толкование, отмеченное в комментарии Чжэн и. Бянь гао и янь в этом случае следует понимать так: владетельные князья подробно докладывали Сыну Неба о делах управления и настроениях народа не письменно, а устно, на словах. Это нашло отражение в переводе Шаванна (МИС, т. I, стр. 65), в переводе Легга (т. 3, ч. I, стр. 37) и Аллена (Herbert Allen, Historical Records, ch. 1, Original Records of Five Gods,стр. 285).

Вопрос о времени разделения древнего Китая на области и о числе этих областей давно дискутируется в китайской историографии, так как в древних книгах и у Сыма Цяня сообщается об этом много противоречивых данных. В традиционной литературе считается, что Юй создал области, а Шунь увеличил их число с 9 до 12, Бань Гу приписывает Яо создание 12 областей, которые Юй, покоритель наводнения, преобразовал в 9 (Хань шу, гл. 28, ч. I, стр. 1а).

В этой главе одновременно говорится о 12 правителях и 9 областях, что свидетельствует о противоречивости дошедших до Сыма Цяня преданий. Фактически деление на какие-либо области могло возникнуть лишь в чжоуском государстве.

Цуй Ши (XX в.) считает, что фраза относительно областей и рек выпадает из контекста, нарушая логику изложения, так как до этого говорится о поощрениях, а после — о наказаниях и откупах. Семь знаков об областях и реках, по его мнению, вставлены позднее (Цуй Ши, Исследование истоков Ши цзи, гл. 2, стр. 4). Мысль Цуй Ши логична, но тогда следует признать существование такой же интерполяции и в тексте Шан шу.

Пять тяжелых наказаний в древности: клеймение, отрезание носа, отрубание ног, кастрация и смертная казнь.

Существует несколько толкований последнего абзаца. Все сказанное может рассматриваться как описание деяний Шуня, а заключительные слова как похвала ему и его политике со стороны летописца. Такому пониманию (принятому и нами) соответствует пунктуация нового издания Ши цзи под редакцией Гу Цзе-гана. Шаванн весь период со слов «ссылкой смягчались…» превращает в прямую речь Шуня, завершающуюся словами, обращенными к помощникам: «Будьте осторожны! Будьте осторожны! Ведь только наказаниями вы поддерживаете спокойствие» (МИС, т. I, стр. 66). В переводе аналогичного текста из Шан шу Легг выделил как прямую речь лишь последние слова, обращенные, по мнению переводчика, к самому Шуню, с чем нельзя согласиться (Легг, Китайские классики, т. 3, ч. I, стр. 39).

Древняя область Цзннчжоу (см. гл. 2) лежала западнее междуречья Хуайхэ — Янцзы, а племена саньмяо проживали в междуречье и в Цзинчжоу, вот почему в тексте говорится о двух районах восстаний.

Юлин — упоминался в прим. 40. Гора Чуншань в трактате Хуайнань-цзы названа крайней южной горной вершиной. По танским и сунским источникам (Тун дянь, Тайпин юй лань), гора Чуншань находилась в уезде Лиян (современная провинция Хунань). Саньвэй — название гор на территории современною уезда Дуньхуан в провинции Ганьсу. Гора Юйшань находилась на территории современного уезда Линьи в провинции Шань-дун.

Слово бянь *** переведено по-русски «повлиять на…», так как Шунь, очевидно, стремился не только наказать непокорных и виновных, но и обезопасить свои рубежи и повлиять на соседние племена. Сыма Чжэнь предлагает иную трактовку, считая, что сосланные должны были сами изменить свой облик, одежду, привычки и, превратившись в варваров, повлиять на них. Вряд ли можно принять толкование Сыма Чжэня. Во-первых, ниже Сыма Цянь ясно говорит, что их «переселили для отражения горных и лесных демонов». Иероглиф юй *** — «отражать» служит как бы ключом к пониманию иероглифа бянь. Во-вторых, иероглиф бянь встречается в аналогичном значении в трактате Мэн-цзы: «Я слышал, о влиянии на варваров с помощью церемоний и установлений Ся, но не слышал о людях, изменившихся под влиянием варваров» (ЧЦЦЧ, т. I, Мэн-цзы чжэн и” гл. 5, стр. 230).

Встречается несколько вариантов рассказов о Гуне. В Шан шу, послужившей источником для Сыма Цяня, Юй ссылает своего отца Гуня на гору Юйшань. В Люй-ши чунь-цю Гунь выступает как противник Яо и Шуня (ЧЦЦЧ, т. VI, стр. 267), то же самое — у Хань Фэй-цзы (ЧЦЦЧ, т. V, стр. 243). В противоречивых данных о Гуне, по мнению Э. М. Яншиной, сказалось соединение героев разных мифов, проявились наслоения разных периодов. Она пишет: «Имя Гуня было объединено с именами мудрых правителей Яо и Шуня сравнительно поздно, в период историзации мифологии в классовом обществе и циклизации в конфуцианской традиции вокруг трех фигур идеальных правителей — Яо, Шуня и Юя — мифологических сказаний, ранее не имевших к ним никакого отношения» («Богоборческие мотивы…», стр. 81).

Этой фразой Сыма Цянь подводит как бы известный итог политике Шуня, направленной на укрепление страны. Сослав Гун-гуна, Хуань-доу, племя саньмяо и Гуня на окраины для борьбы с иноплеменниками, Шунь, во-первых, избавился от неугодных ему вождей и племен, которые не раз поднимали восстания, и, во-вторых, создал некий барьер между собой и иноплеменниками. Когда Шунь таким путем обезопасил себя с внутренней и внешней стороны, вся Поднебесная, по преданию, признала его власть.

Если исходить из дат, приведенных в тексте главы, Яо дожил до 116–117 лет. В сочинении Хуан лань местом погребения Яо назван Чэнъян в уезде Цзиинь (современная провинция Шаньдун).

Текст в этом месте почти точно совпадает с аналогичным отрывком трактата Мэн-цзы (гл. Вань-чжан, — ЧЦЦЧ, т. I, стр. 380). Реку Нань ханьский ученый Лю Си связывал с самой южной из так называемых девяти рек — Лицзинь. В число девяти рек Цзю хэ, по данным древнего словаря Эр-я, входили: Тусе, Тайши, Мацзя, Фуфу, Хусу, Цзянь, Цзе, Гоупань и Лицзинь (ШСЦ, т. 38, Эр-я чжу-шу, цз. 7, стр. 289).

Юй — название места, где, по преданиям, Шунь жил или которым, владел. Поэтому и говорят: юйский Шунь.

Прозвище Чун-хуа в «Бамбуковых анналах» объясняется так: «Поскольку глаза Шуня имели двойные зрачки, его прозвали Чун-хуа — «двойной блеск» (Чжу шу цзи-нянь, цз. 2, стр. 12). Кун Ань-го связывает это прозвище с мудростью Шуня, как бы повторяющей блестящие качества Яо. Отсюда смысл: «Вновь блистающий».

Слово шужэнь передано нейтральным «простолюдины», ибо социальное положение этой группы остается предметом спора в науке.

На иньских костях простых людей называют чжунжэнь ***. На ранних бронзовых сосудах уже появляется упоминание шужэнь. Например, в надписи на треножнике Да-юй дин ***, относимом к периоду Кан-вана (1004-967 гг. до н. э.) говорится, что в дар жалуются «жэньли, начиная от юя и до шужэнь, всего 659 человек…». В более поздних чжоуских сочинениях термин шужэнь встречается чаще. В Цзо чжуань сказано: «Шужэнь занимаются хлебопашеством» (ШСЦ, т. 29, Чунь-цю Цзо чжуань чжэн и, кн. 3, стр. 1237). Такую характеристику подтверждает и трактат Гуань-цзы, в котором сообщается, что «шужэни пашут землю и взращивают злаки» (ЧЦЦЧ, т. 5, Гуань-цзы цзяо чжэн, гл. 3, стр. 49). Таким образом, в эпоху Чжоу под словом шужэнь понимались преимущественно земледельцы. Называя предков Шуня шужэнями, Сыма Цянь скорее всего имеет в виду понятие, встречающееся в чжоуских книгах.

Современные историки Китая, в зависимости от своих взглядов на характер общества в эпоху Чжоу, по-разному характеризуют социальное положение шужэнь. Фан Вэнь-лань пишет: «В Шан была категория людей, называемая сяожэнь *** или шужэнь ***, ”шуминь” ***. Сяожэнь — это бедняки из числа байсин; ”сяожэнь” были лично свободными, они получали клочок земли, на котором и занимались хлебопашеством» («Древняя история Китая», стр. 54). Го Мо-жо приходит к выводу, что «…во времена Инь и Чжоу земледельцы [нунфу], то есть так называемые ”чжунжэнь” или ”шужэнь”, фактически являлись обрабатывавшими землю рабами» («Эпоха рабовладельческого строя», стр. 32).