Начать с того, что в нашем распоряжении почти всегда были достаточно подробные топографические карты местности с множеством всякого рода ориентиров. Лишь в самом начале у нас оказались не те карты — не нашей, а румынской территории. Причем, далеко в глубь ее. То ли всерьез считали, что будем воевать на чужой территории, то ли боялись запастись картами нашей местности, чтобы не заподозрили в пораженческих настроениях (это действительно могло плохо кончиться!). Но вскоре положение было исправлено. И никогда больше, хотя пришлось исколесить не одну тысячу километров, затруднений с картами не было. Поэтому ничего не стоило с наблюдательного пункта, пользуясь указанными в них ориентирами, определять координаты цели. Применять длительную процедуру стрельбы по знакам наблюдения разрывов смысла не имело. Можно было просто, как говорится, стрелять по карте, что мы и делали. Для этого также были разработаны методы оптимального выхода на цель. Но и они редко применялись. Дело в том, что наибольший эффект приносят не столько отдельные или групповые выстрелы с попыткой попасть точно в цель, сколько внезапные массированные огневые налеты по району цели (стрельба по площадям), застающие противника врасплох. Предварительная же пристрелка указывает противнику, что его «нащупывают», и он имеет возможность своевременно укрыться или даже покинуть опасное место. Мы часто старались открывать огонь на поражение совсем без пристрелки или, в крайнем случае, лишь с одним-двумя предварительными выстрелами. В этом плане, следует признать, определенными преимуществами обладает реактивная артиллерия, которая действует вообще без пристрелки. Хотя и отличаясь большим разбросом, «катюши» дают возможность малыми силами и средствами обрушивать на противника внезапный массированный огонь. Какой-то, пусть и небольшой процент снарядов все же может разорваться недалеко от цели. Нам же, чтобы создать такую же плотность огня, нужно стрелять одновременно многими батареями сразу.
Особый вопрос — умение обнаружить замаскировавшегося противника. Это дается не сразу. Хорошо помню свой первый, трудный опыт в этом деле, еще на Днестре. Немцы прорвались на левом фланге и узкой полосой глубоко вклинились в наши позиции. Была поставлена задача: обрубить, отрезать этот клин. Стали наступать. Местность здесь довольно интересная. На равнине, словно клыки торчат отдельные довольно высокие, крутые холмы Вместе с командиром батальона я на одном из них. Обзор прекрасный. Внизу залегли наши солдаты. Противник своим огнем не дает им подняться. Я гляжу во все глаза и ничего не могу обнаружить. Кругом зелень, посадки. Звук отстает от выстрела, когда довернешь стереотрубу и вглядишься, — ничего уже не заметишь. Куда стрелять, где их огневые точки? Открываю огонь туда, где, как кажется должны находиться немцы. Никакого эффекта! Стрельба продолжается. Как легко и просто было на учебных стрельбах: цель указывалась заранее, и дело было только в том чтобы правильно «выйти» на нее. А учиться искать и выявлять цели, определять их более или менее точное расположение не приходилось. В принципе можно было бы применять на макетных полигонах разного рода звуковые, световые и другого рода импульсные имитаторы. И производить отдельные, малозаметные изменения в представленной на макете местности. Качественно новые возможности для тренировки в распознавании цели до и для самой пристрелки открывает современная компьютерная техника
Целесообразны огневые налеты не только по видимым целям, но и по скрытым от наблюдения районам: в лощинах, за обратными скатами и т. п., то есть там, где возможно нахождение не заботящегося об укрытии противника. Конечно, результаты такой стрельбы, практически наугад обычно остаются неизвестными. Но что она приносит эффект — мы знали по себе. Вспоминается, однако, случай, когда для нас все же представилась возможность убедиться в действенности подобной стрельбы. Это было в 44-м, западнее Гродно. Противник, отступая, задержался на одном из промежуточных рубежей. Очень досаждала нам одна батарея, которая периодически вела шквальный огонь по деревушке, где мы находились. Никаких укрытий или окопов не хотелось создавать. Пока сделаешь, немцы, вероятно, уйдут. Стрельба продолжалась, и мы чувствовали себя довольно неуютно. Не знали, как и быть — то ли перебираться в другое место, то ли все-таки готовить укрытия. Батарея была скрыта в складках местности и ее нельзя было непосредственно обнаружить. Звуки выстрелов до нас не доносились. Но мне все же удалось заметить еле различимые струйки дыма, которые иногда появлялись над гребнем, прикрывающим одну из лощин. Они предшествовали прилету снарядов. Это, несомненно, были следы конусов вспышек от выстрелов. О местоположении батареи можно было судить только ориентировочно — лощина была довольно широкой. Раз координаты цели точно не определены, ну ясно стараться охватить по возможности наибольшую площадь поражения. Поэтому командир полка, который в этот раз был с нами, принял решение задействовать всю нашу мощь. Он нее и подготовил данные для стрельбы, подчиняясь, видимо, «спортивному азарту» — ему этим почти не приходилось заниматься. Пристрелка по невидимой цели вообще не имеет смысла. А ошибиться так сильно, чтобы не попасть в лощину, практически было невозможно. Дали сразу же несколько залпов (по ничего не подозревающему противнику) всеми батареями полка одновременно. Единственный за все войну случай подобного рода. Разрывов не увидели, но из лощины вырвалось большущее грибообразное облако дыма. Видимо, взорвались боеприпасы. И больше — ни одного выстрела с той стороны.
За все время по знакам наблюдения разрывов я стрелял только один раз. В спокойной обстановке, в обороне, больше для интереса, чтобы проверить себя. И один раз довелось испытать подобную же стрельбу со стороны противника на себе. Это было в Сталинграде. Наш временный НП (обычная землянка) находился на левом берегу. Разрыв немецкого снаряда впереди, затем через некоторое время — сзади. Пока далеко, и подозрений не возникло. Потом по всем правилам — «уполовинивание» вилки, и третий разрыв поближе. Ага, значит, это «по нашу душу». Немцы стреляли не спеша и можно было свободно (и притом незаметно, поскольку мы находились на опушке леса) убежать. Но об этом и не подумали, поскольку вероятность прямого попадания ничтожно мала. В конце концов, как и полагается — заключительная серия разрывов. Один из них пришелся совсем близко. Дым застлал амбразуру… и на этом все кончилось. Наверное, противник посчитал, что цель поражена.
Все еще и физик
Будучи преданным своему делу артиллеристом, я все же оставался в душе и физиком. И это, естественно, расширяло диапазон моих интересов или, проще сказать, любопытства. Многое из того, с чем приходилось сталкиваться, воспринималось мною с точки зрения рационально (и отчасти творчески) мыслящего физика. Как-то пришла в голову мысль, что к военным событиям на локальном уровне применим сугубо физический принцип Ле Шателье — Брауна. Смысл этого принципа состоит в том, что, если какая-либо физическая система находится в состоянии равновесия и на нее начинает, действовать внешняя возмущающая сила, то она, эта система, стремится перейти в другое состояние так, чтобы влияние возмущения снижалось. На войне происходит нечто подобное. Когда после равновесного затишья разворачиваются возмущающие, активные боевые действия, погода частенько портится. Взрывы, выбросы туманообразуюших продуктов — аэрозолей нарушают квазистационарное состояние атмосферы. Сгущаются облака, начинаются дожди. В результате видимость ухудшается, действия авиации парализуются, движение транспорта в прифронтовой полосе затрудняется. «Система» переходит в новое состояние, «стремясь» как бы помешать продолжению дальнейших активных операций. В числе прочих эту мысль, иллюстрированную соответствующими формулами, я изложил в письме в свой родной Физико-технический институт, эвакуированный из Днепропетровска в Магнитогорск. Надеялся порадовать коллег тем, что не совсем распрощался с наукой. В ответном письме мне сделали осторожный намек, из которого я понял, что все это было напрасно. Формулы, над которыми я трудился, цензура напрочь вымарала. Хорошо еще, что не заподозрили в шпионской деятельности!