Зак пожал плечами.

— Какой у вас рост, мистер Блейк?

— Пять футов и одиннадцать с половиной дюймов.

— Напишем шесть футов. Так звучит романтичнее.

— Это пойдет в женские журналы или только для местной прессы?

Инид рассмеялась. Смех ее оказался мягким и глубоким, и на мгновение он напомнил ему смех другой женщины, смех из прошлого, но он, сделав усилие, заглушил в себе воспоминание.

— Сколько вам лет, мистер Блейк?

— Тридцать шесть.

— Мне тридцать три. Где вы родились?

— В Бронксе.

— Матч «Бостон» — «Бронкс», — заметила она, перестала писать и изучающе посмотрела на него. От этого пристального взгляда ему стало немного не по себе. Он протянул ей бокал.

— Не выйти ли нам на террасу? — предложил Зак. — Там было бы удобней.

— Давайте.

Они сели лицом к океану. Ступени спускались от дома прямо в кустарник, поэтому пляжа с веранды видно не было. Но до них доносился отдаленный шум волн, ударяющихся о пирс, монотонный гул колокольного боя и дикие вопли чаек в небе.

— А вон там маяк Гей-Хэда, — сказала она.

— Ум-м…

— Вы слышали о женщине-индианке?

Зак ощутил внезапное напряжение. Стараясь казаться спокойным, он спросил:

— О какой такой индианке?

— О той, что торговала подлинными сувенирами из Гей-Хэда, сделанными в Бруклине?

— О, нет, — он провел рукой по губам и отхлебнул из бокала.

— Мне это показалось забавным, — Инид пожала плечами. — Как долго вы работаете на радио, мистер Блейк?

— Двенадцать лет.

— Справедливы ли слухи, что ваша кандидатура намечалась на место Эда Лиггета в его шоу в прошлом году?

— Да, верно.

— Что же случилось?

— Умерла моя жена, и у меня пропало желание вести это шоу.

Опять стало тихо. Инид отпила из бокала.

— А как она умерла?

— Это для вашей газеты? — ответил Зак вопросом на вопрос.

— Нет, это для меня. Хотя вы можете и не говорить об этом.

— Она утонула, — произнес Зак.

— Где?

Кивком головы он указал в сторону побережья:

— Как раз вон там.

— Вы были с ней?

— Нет. Я был здесь, в доме. Перепечатывал на машинке текст своей прощальной передачи по просьбе «Резеньяка». Предполагалось, что по возвращении из отпуска я займу место Эда Лиггета в том телешоу. В «Резеньяке» полагали, что было бы неплохо сделать прощальный выпуск вместо обычного обзора новостей в тот вечер, когда я оставлю радио. Я как раз работал над текстом передачи, когда Мэри… когда моя жена утонула.

— И этим летом вы вернулись сюда опять? — спросила Инид.

— Да.

— Почему?

Зак не ответил.

— Вы уже справляетесь с этим, — произнесла вдруг Инид.

— Что? Как вы сказали?

— Я сказала, вы уже справляетесь с этим. Мой муж был морским лоцманом. Мы были женаты два года, когда он погиб. Его застрелили, — она умолкла и сделала еще один глоток: — Для этого необходимо время. Но вы уже справляетесь со своей болью. Невозможно постоянно жить прошлым, мистер Блейк.

— Благодарю вас.

— Простите, если я была слишком откровенна.

— Не слишком.

— Интервью окончено?

— Если только у вас нет больше вопросов.

— Есть еще один.

— Какой же?

Инид Мэрфи поставила бокал:

— Что вы делаете сегодня вечером, мистер Блейк?

Зак внимательно посмотрел на нее:

— Вы говорите совсем как Веселая Вдова.

— Неужели?

— Правда.

— Это не очень-то любезно с вашей стороны, мистер Блейк. Забудьте мои слова. — Поднявшись, она направилась к двери. — Спасибо за интервью. Я пришлю вам оттиск статьи.

Он поспешно поднялся с кресла.

— Подождите! — он невольно протянул к ней руку, затем опустил. Инид остановилась на пороге, полуобернувшись. Ее голубые глаза смотрели очень серьезно. Ветер плотно прижал ее юбку к бедрам, и она придержала ее рукой с зажатым в ней небольшим черным блокнотом.

— Да?

— Простите мне мою грубость. Сегодня вечером я свободен. — Он вдруг почувствовал себя предателем по отношению к памяти, предателем по отношению к причине, которая привела его сюда. Но в глазах этой женщины сквозила с трудом сдерживаемая боль, и ему не хотелось обижать ее.

— У меня дома сегодня небольшая вечеринка, — объяснила Инид. — Будут некоторые из тех, кто приехал сюда на послезавтрашнюю регату. Я подумала, что и вам у меня будет интересно.

— А как же Пенни?

— Вы можете пригласить няню.

— Весь прошедший год я не пользовался услугами няни.

— Может быть, сейчас самое время начать, — предположила Инид.

— Может быть, — кивнул он в ответ.

— На стене магазина и Менемше расклеены объявления. Десятки нянек. Почему бы вам не пригласить одну из них?

— Хорошо, — согласился он. — Приглашу.

Инид улыбнулась:

— Значит, до вечера. В девять часов, ладно?

— Договорились.

— Мой дом как раз напротив станции морской пограничной службы. На окнах зеленые ставни. За Хоум-Порт.

— Я найду.

— Чудесно. Рада была встретиться с вами, Бронкс.

— Рад был встрече с вами, Бостон, — сказал он и удивился, обнаружив, что улыбается. Он проводил Инид до ее машины, затем поднялся на террасу подождать Пенни. Она вернулась с пляжа лишь полчаса спустя.

— Я потеряла томагавк.

С руками, полными раковин и камешков, она поднялась по ступеням.

— Где? — спросил он.

— Там где-то, в песке. Я положила его, пока искала раковины. Ты когда-нибудь видел красно-бело-синий камень?

— Нет.

— А у меня есть один такой, — она вывалила свою коллекцию у его ног и начала в ней копаться. — Вот, видел?

— Действительно, красно-бело-синий. Очень патриотический камень.

— Да. Я назову его «Камень Джорджа Вашингтона».

— Это похоже на название популярной песни.

Пенни восторженно рассмеялась.

— Послушай, хорошая моя, — начал он.

— Да?

— Ты не могла бы остаться сегодня вечером дома с няней?

— А-а… Ты разве уходишь куда-нибудь?

— Да.

— С мисс Мэрфи?

— К ней в гости. На вечеринку.

— Это хорошо, — кивнула Пенни, как бы соглашаясь с какой-то своей собственной теорией.

— А пока у нас с тобой есть еще несколько дел, — сказал он.

— Каких это?

— Сначала нам надо найти няню, верно?

— Верно.

— А затем мне надо побывать на причале, куда пристают рыбацкие лодки.

— А еще?

— А еще я закажу тебе на ужин омаров в Хоум-Порте. Не возражаешь?

— Знаешь, иногда ты мне нравишься. — Пенни обняла его за шею и поцеловала.

Глава шестая

Джон Клауд был шести футов четырех дюймов росту, с плечами и бедрами футбольного защитника. Его голова, словно высеченная из темного гранита, была массивной, но не крупной. Раскосые черные глаза, неправильные черты лица. Одет он был в холщовые штаны, хлопчатобумажную рубашку и белую брезентовую куртку. Черные волосы были непокрыты.

Он выпрыгнул из лодки на причал и помог выбраться сыну. Двигался он с небрежностью мускулистого человека. Легко было представить себе Джона Клауда крадущимся по лесу за оленем, с луком и стрелами в руках и в набедренной повязке.

Зак стоял в конце причала, держа Пенни за руку. С моря дул резкий ветер, и он похвалил себя за то, что настоял, чтобы она надела свитер. Они уже побывали в центральном магазине и на почте, в этих процветающих центрах летней жизни Менемшы. Он попросил женщину за прилавком порекомендовать ему няню — из двух-трех десятков тех, чьи объявления были расклеены в магазине. Женщина предложила девушку по имени Телоу Форд, и Зак позвонил ей из автомата у магазина. Мисс Форд обещала быть в Филдинг-Хауз ровно в 19.45. Да, она знает, где это находится. Нет, заезжать за ней не нужно; ее подвезет мать. Удовлетворенный, он купил Пенни с полдюжины книжек «Золотой серии» и отправился на причал поджидать Джона Клауда.

Ветер вырвал лоскуты из серой пелены сплошных облаков, и эти лоскуты разрослись, образовав над водой чистые голубые просветы. Эта голубизна резала глаза, яркая, однообразная, ослепительная голубизна, которая так резко контрастировала с темным цветом воды. Вдоль причала лениво покачивались прогулочные катера. Привязанные к прочным мачтам, вздымались в небо хвосты выловленных меч-рыб, широкие плавники чернели на фоне пронзительной голубизны. С яхты в конце причала до Зака доносился пьяный смех.