– Запомнил, куда надо? Сам дорогу найдёшь? – спросил он.

– Найду.

И искать-то нечего. Вышел из усадьбы, повернул направо и шагай до самой почты.

Мы вошли в комнату. Её перегораживал длинный стол. А на двух других лежали письма, газеты, журналы. Пахло чернилами. Здесь работали две девушки в военной форме.

– Привет полевой почте! – поздоровался Пётр Иваныч.

– О, разведчики! – удивилась черноглазая, весёлая и хлопотливая. Она увидела меня и подняла брови: – А это кто такой? Тоже разведчик?

– Бери выше! И разведчик и почтальон. Вы уж не обижайте его.

– А когда мы разведчиков обижали? Правда, Валя? – обратилась черноглазая к своей подруге.

– Проходи, почтальон, – сказала Валя мне. – Смелее.

Мне уже приходилось видеть девушек на фронте, но такую красивую, как Валя, я ещё ни разу не встречал. Её волосы были похожи на Витины, только ещё золотистее и лежали аккуратной волной. А глаза так хорошо улыбались, что и самому хотелось улыбнуться ей. Она была в обычной красноармейской форме – в перетянутой ремнём гимнастёрке, зелёной юбке, брезентовых сапогах по ноге. Но на ней форма выглядела как-то особенно красиво. Аккуратно и ловко перебирала она письма и газеты, и те будто сами ложились на своё место. Сразу было видно, что Валя на почте старшая. И Пётр Иваныч посматривал на неё уважительно.

Валя подошла к мне:

– Давай свою сумку, почтальон.

Она положила в неё письма, помогла мне надеть сумку, поправила ремень и дала большую пачку газет. Теперь надо быстрее возвращаться в усадьбу.

Когда мы уходили, захотелось ещё раз посмотреть на Валю. Она ласково встретила мой взгляд.

– До свидания, – сказал я ей тихо.

– До свидания. Завтра приходи, не опаздывай.

Пётр Иваныч не торопился, присел на траву:

– Посмотрим, кому сегодня плясать придётся.

Он раскрыл сумку, вытащил письма и стал их перебирать. Вот письмо дяде Васе в большом, склеенном из газеты конверте. Вот Яшке Филину и ещё троим разведчикам.

Петру Иванычу писем не было. Он нахмурился, положил письма обратно в сумку.

Как только мы появились в усадьбе, разведчики подбежали к нам. Я положил газеты на траву, достал письма.

– Это вам, – протянул я конверт дяде Васе.

– Спасибо, Федюшка.

– А мне? – Яшка нетерпеливо следил за моими руками, провожал взглядом каждое письмо.

– Есть. Держи.

Яшка выхватил у меня конверт, разорвал его и стал быстро читать густо исписанный листок.

А дядя Вася не торопился разрывать свой конверт. Он, вытянув руки, посмотрел его на свет, потёр пальцами и только тогда аккуратно оторвал край.

Я раздал все письма и взялся за газеты. В пачке были «Правда», «Комсомольская правда», «Красная звезда» и газета нашей дивизии «Гвардейское знамя». Больше всех газеты любил читать Витя. Я сначала ему буду отдавать их.

А где же он? Почему он меня не встретил? Правда, ему не было письма. Я бы, конечно, ему первому отдал.

Витя был в нашей комнате.

– Явился наконец! – обрадовался он. – А я уж заждался тебя. Заниматься пора. Или забыл уговор?

Ещё в наступлении мы с ним договорились, что он будет учить меня грамоте. Я хотел, чтобы у меня и у Вити было какое-то своё, только наше дело. И потом, почтальону без грамоты нельзя. Перед самой войной я должен был пойти в школу, приготовил книжки, тетради – и не пришлось. Я уже тогда хорошо читал, меня мама рано выучила. Потом у Третьяка я старался прочитать всё, что попадалось под руку. Правда, Третьяк столько наваливал на меня работы, но я ухитрялся выбрать время. А вот с письмом дело было плохо. Только буквы выводить научился.

Я сел за стол, приготовился.

– Держи.

Он протянул мне хорошо отточенный карандаш и толстую тетрадь в картонной обложке с плотными гладкими листами. Он смотрел на меня умными глазами и думал о чём-то хорошем. Теперь он был не просто Витя, а учитель.

– С чего начнём? Давай с алфавита. Проверим, как ты знаешь буквы. Пиши «а».

Вдруг я всё забыл и у меня ничего не получится? Как же пишется эта буква?.. Вспомнил! Я старательно налегал грудью на стол и медленно выводил букву «а». Витя наклонился надо мной.

– Смотри ты, хорошо получается! Пиши эту букву до конца строки… Теперь перейдём к букве «б».

Он сам вывел букву в начале строки. Я старался писать так, чтобы мои буквы были не хуже, чем у него. Мы быстро вспомнили все буквы. Витя обрадовался:

– Не будем терять времени. Начнём писать слова. Пиши: «Ма-ма».

Он произносил это слово, растягивая каждую букву.

Карандаш вдруг стал непослушным, и буквы с трудом появлялись на бумаге. Если я напишу это слово до конца, то тут же зареву. Витя с удивлением смотрел на меня. Его глаза стали тревожными. Он всё понял:

– Вот что. Подожди. Ты части автомата помнишь?

– Помню.

– Будем их писать. Начинай: «Зат-вор».

Я написал это слово легко, без помарок.

– Молодец! Ну-ка напиши ещё раз… Пошли дальше. Пиши: «У-дар-ник».

Витя всё время говорил, поправлял меня. Я постепенно успокоился и думал только о тех словах, которые выводил в тетради.

Наступил вечер. Красное, без лучей солнце село за садом. В окно дул ветер. На землю легли холодные тени.

Надо было готовиться к завтрашнему дню. Утром я отнесу письма на почту. Вот собрать бы их полную сумку! А то придёшь с пустой, Валя ещё обидится.

Разведчики меня не подвели – они сидели за столом в большой комнате и при свете коптилки писали письма. Я тихо ходил по комнате и ждал, чтобы они сразу отдавали их мне. Даже сумку надел.

На краю стола примостился дядя Вася. Он напряжёнными пальцами держал карандаш и выводил неровные буквы. Иногда он подпирал голову кулаком и задумывался. Яшка положил перед собой письмо, которое я ему сегодня принёс, и писал, всё время заглядывая в него. Он сложил письмо фронтовым треугольником и первым отдал мне.

Я держал в руках письмо и ничего не понимал. Это было письмо нашему Сарпахану Каржаубаеву. Мёртвым письма не пишут. Его давно с нами нет. Неужели у него дома, там, в Казахстане, не знают об этом? Значит, они думают, что он ещё воюет, что с ним ничего не случилось. Они ждут, что он напишет, и кто-то будет прыгать и смеяться от радости, когда письмо от него придёт.