Но начну я главу, как и ранее, с краткой обрисовки фона общественной жизни Советского Союза в те пятнадцать лет (1965-1980), о которых пойдет речь. Точнее, не всего Союза, а главным образом, Москвы и Ленинграда.

Диссиденты и правозащитники

Общественная жизнь столиц в эти годы протекала под знаком самоотверженной борьбы радикальной части интеллигенции с властями. И даже не всей интеллигенции, а, в основном, научных работников, студентов и кое-кого из деятелей искусства. Предметом борьбы являлась свобода! Свобода печати, информации, собраний, мирных манифестаций. Открытость судопроизводства. И прочие гражданские права, провозглашенные Декларацией ООН. Основной формой борьбы со стороны интеллигенции служила подпольная или открытая реализация своих гражданских прав и свобод вопреки противодействию властей. А также обличение жестоких способов такого противодействия. Активных участников этой борьбы называли «диссидентами», а после Хельсинкского соглашения 75-го года — «правозащитниками».

Со стороны правительства и КГБ основным методом борьбы являлась произвольная трактовка в закрытых судебных заседаниях поступков, писаний и публичных заявлений своих противников как антигосударственных. С вытекавшими из такой трактовки насильственными действиями. Разгонами митингов и демонстраций. Заключением авторов подпольных публикаций и лидеров протестных манифестаций в тюрьмы и «психушки». Высылкой из страны. Увольнением с работы сотрудников, подписавших коллективные письма властям с протестами против таких насилий.

Все перипетии неравной борьбы с властями были описаны в воспоминаниях ее участников и специальных исследованиях, как только в эпоху гласности все это могло быть опубликовано. Поэтому здесь я ограничусь только хронологией важнейших внутриполитических событий, отмечая параллельно эволюцию международной обстановки и внешней политики СССР. Итак:

Апрель 65-го года. На Пушкинской площади в Москве состоялась первая манифестация с требованием освободить недавно арестованных: поэта Бродского и диссидента Буковского. Собралось более 100 человек. Манифестация была разогнана милицией. Милиционеры были в необычной форме и вооружены резиновыми дубинками. Состоялось первое знакомство с ОМОНом — отрядами милиции особого назначения.

Сентябрь 65-го года. Арест Синявского и Даниеля, публиковавших свои критические произведения под псевдонимами за рубежом. В правительство было направлено письмо в их защиту за подписью 80 видных граждан и деятелей культуры.

Февраль 66-го года. В закрытом судебном заседании Синявский и Даниель были приговорены к семи и пяти годам тюремного заключения.

66-й год. Лично Брежневу было направлено письмо по поводу опасности намечавшейся реабилитации Сталина. Его подписали 25 наиболее выдающихся ученых, литераторов и театральных деятелей — артистов и режиссеров.

67-й год. Арест видных диссидентов Голанского, Гинзбурга и снова Буковского. Разворачивается массовая кампания отправки в адрес правительства коллективных писем с требованием освободить арестованных или, по меньшей мере, судить их открытым судом. Эта кампания «подписантов» (по многим другим аналогичным поводам), несмотря на карательные санкции со стороны КГБ и администраций по месту работы, продолжалась до конца 60-х годов.

66-й, 67-й годы. В «самиздате», то есть в многократных перепечатках на пишущих машинках появляются не публиковавшиеся с 30-х годов сборники стихотворений Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, Цветаевой, Волошина. А также произведения А. Солженицына «Раковый корпус» и «В круге первом».

67-й год. Юрий Андропов из аппарата ЦК переходит на пост главы КГБ. Вокруг Москвы устанавливаются «глушилки» — мощные радиопередатчики, заглушающие зарубежные «голоса» — передачи на русском языке радиостанций «Свобода», «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкая волна». Материал для их передач поставляют главным образом диссиденты.

68-й год. Закрытый судебный процесс Голанского и Гинзбурга. Приговорены к тюремному заключения. Буковский от них отделен — его в следующем году обменяют на лидера чилийских коммунистов Корвалана.

68-й год. В «самиздате» начинают выходить «Хроники текущих событий» (редактор Горбаневская). В них сообщается обо всех случаях преследования диссидентов. За последующие 14 лет выйдет 64 выпуска «Хроник».

21 августа 68-го года. Советские танки входят в Прагу с целью пресечь развернувшееся в Чехословакии по инициативе ее компартии (Дубчек и др.) движение за построение социализма «с человеческим лицом». Чешские войска сопротивления не оказывают — происходит бескровная оккупация «союзного государства». Подавляющее большинство граждан СССР одобряет эту акцию. Советская пропаганда убедила их, что Чехословакию намереваются захватить западногерманские и австрийские фашисты. А там — «могилки» 150 тысяч наших солдат, освобождавших эту страну во время Отечественной войны.

В сентябре 68-го года известный швейцарский писатель Дюрренматт записывает в связи с чешскими событиями: «Коммунист — это почетное имя, а не бранная кличка, и пражские коммунисты доказали это... Люди, которые раньше кричали: «Лучше мертвым, чем красным!», кричат сейчас: «Дубчек! Свобода!» В Чехословакии человеческая свобода в ее борьбе за справедливый мир проиграла битву. Битву, но не войну...» и далее: «Коммунизм — это предложение разумного устройства мира...»

Любопытен в связи с чешскими событиями разговор политического советника ЦК КПСС Александра Бовина с Петром Капицей, который Бовин пересказывает в своих «Воспоминаниях», вышедших в 2003 году: «Сижу пью чай, — пишет он, — в домике старого Капицы. Июль 1968 года. Разговариваем о пражских делах, о неприятии советскими деятелями «социализма с человеческим лицом». Капица сердится, стыдит меня: вот Вы там рядом с начальством, неужели Вы не можете твердо сказать: оставьте Прагу в покое, пусть делают «лицо», которое хотят, нам бы о своем лице лучше побеспокоиться.

Я тоже разозлился. А почему вы, ученые, молчите? Меня, моих друзей легко выгнать, мы заведуем только бумагами. А Вы и Ваши друзья заведуете оружием. Капицу, Келдыша, Харитона не выгонишь. Так что же вы молчите? Судьба Сахарова смущает? Потому что вы обрекли его на одиночество, позволили измываться над ним...»

Бовин прав. Если хотя бы названная им тройка великих ученых присоединилась бы к Сахарову, эффект их объединенного давления на советское правительство был бы куда более значительным, чем все движение диссидентов. Кстати, в том же 68-м году, за месяц до вторжения в Чехословакию, Андрей Сахаров направил руководителям партии и правительства обширное послание, озаглавленное «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Я еще вернусь к содержанию этого послания. А сейчас воспользуюсь перерывом, возникшим в моей хронологии, чтобы написать о своем отношении к диссидентам того времени.

Я испытывал к активистам этого движения чувства глубокого уважения и восхищения их мужеством, но сам участия в нем сознательно не принимал. С живым интересом и сочувствием читал все материалы «самиздата», какие мог достать, обменивался ими с близкими друзьями, но не позволял себе заниматься размножением этих материалов. Не ходил на манифестации и в пикеты. Дело в том, что подвиг диссидентов той поры я считал бесполезным. Те, кто рисковал брать, читать и передавать дальше продукцию «самиздата», ходить на митинги и подписывать коллективные письма, не нуждались в убеждении. И даже в дополнительной информации о злодеяниях КГБ. Они уже давно все поняли. Правительство и «органы безопасности» только в силу своей тупости опасались этого движения. В нем принимали участие от силы несколько сотен москвичей и ленинградцев. Никакой серьезной угрозы режиму они не представляли. Вся многомиллионная масса советских граждан о них не знала и как черт от ладана шарахалась от участия в любом не руководимом властями политическом действии. Сталинская эпоха их в этом плане хорошо воспитала. Продукция «самиздата» и неискаженная информация о протестных акциях диссидентов до населения огромной страны могли доходить только через русскоязычные передачи зарубежных радиостанций. А уж подозревать иностранцев в злонамеренной клевете на все, что происходит в Советском Союзе, наш народ приучили основательно. Эти передачи скорее дискредитировали движение диссидентов, чем помогали распространению их взглядов.