Бутлер
Октавио
Бутлер
(спокойно)
Октавио
Бутлер
(Уходит.)
Явление двенадцатое
Те же,кроме Бутлера. Входит графиня Терцки,бледная, с искаженным лицом; говорит медленно, слабым и отрешенным голосом.
Октавио
(обращаясь к ней)
Графиня
Октавио
(с глубокой скорбью)
Графиня
Октавио
Графиня
(подняв глаза к небу)
Октавио
Графиня
(собрав последние силы, говорит с живостью и благородством)
Октавио
Графиня
(Уходит.)
Гордон
Появляется гонец с пакетом. Гордон подходит к нему.
(Прочитав адрес, протягивает Октавио пакет, с упреком во взоре.)
Октавио, задрожав, устремляет скорбный взор к небу.
Занавес.
МАРИЯ СТЮАРТ
Трагедия
Перевод Н. Вильмонта
Эпоха Возрождения, эпоха раскрепощения личности, время обострения борьбы между католиками и протестантами. На этом историческом фоне и произошла самая романтическая драма XIV-го столетия. В трагедии она показана как вражда двух королев, Елизаветы и Марии. Королевские страсти, высокие конфликты: торжество и несгибаемость духа, тайная свобода и непокоренное человеческое достоинство. Образ Марии Стюарт сложен и противоречив. Она представляется то убийцей, то мученицей, то неумелой интриганкой и заговорщицей, то святой. Финал ее печален, Мария обезглавлена.
Действующие лица
Елизавета,королева Английская.
187
Вот… Князю Пикколомини.— У этой знаменитой финальной строки трагедии «Смерть Валленштейпа» (и всей трилогии) большая литература. Блестяще комментировал эту реплику, существо которой лишь в одном слове — «князю», Гегель, подчеркивающий в особенности перенос акцента со слова на мимику актеров, участников финала: «Старый Октавио во многом способствовал падению Валленштейна; теперь он находит его злодейски убитым по наущению Бутлера, и в тот самый момент, когда графиня Терцки заявляет, что приняла яд, приходит императорское послание. Гордон прочитывает надпись и передает письмо Октавио, бросая на него взгляд, полный упреков. Он говорит: «КнязюПикколомини». Октавио пугается и с болью поднимает глаза к небу. Что чувствует здесь Октавио, получая вознаграждение за услугу, в кровавом исходе которой он повинен больше других, здесь не сказано словами, но выражение целиком предоставлено мимике актера» («Эстетика», т. 3, с. 569).