СПИСОК ЛАТИНСКИХ НАЗВАНИЙ РАСТЕНИЙ1

Allium	Лук (у H. M. Пржевальского — дикий чеснок
Asclepias (нужно: Аросупum Hendersoni)	Кендырь
Butomus	Сусак
CaUigonum	Джузгун
Caragana	Карагана, дереза
Caragana jubata	Карагана — верблюжий хвост
Ceratbcarpus	Ибелек, эбилек, рогач
Drosera	Росянка
Eleagnus	Джида, лох
Ephedra	Эфедра, хвощ
Evonymus	Бересклет
Gallium	Подмаренник
Halimodendron	Джингил
Hedysarum	Копеечник
Hippuris	Водяная сосёнка
Iris	Ирис, касатик
Kalidium	Бударгана, поташник
Lasiagrostis	Чий, дэрисун, дэрэс
Lonicera	Жимолость
Myosotis	Незабудка
Nitraria	Селитрянка, хармык
Pedicuiaris	Мытник, вшивица
Picea Schrenkiana	Тяньшанская ель
Populus diversifolia	Разнолистный тополь, тогрук, туранга
Pottentilla	Лапчатка
Primula	Первоцвет
Pulsatilla	Прострел, сон-трава
Salix	Ива
Statice	Кермек
Stellaria	Звездчатка
Saxifraga	Камнеломка
Typha	Куга, рогоз
Vicia	Горошек
Viola	Фиалка

ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ

⁽¹⁾ Помощник H. M. Пржевальского по его первому центральноазиатскому (монгольскому) путешествию М. А. Пыльцов не смог принять участие во второй и последующих экспедициях Пржевальского в Центральную Азию. Семейные обстоятельства, сложившиеся у Пыльцова, его женитьба на сестре H. M. Пржевальского, заставили Николая Михайловича искать себе других спутников. Дело это было очень трудным. Пржевальский серьёзно и ответственно относился к подбору участников экспедиции, справедливо полагая, что в хорошо подобранном составе экспедиции — залог её успешной работы и счастливого возвращения. В желающих ехать с Пржевальским недостатка не было. H. M. Пржевальский предполагал, что его помощником на этот раз вновь окажется Николай Яковлевич Ягунов, который был уже испытан им в уссурийском путешествии. Однако судьба решила иначе. Ягунов, будучи уже поручиком Кексгольмского гренадерского полка, 8 (20) июня 1875 г., купаясь в реке Висле, утонул. Это было большим горем для нашего путешественника, который очень любил Ягунова.

⁽²⁾ "Я до сих пор еще не могу свыкнуться с мыслью, что Ягунова уже не существует. Всё кажется, что вот-вот он приедет к нам в деревню, — так недавно еще был среди нас, а теперь превратился в ничто…" (из письма И. Л. Фатееву 14 июля 1875 г.; по Н. Ф. Дубровину, стр. 199). В результате долгих поисков и колебаний H. M. Пржевальский останавливает свой выбор на двух: Е. М. Повало-Швыйковском (в своем отчёте Пржевальский почему-то пишет — Швейковский) и Ф. Л. Эклоне.

Федор Леопольдович Эклон сопровождал Пржевальского во втором и третьем путешествиях в Центральную Азию. Эклон был сыном служащего, молодым человеком 18 лет, когда великий путешественник начал подготавливать его к навыкам экспедиционной жизни и к полевой работе, очень многообразной и в общем трудной. Пржевальский направляет Эклона в Самогитский полк в качестве вольноопределяющегося. Позже Эклон получил чин поручика Ростовского гренадерского полка. Пржевальский очень полюбил Эклона, который оказался хорошим помощником и товарищем.

Евграф Михайлович Повало-Швыйковский — сын соседки Пржевальского по имению в Смоленщине. Повало-Швыйковский был тогда юнкером, но в момент путешествия — прапорщиком Звенигородского полка, а позже поручиком.

Пржевальский знал Евграфа Михайловича с самого детства и потому считал, что может спокойно положиться на него в трудных условиях путешествия в пустынях Лоб-нора или нагорьях Тибета. Как показывает дневник и отчёт Пржевальского, эти его надежды не сбылись. Вот что он пишет в своём дневнике от 20 сентября 1876 г.:

"Тяжёлый день, сегодня я отправил обратно в Кульджу, а оттуда в полк, Швыйковского, оказавшегося совершенно негодным для экспедиции по своей умственной ограниченности и неспособности к какому-либо делу. Ни снимать птиц, ни стрелять, ни делать съёмки — ничего не умел бедный Евграф. Сначала я думал, что он научится всему этому, но вот прошло уже более месяца, а Швыйковский остался тем же, каким был и при начале экспедиции. Я вынужден был его прогнать, как человека совершенно бесполезного. Тяжело мне было решиться на это. Евграф ко мне лично привязан, притом он доброй души. Да, наконец, здесь, где всё чужое и враждебное, преданный товарищ ценится более, чем где-либо. Однако необходимость взяла верх. Я отправил Евграфа, хотя вчера вечером и сегодня утром я плакал несколько раз как ребенок. Возвращение Швыйковского я обставил как можно лучше и в материальном и в нравственном отношениях. Дал ему прогоны и жалованье — всего 800 руб., причиною возврата везде выставил болезнь. Остался я теперь с одним Эклоном; с ним мы и сделаем всю экспедицию".

⁽²⁾ Смета, поданная Пржевальским на расходы по второй экспедиции, исчислялась в 24 740 руб. из расчёта двух лет работы. Предполагалось, что если экспедиция задержится на третий год работ, что и входило в первоначальные планы путешественника, тогда дополнительно следовало послать ещё 12 тыс. руб. 31 января 1876 г. Совет Русского Географического общества постановил ходатайствовать об отпуске этих средств H. M. Пржевальскому.

⁽³⁾ Панфил Чебаев и Дондок Иринчинов — два спутника Пржевальского по монгольскому путешествию, к которым хорошо относился великий путешественник. Оба они родом из Забайкалья (Иринчинов — бурят по национальности), были долгими и верными спутниками Николая Михайловича по Центральной Азии. О составе Лобнорской экспедиции пишет автор в полевом дневнике за 1—11 августа 1876 г.: "Всего нас десять человек: я, Эклон, Швыйковский, переводчик киргиз Исаев (крещёный?) и казаки Чебаев, Иринчинов (прежние), Бадмаев, Черепанов и Козлов; эти последние взяты из Семиреченского войска".